Оно - Кинг Стивен. Страница 75
— Никогда больше так не пугай меня! — кричала она. — Никогда больше! Никогда! Никогда!
Каждое восклицание сопровождалось ударом посудного полотенца. Майк ожидал, что отец вступится за него и положит этому конец, но отец не заступился… возможно, боялся, что она набросится на него, попытайся он вмешаться. Майк усвоил урок: одной порки посудным полотенцем вполне хватило. Домой до темноты, да, мэм. Будет исполнено.
Он шагал через поле к гигантским развалинам, занимающим центральную часть. Конечно же, это руины Металлургического завода Китчнера — Майк не раз проезжал мимо, но никогда не думал о том, чтобы обследовать их, и не слышал, чтобы кто-то из ребят рассказывал об этом. Теперь, нагнувшись, чтобы получше разглядеть несколько кирпичей, лежавших пирамидой, он подумал, что знает причину. Поле заливал яркий свет солнца, плывущего по весеннему небу (лишь изредка, когда облачко на короткое время закрывало солнце, поле медленно пересекала огромная тень), что-то здесь было пугающее… возможно, тишина, нарушаемая лишь ветром. Он чувствовал себя исследователем, обнаружившим остатки мифического древнего города.
Впереди справа он увидел закругленный бок массивного, облицованного плиткой цилиндра, поднимающегося над высокой травой. Побежал туда. Это была главная дымовая труба Металлургического завода Китчнера. Майк заглянул в нее и вновь почувствовал пробежавший по спине холодок. Диаметра трубы хватало, чтобы Майк мог войти в нее, если бы захотел. Но он не хотел; одному Богу известно, какая мерзость могла налипнуть на внутреннюю, зачерненную дымом облицовку, какие насекомые и твари могли обитать в трубе. Ветер дул порывами. И когда воздух двигался поперек лежащей на земле трубы, возникал жуткий звук, похожий на тот, что издавали лосиные дудки с вощеными струнами, которые он и его отец каждую весну устанавливали на головах пугал. Майк в испуге отступил назад, внезапно подумав о фильме, который вчера смотрел с отцом в программе «Раннее шоу». Фильм назывался «Родан», [116] и они вроде бы получали огромное удовольствие, когда сидели перед телевизором, отец хохотал и кричал: «Уложи эту птичку, Майк!» — всякий раз, когда Родан появлялся на экране, и Майк стрелял из пальца-пистолета, пока мать не засунулась в дверь и не попросила вести себя потише, потому что от такого шума у нее разболится голова.
Но теперь все выглядело не столь забавно. В кино Родана освобождали из центра земли шахтеры-японцы, которые рыли самую глубокую в мире шахту. И глядя в черное жерло этой трубы, не составляло труда представить, что птица затаилась в дальнем конце, сложив кожистые, совсем как у летучей мыши, крылья на спине, и смотрит на маленькое круглое лицо школьника, заглядывающего в темноту, смотрит, смотрит своими большими, с золотыми ободками глазами.
Дрожа всем телом, Майк отпрянул еще дальше.
Он пошел вдоль дымовой трубы, наполовину погрузившейся в землю. Поле чуть поднималось и, следуя внезапному порыву, Майк забрался на трубу. Снаружи она не вызывала такого страха, а ее поверхность нагрелась от солнца. Он поднялся и двинулся дальше, раскинув руки (ширины хватало, и упасть он никак не мог, но ему хотелось прикинуться цирковым канатоходцем). Ветер ерошил волосы, и Майку это нравилось.
Пройдя трубу до конца, мальчик спрыгнул на землю и принялся обследовать территорию: битые кирпичи, куски дерева, ржавые железяки. «Принеси сувенир», — написал отец, и Майку хотелось найти что-то интересное.
Он направился к зияющему провалу, возникшему на месте сталелитейного завода, внимательно глядя под ноги, стараясь не наступать на осколки стекла, которых вокруг хватало.
Он помнил о провале и предупреждении отца не приближаться туда; помнил и о трагедии, которая произошла здесь более пятидесяти лет назад. Он отдавал себе отчет, что если в Дерри и есть населенное призраками место, так это развалины металлургического завода Китчнера. Но он не собирался уходить, не найдя что-нибудь интересное, сувенир, который стоит увезти с собой и показать отцу.
