Вредность - не порок - Полянская (Фиалкина) Катерина. Страница 42

— Совсем совесть потерял? А ну слезь с меня!

Алекс мгновенно проснулся, скатился на пол и смущенно проговорил:

— Извини, я не нарочно.

— Решил все-таки меня придушить?

Мужчина смутился еще больше. Таким он мне даже нравится. Без своего прохладного спокойствия и властелинистости. Подловила все-таки.

— Нет, погреть, — тихо сознался властелин. — Ты дрожала.

Ну вот как, скажите, можно на это чудо серенькое злиться? Лично у меня не получается. Ну и ладно.

На завтрак, плавно перетекший в обед, Люба решила запечь единственную оставшуюся в живых до этого дня утку. Из чего я сделала вывод, что девочку мы забираем с собой. Интересно, а ее кто-нибудь спросил?

Впрочем, Мишка особого недовольства не проявляла, стоя на трухлявом крылечке рядом с Габриэлем и наблюдая, как мокрый и злой Дармир с громкой руганью носится по двору за вертлявой птицей. Утка совершенно не желала становиться обедом, о чем уже минут двадцать сообщала нашему лекарю, с оглушительным гоготом нарезая вокруг дома и отчаянно размахивая крыльями.

Сложив одеяла и распихав их по сумкам, я уселась на край широкой лавки и подтянула под себя ноги — все же я жуткая мерзлячка. Алекс сидел здесь же и с задумчивым видом подтачивал меч. Воспользовавшись его задумчивостью, я в очередной раз принялась разглядывать мужчину. Конечно, властелина сложно назвать красивым. До ангела или хотя бы эльфа ему ой как далеко. Только мне (со скидкой на мою общую невменяемость) он почему-то кажется милым. А так… ничего особенного. Если, конечно, не считать седых волос, которые, вместо того чтобы стать белоснежными, как у магистра Измира, приобрели грязно-серый оттенок. Но вряд ли это можно считать таким уж достоинством. Прибавить к этому серые глаза, серый же дорожный костюм и Дара — получится самый заурядный маг, по Акрису такие толпами ходят. Ни за что не скажешь, что перед тобой целый властелин.

Из созерцательности меня вывел стук меча, загнанного в ножны одним ударом. Лицо Алекса вдруг стало жестким. До чего же, интересно, он там додумался?

— И отчего ты бесишься? — лениво полюбопытствовала я.

— От того, — неожиданно спокойно отозвался он, — что не могу разорваться. Нам нужно быть одновременно как минимум в трех местах. Сама понимаешь, что это невозможно.

Хм… Нам? Это что-то новенькое.

— Может, наконец снизойдешь до того, чтобы нормально объяснить, куда мы направляемся?

Алекс задумчиво потер переносицу:

— Для начала следует проверить твою догадку насчет Власа. Недалеко от Моренска есть одно место… в общем, сама все увидишь. А потом все будет зависеть от того, что мы там обнаружим. В любом случае придется еще заехать в Академию к магистру Измиру и в Кавигату — узнать, что там у них происходит.

Если Алекс готов забыть о своей гордости и добровольно обратиться не только в Совет долин, но и к директору Академии, значит, все еще серьезнее, чем казалось изначально. Час от часу не легче!

— А времени не так уж много, — со вздохом продолжал он. — Мы не можем долго отсутствовать в Боллате.

— Почему?

— Потому что любая долина — своего рода живой организм. А властелин — его душа, без которой тот не может долго существовать.

— А хранительница?

— А хранительница нужна властелину, чтобы не свихнуться от чужой боли.

На несколько минут я примолкла, но потом, набравшись смелости, все же спросила:

— И долго ты…

— Нет, — перебил он. — То есть не очень. Раньше в Боллате правил другой властелин. Так что если у меня уже проявляются признаки безумия, то только под твоим дурным влиянием.

Я обиженно фыркнула и отвернулась. Ну и как это следует понимать? Дурой он меня обозвал или так, дразнится, как всегда? Или… Поди разбери его.

Придумать ответную колкость я не успела: из открывшейся двери появился Дармир с поверженной уткой в руках. О недавних баталиях свидетельствовало только белоснежное перо, застрявшее в волосах победителя. Тушка уже была обезглавлена, ощипана и вскоре перекочевала в руки Любы. И уже через час мы все расселись за накрытым столом.

— Быстро поедим, и в путь, — скомандовал властелин.

— Ты уверен? — робко отозвалась Люба.

Честно говоря, я тоже предполагала, что у нас здесь осталось еще одно незавершенное дело.

— Абсолютно.

