Паутина чужих желаний - Корсакова Татьяна Викторовна. Страница 22

– Евочка, а зачем тебе в город? – прервала мои раздумья Рая.

– К доктору, – почти не соврала я. – Сама ж говорила, нужно поберечься. Вот я и хотела заехать в клинику, поговорить с доктором, уточнить, как именно беречься.

– Может, на такси тогда? – предложила она. – Пока нового водителя не наймем?

– Такси исключено. – Я мотнула головой и поморщилась от волны головокружения.

– Давай подвезу. – Серафим всматривался в мое лицо так пристально, что, будь я более чувствительной, мне бы непременно стало неловко.

К счастью, особой чувствительностью и тонкой душевной организацией я сроду не отличалась, поэтому тут же согласилась:

– Давай!

– Встречаемся в холле через час. – Он выбрался из-за стола.

Я дождалась, когда Серафим выйдет из кухни, и требовательно посмотрела на Раю:

– Ну, рассказывай!

– Что рассказывать, Евочка? – Та присела к столу, как прилежная ученица сложив руки на коленях.

– Что он за фрукт такой, этот Серафим.

– Фрукт, – повторила она. – Это ты правильно подметила, Евочка. Серафим – он такой... непредсказуемый. Вот, кажется, шутит, смеется, а потом раз – и становится мрачнее тучи, грубить начинает, придираться. Амалия всегда грубиянкой была, а этот... непредсказуемый.

– А почему он со мной так фривольно? Мы с ним дружили раньше, что ли?

– Дружили? – Рая взглянула на меня почти с испугом. – Нет, Евочка, вы никогда не дружили. – Она задумалась. – У вас отношения были какие-то странные. Ты к Серафиму всегда прислушивалась, делала, как он велит, никогда с ним не спорила.

– Можно подумать, я вообще с кем-нибудь спорила. – Я воткнула шпильку в волосы.

– Нет, – Рая покачала головой, – с ним ты как-то по-особенному себя вела, робела перед ним сильно.

Значит, робела сильно?! Диагноз ясен – первая любовь, крепкая и чистая. Кто ж виноват, что объект – бездельник и повеса?! Любовь зла, полюбишь и Серафима. Вот почему он меня лапал. Привык, наверное, что ему это позволено... Придется отвыкать, блондины, даже такие красивые, не в моем вкусе, а лапать себя за просто так я вообще никому не даю.

– Вы только однажды очень сильно поссорились, даже кричали друг на друга, – Рая покосилась на приоткрытую дверь и перешла на шепот. – Как раз в тот день, когда ты в аварию попала.

Очень интересно. Любовь крепкая и чистая криков и ссор не предполагает.

– А чего ругались, ты не знаешь? – спросила я тоже шепотом.

– Я не подслушивала, Евочка. – Бледное Раино лицо побледнело еще сильнее.

– Я понимаю, но ругаются обычно громко, вдруг ты что-нибудь услышала.

– Да, – она кивнула. – Серафим сказал, что у тебя сроку один день и что он молчать не будет, а ты ответила, что тебе теперь все равно.

– Что все равно?

– Да откуда ж мне знать, Евочка?! Ты всегда такой скрытной была. Ты мне вообще ничего не рассказывала, только про Егорку, да и то потому, что... – экономка осеклась.

– Почему? – тут же насторожилась я.

– Потому что больше некому было рассказывать. Вот почему.

Что-то мне почудилось неискреннее в тихом Раином голосе, что-то такое ускользающее. Ладно, придет время, во всем разберемся.

– А жизнь свою я доверить этому Серафиму могу? – спросила я.

– В каком смысле, Евочка?

– Ну, довезет он меня до города в целости и сохранности или может по дороге в лесу бросить?

– Довезет, – сказала Рая не слишком, впрочем, уверенно. – Он тебя и раньше подвозил и в лесу никогда не бросал. – Она робко улыбнулась.

И на том спасибо, мне пока большего и не нужно...

– Софья Николаевна, вы прелесть! – Князь смотрит на меня чуть более заинтересованно, чем в первый раз. – Золотой цвет вам к лицу, он оттеняет красоту ваших глаз.

Заметил! И платье новое, и красоту глаз! Приседаю в реверансе, получается неловко. Сама виновата, надо было вместе с Лизи брать уроки этикета. Ничего, я научусь! Ради него чему угодно научусь.

А он уж на меня и не смотрит. Всем его вниманием завладела Лизи. Опять Лизи – соперница...