К провалу он продвигался медленно и осторожно, в какой-то момент пошел параллельно краю, поскольку предупреждающий голос в голове шептал, что стенки размякли от весенних дождей, могут осыпаться и утянуть в яму, где полно острых железяк, одна из которых могла насадить его на себя, как бабочек насаживали на иголки. Такой ржавой, мучительной смерти, конечно же, не хотелось.
Он поднял оконный шпингалет, отшвырнул в сторону. Нашел ковш, ручку которого скрутило невообразимым жаром, достаточно большой, чтобы стоять на столе великана. Увидел поршень, такой тяжелый, что не смог бы сдвинуть его с места, не говоря о том, чтобы поднять. Переступил через него и…
«А если я найду череп? — свернула внезапная мысль. — Череп какого-нибудь ребенка, одного из тех, кто погиб, отыскивая пасхальные шоколадные яйца в далеком тысяча девятьсот каком-то году?»
Он оглядел залитое солнечным светом поле, потрясенный этой мыслью. Ветер завыл в ушах, еще одна тень медленно проплыла по полю, как тень гигантской летучей мыши… или птицы. Майк вновь с небывалой остротой почувствовал, как здесь все тихо и спокойно, как странно выглядело это поле с грудами кирпича и железными остовами. Словно когда-то давно тут произошла ужасная битва.
«Не будь дураком, — одернул он себя. — Они нашли все, что можно было найти пятьдесят лет назад. После взрыва. И даже если не нашли, какой-нибудь пацан… или взрослый… нашел то… что оставалось. Или ты думаешь, что единственный, кто пришел сюда за сувениром?»
Нет… нет, он так не думал. Но…
Но — что? Ответа на этот вопрос потребовала здравая часть рассудка, и Майк подумал, что вопрос она задала слишком громко, слишком поспешно. Даже если тут что-то и оставалось, за прошедшие годы все сгнило. Поэтому… что?
Майк нашел в траве расколотый ящик от письменного стола, отбросил. Еще приблизился к провалу. Мусора только прибавлялось. Он не сомневался, что уж тут-то найдет что-нибудь интересное.
«А если здесь призраки? Что тогда? Что, если я увижу руки над краем провала, что, если они начнут вылезать из этой дыры в земле, дети в лохмотьях, в которые превратились их праздничные одежды, одежды после того, как пятьдесят лет гнили, рвались и пачкались от весенней грязи, осеннего дождя, зимнего снега? Дети без голов (он слышал в школе, что после взрыва женщина нашла голову одной из жертв на дереве в своем саду), дети без ног, дети без кожи, выпотрошенные, как треска, дети, которые, совсем как я, спускались вниз, чтобы поиграть в сумраке… под нависающими железными балками, среди больших ржавых шестерен…
Прекрати, ради бога, прекрати!»
По спине пробежал холодок, и Майк решил, что пора уже что-нибудь взять (что угодно) и делать ноги. Он пощупал землю наобум и наткнулся на шестеренку диаметром примерно в семь дюймов. В кармане у него лежал карандаш, Майк быстро достал его, очистил зубцы от земли. Сунул сувенир в карман. Теперь он мог уходить. Мог уходить, да…
Но ноги медленно несли его в противоположную сторону, к краю провала, и он, объятый ужасом, осознал, что должен заглянуть вниз. Должен увидеть, что внизу.
Он ухватился за торчащий из земли, качающийся кол, наклонился вперед, чтобы увидеть, что там внизу. Не получилось. От края его отделяли еще пятнадцать футов, он стоял слишком далеко, чтобы в поле зрения попало дно провала.
«Мне без разницы, увижу я дно или нет. Я возвращаюсь. Сувенир у меня в кармане. Нет никакой необходимости заглядывать в эту гадкую, древнюю дыру. И папа наказывал держаться от нее подальше».
Но неуместное, почти нездоровое любопытство не позволяло уйти. Он приближался к краю шаг за шагом, понимая, что теперь, когда деревянный кол остался вне досягаемости, ухватиться не за что, а земля под ногами действительно рыхлая. Да и по самому краю он видел углубления, напоминающие просевшие могилы, и понимал, что это места прежних обрушений.
116
Родан — монстр, созданный японскими кинематографистами, «птичка» весом в 30 т и с размахом крыльев в 200 м.