— А как же тени? — задал вертевшийся у всех нас на языках вопрос Дармир.

— Как угодно, — пожал плечами Алекс. — Достаточно того, что нам придется что-то делать с девчонкой.

— Где одна — там и для другой место найдется, — попытался пошутить Габриэль, но его юмора никто не оценил.

— Неужели ты оставишь все как есть? — недоверчиво протянул лекарь.

— Самое большее, что мы можем для них сделать, — это сообщить в гильдию.

— Но они же страдают, — поддержала мужа Люба. — Когда еще та гильдия снизойдет до обреченных, если вообще снизойдет.

— У меня нет времени решать чужие проблемы, — процедил Алекс. — Кстати, если мне не изменяет память, я никого за собой силой не тянул. Так что все желающие сделать доброе дело могут быть свободны.

Интересно, Габриэль тоже сам за ним увязался? Впрочем, о чем это я, сейчас есть вопросы поважнее.

— Даже если я тебя попрошу? — едва слышно спросила я и вперила в него пронзительный взгляд. И сама испугалась.

Властелин повернулся ко мне, наши глаза встретились. Я еле удержалась от того, чтобы не забиться трусливо под стол. Взгляд мужчины из серебристого стал стальным, а потом и вовсе почти черным. Мне потребовалась вся так некстати проснувшаяся храбрость, чтобы не отвернуться. Все, Ксюша, кажется, ты все-таки доигралась! Сейчас тебе популярно объяснят, где твое место.

Не объяснили. Он вообще не сказал мне ни слова. Вместо этого перевел взгляд на девчушку и резко спросил:

— Где?

Мишка испуганно поежилась и ткнула пальцем в соломенный коврик, лежащий у очага. Под ним оказался лаз в погреб. Только сейчас до меня наконец дошло, что это были за тени.

— Что с ними произошло? — тихо спросила я Мишку, пытаясь хоть как-то отвлечься от неприглядного зрелища, которое являли собой доставаемые из погреба останки.

Мелкая разом сникла, но, видимо, дабы больше к этому не возвращаться, ответила:

— К нам в конце весны тетя приезжала. Краси-ивая… — Девочка шмыгнула носом, ее глаза подозрительно заблестели. — Она обедала с нами. И просила вернуть ей какую-то печать. А потом они все вместе спустились в погреб. — Мишка, больше не таясь, вытирала и без того не особенно чистым рукавом нос. — Вечером тетя уехала, а ночью прилетели тени. А у меня слишком короткие ноги — до ступеньки не достают.

Люба тоже украдкой смахивала слезы, но сюсюкать с девочкой больше не пыталась. Чтобы не поддаться общему психозу, я до крови закусила губу. Так, надо срочно прекращать это массовое слезопролитие! А то вон даже Дармир уже глазами хлопает.

— Собирай свои пожитки. Вряд ли ты сюда еще вернешься, постарайся ничего не забыть.

Ух ты, а у меня уже неплохо получается командовать! Девчушку как ветром сдуло. Испугалась, наверное, что без нее уедем. Правильно, я бы тоже на ее месте испугалась.

Мысли в голове выплясывали настоящий хоровод. То есть кружились, не давая четкой картины. Женщина… печать, печать… Где-то я это уже слышала. Вот только где и в связи с чем, не помню. Тьфу ты, непонятица какая!

— Может, ты и меня очень попросишь? — елейным голоском предложил эльф.

Я оторвалась от своих раздумий и непонимающе уставилась на него. Ах да, кажется, теней было три! Хотя, возможно, я и ошибаюсь.

— А нужно? — делано изумилась я. — Неужели благородный, — старательно выделила голосом это слово, — эльф сможет остаться в стороне от благого деяния?

Фабиэль надменно задрал нос и с видом оскорбленного достоинства прошествовал к погребу — освобождать третью тень. Я удовлетворенно хмыкнула. Эльфячье самолюбие — вещь полезная. В данном случае — для меня.

За месяц зимы земля промерзла настолько, что пришлось битый час расхаживать между деревьями, выделывая несложные пассы руками, прежде чем стало возможно хоть немного сковырнуть ее. Мужчины сложили свою скорбную ношу на сухую (моими стараниями!) прошлогоднюю траву и принялись копать, а я, устало привалившись к березовому стволу, наблюдала за ними. Властелин, ангел и эльф. Чудная компания подобралась. Причем мотивов последнего я в упор не понимала. Чихать он хотел на теней с высокой башни, как, впрочем, и на всех остальных. Тогда что? Уязвленное самолюбие? Или стремление показаться благородным перед прекрасной (тут я скромно опустила глазки) девицей? Нет, это уже мое самомнение.