Паутина чужих желаний - Корсакова Татьяна Викторовна. Страница 40

Зинаида Павловна посмотрела сначала на часы, потом в окно, кивнула:

– Через пару минут малышовую группу выведут на прогулку. Вы идите, Ева Александровна, не буду вас больше задерживать.

Я уже вставала, когда она вдруг спросила:

– Евочка, а вы не передумали? Я же понимаю, такая травма, у вас теперь со здоровьем, наверное, не сразу все гладко станет, но, помнится, вы говорили, что нашли способ решить проблему.

Я замерла, в сердце заворочалась та самая сапожная игла. А может, это и есть совесть? Кто б мог подумать, что я к ее голосу буду прислушиваться...

– Не передумала. – Все, что сказано, то сказано! Назад дороги нет. Да и зачем я приехала в этот интернат, если не за мальчиком.

– Евочка, вы такая умница, – зычный голос Зинаиды Павловны дрогнул. – Ну, дай бог, чтобы все у нас получилось! Я, со своей стороны, тоже сделаю все возможное: письма рекомендательные подготовлю, характеристику самую положительную... – Она неожиданно замолчала, достала из складок платья носовой платок, приложила к глазам и замахала на меня рукой, выпроваживая из кабинета.

Стоя на крыльце административного корпуса, я смотрела на копошащуюся неподалеку мелюзгу. Малышей оказалось человек пятнадцать, и мне предстояло отыскать среди них одного-единственного. Эх, сплоховала я, надо было у Сабурина хоть фотографию мальчика попросить.

К площадке я подходила медленно, с опаской разглядывая воспитанников Зинаиды Павловны. Чего греха таить, особым чадолюбием я никогда не отличалась, от маленьких детей бежала как черт от ладана. А тут не просто дети, а дети с особенностями психики. И у каждого, надо полагать, своя особенность, неповторимая. А еще неизлечимая...

Я остановилась возле Бабы-яги, растерянно погладила ее по сучковатому носу. Детишки, вопреки ожиданиям, были хорошо одеты, в яркие разноцветные курточки, аккуратные шапочки, добротные ботиночки, и этим не отличались от обычных детей. Отличались они другим. Дети так устроены, что секунды не могут провести без движения, носятся, орут и дерутся. Эти не носились, они просто стояли или в лучшем случае ходили по площадке, и от такой неправильности к горлу вдруг подкатил колючий ком. Чтобы не раскиснуть окончательно, я принялась гадать, который же из них мой. Егорка нашел меня сам...

Мальчик сидел на корточках рядом с Чебурашкой. Синяя курточка, шапка с помпоном, руки и мордашка перепачканы землей. Он был похож на меня теперешнюю, очень сильно похож: те же глаза, прозрачно-серые, наивные, тот же чуть курносый нос и лишь самую малость опущенные уголки губ – маленькая копия меня...

– Ева! – Не помню, как он оказался возле меня, прижался ко мне всем телом, обхватил за колени грязными ручонками. – Евочка...

Я присела, осторожно, точно хрустального, обняла его за плечи и заглянула в счастливое, зареванное лицо.

– Привет, малыш...

Я хотела сказать что-то правильное, педагогическое, но не смогла. Всматриваясь в прозрачно-серые глаза, я ясно видела в них свое будущее. Мое будущее – это маленький мальчик, который, обхватив меня за шею, жарко-жарко шепчет в ухо что-то неразборчивое, но очень важное...

Вовка, встретив мое возвращение напряженным молчанием, не спешил задавать вопросы, ждал, когда я сама начну разговор. Меня всегда поражала эта его особенность вовремя промолчать. Сама я так не могла, особенно сейчас, мне просто необходимо было выговориться. Вот только я не знала, с чего начать, поэтому начала с второстепенного.

– Поехали в город, – сказала я, затягиваясь сигаретой.

Вовка кивнул и завел мотор. Я тем временем собралась с мыслями и заговорила:

– Козырев, нам нужно купить компьютер. Нет, лучше сразу два.

– Хорошо, купим. – Он, казалось, ничему не удивлялся. – Что еще?

– Еще? – Я посмотрела на него задумчиво, а потом спросила: – Ты когда-нибудь занимался благотворительностью?

– Благотворительностью? – Если он удивился, то не слишком сильно. – Так, по мелочам.

