Синяя книга алкоголика - Коровин Сергей Иванович. Страница 35

– Ты же такая молодая! Зачем пьешь? Хочешь стать такими, как они? – кивает на теток. – Неужели нельзя не пить?

– Доктор, – говорит Алиса, – что мне делать? Я все понимаю, а бросить не могу! Как бросить? Что вы посоветуете?

Доктор задумался.

– Ну, – говорит, – вообще-то есть разные способы. Я, например, закодировался…

Как-то поздно вечером пьяный Дима Келешьян пришел в гости к Вите Касьянову и стал уговаривать его выпить. Касьянову пить не хотелось, но тот пристал, и Касьянов уступил:

– Ладно, иди в киоск. Келешьян говорит:

– Давай бабки, у меня нет.

Касьянов дал денег, тогда Келешьян говорит:

– Ты бы сам сходил, а то мне трудно.

Касьянов сходил. Выпили они, легли спать, и ночью Келешьян наблевал на пол. Утром Касьянов ему говорит:

– Ты бы убрал за собой.

Келешьян говорит:

– Почему я должен убирать? Я же помню, что не блевал!

Подошел, посмотрел внимательно и говорит:

– Теперь точно вижу, что это не я блевал. Я такого вчера не ел!

А однажды там же у Касьянова ночевал Болохов. Утром они проснулись, чувствуют – воняет блевотиной. Поискали, вроде везде чисто. Болохов собрался и ушел. Только к вечеру Касьянов обнаружил, что Болохов наблевал за диван.

Однажды Болохов зашел на Казанский вокзал купить Касьянову подарок на день рождения – порнографические карты, которые он присмотрел заранее в одном киоске. Был Болохов в длинном черном пальто, очках, свои роскошные волосы собрал в узел на затылке. В общем, солидный, благообразный человек. Стоит перед витриной, выбирает, какие карты интересней. Подходят к нему два пьяненьких мужичка.

– Святой отец, благословите!

– Ребята, – говорит Болохов, – я не поп. Но те пристали:

– Благословите, святой отец! – причем почтительно, смиренно.

В общем, он их благословил. Тогда один из них решил покаяться – вот, дескать, святой отец, грешен я, пью, что вы скажете? Болохов говорит – не поп я, ребята, просто у меня такая прическа! Тот опять: вы уж извините, святой отец, что я у вас время отнимаю… Болохову надоело, он говорит:

– Секундочку! – поворачивается к киоскеру. – Мне вон ту колоду, пожалуйста!

Купил, поворачивается к мужикам, показывает им карты и говорит:

– Вот, смотрите, что я купил! Я же говорю – я не поп!

Мужики обалдели. Тот, что каялся, посмотрел на Болохова с ужасом и говорит:

– Ну вы, святые отцы, даете!

Авдей Степанович рассказал мне о художнике Сергее Воронцове, с которым я, к сожалению, не знаком лично. Врачи нашли у него язву желудка и велели пить мумие. Налил он в бутылку от «смирновки» спирта, натолкал внутрь мумие и носил с собой. Поболтает, поболтает – выпьет. В общем, лечился.

Зашел как-то на Трехпрудный. Достал свою бутылку, а там мумие отдельно, а спирт отдельно.

– Смотрите, – говорит, – не смешивается!

Тогда Александр Сигутин взял у него бутылку, спирт слил и налил воды. Мумие сразу же растворилось и получилась неприятная черная жидкость. Воронцов посмотрел и говорит:

– Что я, эту хуйню пить буду? – и вылил снадобье в унитаз.

Квартирный хозяин Авдея Степановича Тер-Оганьяна и Владимира Дубосарского Леня пьет. При этом он часто звонит своей маме. Он снимает трубку, набирает номер и говорит:

– Маманя, бля на хуй, это я!

Однажды у Лени сломался телевизор. Зашел он к Авдею Степановичу, пожаловался.

– Ну, ничего, – говорит, – я с одним мастером договорился. Причем бесплатно. Я ему ставлю – он мне чинит.

– Это ты зря, – сказал Авдей Степанович. – Лучше просто заплати. А так вы нажретесь, и он ничего не починит.

Естественно, приходит телемастер, и они с Леней три дня безостановочно пьют. И понятно, им не до телевизора.

На четвертый день заходит Леня к Авдею Степановичу, садится и говорит сокрушенно:

– Ты был прав!

– Я же тебя предупреждал, – отвечает Авдей Степанович.

– Да, – согласился Леня. – Ну, ничего. Зато я его жену трахнул.