– Лизавета Григорьевна, счастлив вас видеть!

Да, я всего лишь прелесть, а ее он счастлив видеть...

А Семен вот переменился, переводит взгляд с меня на Лизи, а у самого лицо такое растерянное и щеки больше обычного румяные.

– Соня, да ты никак повзрослела! – Улыбается, смотрит на меня, будто впервые видит.

– Повзрослела, Сеня. – Тоже улыбаюсь, стараюсь не глядеть в сторону князя. – Тебя ж долго не было.

– Сонечка у нас настоящая красавица! – Наталья Дмитриевна тепло целует меня в щеку и окидывает одобрительным взглядом. – Такую естественную красоту ты, Сенечка, в столичных салонах не встретишь.

– Это верно. – Семен согласно кивает, прикладывается в поцелуе к моей руке. А давеча не целовал.

О чем я?! Да разве ж мне Сенино внимание надобно?! Разве ж я для него старалась?

Стол нынче накрыт в малой зале. Все по-домашнему, без недавнего пафосу. За столом прислуживает юркая скособоченная старуха, а лакеев не видно. Беседа течет неспешно. Папенька с Ефимом Никифоровичем разговоривают о скучном, о политике. Мадам и Наталья Дмитриевна обсуждают модный в этом сезоне фасон шляпок. Семен пытается есть и одновременно быть со мной любезным. Получается у него плохо, видно, что за четыре года, прожитые в столице, светским манерам он так и не научился. Андрей Сергеевич ухаживает за раскрасневшейся Лизи, а я умираю от ревности.

После обеда перебираемся в музыкальный салон. Лизи садится за фортепьяно, смущенно улыбается, расправляет складки на юбке. Князь пристраивается тут же, у фортепьяно, глядит на Лизи с обожанием.

У нее красивый, но слабый голос, и поет она фальшиво. Только никто не замечает, все внимательно слушают, а в конце аплодируют. Андрей Сергеевич громче всех, так, что стоящий на фортепьяно канделябр едва не падает. Пусть бы упал. Прямо на Лизи...

Рая не обманула: Серафим меня по дороге не бросил, доставил до места с ветерком и даже предложил подождать, пока я урегулирую все свои медицинские дела. От помощи я отказалась, потому что после урегулирования «медицинских дел» собиралась навестить одного человека. Без свидетелей. Серафим не стал настаивать, предложил лишь позвонить ему в случае чего. Я обещала, а сама подумала, что было бы совсем не лишним прикупить себе телефон.

В кошельке у меня лежали одолженные у Раи в счет будущих выплат десять тысяч рублей, не бог весть какая большая сумма, но на первое время хватит, а там, глядишь, Яков Романович сдержит слово, откроет на мое имя счет, и стану я финансово независимой женщиной. Как только стану, сразу начну приводить в порядок доставшееся мне тело. Нет, сразу не получится, двадцать тысяч я уже пообещала Рае с Севой. Ну, ничего, месяц потерплю. Или попрошу у Щирого еще двадцатку авансом. Может, не откажет...

Навещать Валентина Иосифовича я не стала, а прямиком направилась в административное крыло. В бухгалтерии, куда меня переадресовала приветливая девочка с ресепшена, меня ждало приятное удивление: некто, пожелавший остаться неизвестным, на полгода вперед оплатил пребывание моего бедного тела в гостеприимных стенах клиники. Я догадывалась, кто он, этот некто, и планировала нанести ему визит.

Вадим, мой самый хороший и самый перспективный любовник, жил неподалеку, пешком полчаса от силы, а на троллейбусе и того быстрее, но я решила прогуляться. Погода как раз располагала к пешим прогулкам: солнце, кажется, вспомнило наконец, что на дворе весна, и выглянуло из-за туч. С крыш немилосердно капало, снег таял прямо на глазах – в общем, все так, как я люблю.

Я никогда не считала себя сентиментальной, моему здравомыслию и трезвому взгляду на жизнь позавидовал бы кто угодно, но на сей раз меня проняло. По большому гамбургскому счету, Вадим мне ничего не должен, отношения с ним у меня сложились необременительные и взаимовыгодные, любви не было, но мы хорошо понимали друг друга и умели находить компромиссы. В подобных условиях другой мужчина не стал бы обременять себя никакими обязательствами и проплачивать содержание бесперспективной любовницы в дорогущей клинике, а Вадим стал. Это было настолько неожиданно и странно, что я, подчиняясь внезапно возникшему порыву, решила его навестить.