– А я даже по мелочам не занималась. Знаешь, я даже нищим никогда не подавала.

– Им я тоже не подавал. – Вовка пожал плечами. – А к чему эти разговоры, Ева?

– Понимаешь, у них там так все безысходно. Вместо детского городка какой-то ржавый монстр стоит, и за корпусами грязь такая непролазная, что директрисе приходится топать по территории в галошах. А спонсор у них знаешь какой шикарный? Деревообрабатывающий комбинат, он им двери поменял и кровати обещает новые.

– Компьютеры для интерната нужны?

– Ага, Била Гейтса у них в спонсорах пока нет.

– Ну так купим мы им эти компьютеры. – Он посмотрел на меня очень внимательно и, наверное, решил, что пришло время для самого главного вопроса: – А с мальчиком что?

– А его я заберу, – сказала я этаким небрежным тоном. – Нечего ему там делать. И вовсе у него не аутизм, он со мной разговаривал и даже... – Что «даже» я не договорила, глубоко затянувшись сигаретой. – Зинаида Павловна, это директриса, поможет, характеристику мне напишет самую лучшую и письма рекомендательные. Козырев, у тебя есть хороший детский психолог?

– Нет, но если нужно, то найду – это не проблема. – Вовка бросил на меня быстрый взгляд. – А ты твердо решила мальчика забирать? Ты ж говорила...

– Мало ли что говорила! – Я не дала ему закончить. – Ты, Козырев, не думай, вот это как раз не благотворительность! И сантименты тут совсем ни при чем! Это плата, понимаешь? Она мне свою жизнь вроде как уступила, а я присмотрю за ее мальчиком. Справедливо?

– Справедливо. Только я и не думал ни о чем таком.

– А о чем ты думал?

– Как нам лучше с компьютерами вопрос решить. Ты хочешь их лично в интернат привезти или остаться инкогнито?

– Инкогнито, – не колеблясь ни секунды, ответила я. – На кой черт мне всякие благодарности и ахи-охи?! Не люблю я это. Организуешь подарочек?

– Разумеется. – Вовка кивнул. – Только, наверное, без документального сопровождения подарочки трудно на баланс принять. Я их через фирму одну проведу, чтобы все чин-чином было. Ты не возражаешь?

– Да мне плевать! Мое дело – компьютеры эти купить, а как их оформят, меня не касается.

– Ну, значит, договорились, – сказал Козырев и уставился на дорогу.

Покупка компьютеров не заняла много времени, Вовка взял все хлопоты на себя, мне осталось лишь расплатиться. К тому моменту, как необходимые формальности были соблюдены, день уже перевалил за середину.

Мы обедали в маленьком уютном кафе и обсуждали план дальнейших действий, когда в голову мне пришла замечательная мысль.

– Вовка, а не сотворить ли мне с собой что-нибудь такое этакое? – игриво спросила я.

– А тебе мало того, что ты уже с собой сотворила, Ева-королева? – В отличие от меня, Козырев был задумчив и серьезен. Серьезность эта мне не понравилась, но я намеренно решила ее игнорировать.

– Козырев, ты не понял, я постричься хочу и волосы перекрасить. Как думаешь, какой цвет лучше выбрать., темный или светлый?

– Лучше оставь как есть, – неожиданно резко проговорил Вовка.

– Почему это?

– Ева, ты же сама все прекрасно понимаешь. Это же неправильно – распоряжаться чужим телом, как своим. Если бы она хотела, то давно бы уже подстриглась и перекрасилась.

Чужим телом... Вот, значит, как он на все это смотрит. А разве меня кто-то спрашивал, нужно ли мне чужое тело?! Мне в собственной шкуре было куда как уютнее, и голова моя собственная от боли не раскалывалась, и кровь из носа без особой нужды не лилась. Разве я виновата, что все изменилось?! Что ж мне теперь, ложиться и умирать, раз от моей прежней жизни даже ошметков не осталось?! Получается, я до конца дней своих должна чувствовать себя виноватой и бояться лишний раз вздохнуть, чтобы, не дай бог, ничего не нарушить в своем нынешнем экстерьере? Все эти вопросы я могла бы задать Вовке Козыреву, но не задала, потому что знала – он меня не поймет. Здесь как в поговорке, сытый голодному не товарищ. Мой друг детства хоть и добрый, но сытый, я голодная и злая...