– Когда же ты успел? Вы же пили беспрерывно!

– А я заранее!

Однажды Леня возвращался домой. Из-за забора на него залаяла собака. Он припомнил, что если засунуть волку в глотку кулак, то волк рано или поздно задохнется и сдохнет. Леня пропихнул руку в щель и попытался засунуть кулак в глотку собаке. Собака откусила ему ноготь на пальце.

На кухне над умывальником, где обычно вешают зеркало, для красоты висит плакат с портретом президента Приднестровья Игоря Смирнова. Утром Леня умывается, поднимает на него глаза и говорит сокрушенно: «Блядь! На кого я стал похож!»

Дмитрий Врубель несколько раз кодировался. К Викиным родам он как раз в очередной раз закодировался, но, когда она легла в роддом, все коды оказались бессильны. Он так обрадовался, что, даже когда она еще не родила, многие, кто его видел в те дни, думали, что она уже родила, такой он был радостный. Однако, когда она-таки родила, он снова закодировался. Дня через два идут они с Авдеем Степановичем Тер-Оганьяном мимо длинного забора Врубель говорит:

– Смотри, позавчера шли здесь с Леликом и так смеялись! Особенно вон с того столба, видишь? А сейчас смотрю – забор как забор, ничего смешного.

Пьяный Хатханов шел по улице Энгельса домой. У него оставалось немного денег. «Может, взять еще? – думал Хатханов. – Нет, хватит. Лучше куплю Ирке „Сникерс"!»

Пройдя два квартала, он вдруг обратил внимание, что сжимает в руке початую бутылку портвейна.

Игорь Иващенко приехал к нам в гости чистенький, аккуратный. Вынул из сумки тапки. Я говорю:

– Тапки-то зачем вез?

– Понимаешь, – говорит Иващенко, – у меня белые носки. Новые.

Ладно, думаю.

Посидели, выпили. Я ушел спать, а Иващенко с Олей и еще кем-то, уже не помню, остались допивать.

Утром я обнаружил его спящим у входной двери на куче грязной обуви. В темноте белели новые носки.

Моя сестра Юля наблюдала такую сцену: по улице Горького в Ростове торопливым шагом идет Танюшка, позади бежит Иващенко, кидает в нее камни и кричит:

– Пошла на хуй!

Танюшка все время оглядывается, уворачивается от камней и повторяет:

– Игорек, прекрати немедленно! Игорек! Прекрати немедленно!

К Рите на Гвардейскую приехал брат. Пришли гости, принесли вина. Зашел Дима Дьяков, уже пьяный. Ему еще налили и посадили на табуретку у двери.

Вот все беседуют, а Дима дремлет и время от времени вставляет умные реплики. Ритин брат его послушал и говорит с уважением:

– Молодой человек, наверное, ученый?

И тут из-под Димы послышалось журчание, и звонкая струйка ударила в половицы…

Пение способно объединить самую разномастную компанию, структурировать самую бестолковую пьянку. Петь можно коллективно или вдвоем, иногда даже можно петь одному.

Однажды, приехав в Ростов, я купил бутылку вина и отправился в «Журналист», в гости к Евгению Валерьевичу Ахмадулину. Он достал бутылку водки, выпили, поговорили, но как-то вяло.

– Может, – говорю, – споем?

– Сейчас,– отвечает Ахмадулин, – у меня есть! Лезет в стол и достает два песенника страниц по сто каждый. Открыл первый на первой странице: «Эх, дороги!» И мы запели:

Э-эх! Дороги-и!

Пыль да туман!..

Позже, когда кончилось вино и началась водка, позвали двух женщин из бухгалтерии и вчетвером отпели оба песенника, полностью.

Однажды Евгений Валерьевич Ахмадулин купил телевизор. Отметил он с друзьями это дело, остановил машину, положил телевизор сверху на багажник и решил не привязывать – никуда он не денется…

Во времена антиалкогольного указа приходилось хитрить. Уезжая в Москву, Авдей Степанович с друзьями набрали портвейна, но пить на вокзале не решились – кругом милиция. Тогда они купили несколько бутылок «Буратино», вылили содержимое на землю и перелили в бутылки вино. А потом уже спокойно сидели и пили на перроне, прямо возле входа в отделение милиции.

Если говорить о всяких ухищрениях, то, например, Мирослав Маратович Немиров прятал от мамы вино в красивой бутылке из-под заграничного коньяка, в которой торчал пластмассовый цветок. Бутылка для красоты стояла на серванте.