Черный - Хансен Эва. Страница 65

Нас погнали на катер. Он не настолько велик, чтобы комфортно могли разместиться четыре женщины и трое дюжих мужиков. Любая волна покруче отправит нас на корм рыбам. Кроме того, внизу явно какие-то запасы, потому нас оставили на палубе. Холодно, темно, страшно. Один плюс – рты освободили и руки тоже. Мы сидели, сбившись в кучу, потому что так теплей, даже Вилте прижалась к моему боку.

Куда нас везут? Позвонить бы, может, смогут перехватить по пути? Но мой телефон остался валяться в коридоре того зала… Если бы я только знала, что меня ни разу даже не обыщут!.. Но за столько времени телефон уже сто раз сел, а там, где нас держали, сигнала явно не было.

* * *

И снова та же картина: когда утром полиция явилась по очередному адресу, там остались только следы пребывания многих людей.

А еще страшные свидетельства того, что творилось в подвалах: окровавленные тряпки, распятия, масса приспособлений самого садистского толка, настоящая пыточная.

Группу Дага вызвали туда рано утром, только увидев, что творится внутри, они поняли, что снова опоздали на несколько часов.

– Они опережают нас на шаг, знают все, если способны убить и уйти перед самым нашим приходом.

Это, несомненно, была база той самой банды, некоторые приспособления для пыток точно такие, как мелькали в ролике. Фрида схватилась за горло:

– Даг, если Линдберг попала в этот кошмар, я никогда себе не прощу.

– Почему?

– Да потому что не нужно было давать ей фотографии.

– Это не твоя вина, на встречу с Маргит, не предупредив ни тебя ни меня, она пошла самостоятельно, этого ты ей не поручала.

Справедливо, но мучений Фриды не облегчило.

Но это оказались не все сюрпризы и находки. В одной из дальних каморок лежал труп женщины – страшно бледной, измученной, умершей явно от внутреннего кровотечения. Труп забрали эксперты…

У Фриды отлегло от сердца, когда она поняла, что это не Линн.

Эксперты провели вскрытие, сняли отпечатки пальцев и предоставили результаты быстро. Результаты, которые заставили Бергмана срочно собрать группу Вангера.

Даг озвучивал страшные находки и выводы экспертизы, с трудом разжимая зубы:

– Это база банды. Здание частично используется под склад, а в подвале проходили пытки и съемки роликов. Улик больше чем достаточно, как и отпечатков пальцев наших старых знакомых. Эксперты проверили, нашли массу совпадений отпечатков и Улофа Микаэльссона, и Анны Свенссон, и Леннарта Викстрёма, и Маргит Стринберг, и Ханса Лейна, который тоже давно в розыске… Труп тоже опознан, это Анна Свенссон, она же Паула Якобс, умерла от внутреннего кровотечения, вызванного ранением легкого. Агнесс сказала, что, окажи ей помощь сразу, могла бы выжить.

Фриду почему-то задело то, что Вангер назвал патологоанатома по имени.

– Одна есть, – усмехнулся Бергман. – Перестреляли бы они, к черту, друг друга!

Даг сокрушенно покачал головой:

– Судя по всему, это ее ранили, когда пытались остановить фургон. Группа крови совпадает с кровью на асфальте и в машине, которую преступники угнали. Хуже всего, что там держали несколько девушек, их увезли незадолго до нашего появления, куда – неизвестно. Их долго держать живыми не будут – опасно, а мы не представляем, ни куда увезли, ни сколько у нас времени.

Снова и снова проверять, опрашивать, осматривать, прекрасно понимая, что каждая минута для кого-то может стать последней.

Бергман поинтересовался у Эка:

– А про отпечатки откуда известно?

– Каждый из них хоть раз как-то побывал в полиции, отсюда отпечатки. Программа хорошая, удобно пользоваться, эксперты не нахвалят.

Фрида зябко поежилась:

– Немало насмотрелась за время практики, да и потом, но такого… Даже я не могла представить, что в Стокгольме такое возможно. Стоит дом, пусть даже склад, а в подвале пытают, кромсают, жгут, клеймят живых людей! Неужели никто никогда не замечал странностей?

– А каких? К складу приезжает фургон?

После совещания Фрида с Вангером решили пройтись пешком. Вышли на набережную и молча топали почти до самой Ратуши. Только там Фриду все же прорвало:

– Смотри, вокруг кипит жизнь. Стокгольм красивый город, столько прекрасных людей… Как рядом с такими могут жить эти монстры? Ведь они не сидят в своих подвалах, выходят в те же магазины, кафе, даже погулять, как мы. Как отличить одних от других, невозможно же подозревать всех? Но и забыть о существовании этих уродов тоже нельзя.

Даг долго стоял, глядя на Седермальм на другой стороне, потом вздохнул:

– Когда-то я много размышлял над природой человеческой жестокости, над тем, почему одни становятся преступниками, а другие святыми. Мне кажется, у людей плохого и хорошего изначально поровну, но одни позволяют брать верх черному, другие – белому. На счастье человечества, ни то ни другое окончательно верх не берет.

– Даг, что ты радуешься невозможности превосходства черного, я понимаю, но почему белое нет?

– Земля не рай, если бы подавляющее большинство было святыми, всего несколько монстров могли бы просто загнать этих святых в резервации и взять власть над миром в свои руки.

– Святые не обязательно беспомощные.

– Нет, но белые и пушистые обычно верят в исключительную порядочность и незлобивость всех остальных, а это ошибка. Нет, это хорошо, что люди разные… А для борьбы с монстрами есть мы, не белые и не пушистые, очень даже грешные, потому у меня рука не дрогнет пристрелить мерзавца, который выжигал тавро на человеческом теле.

– Все равно как-то не верится, что за вот этими мирными фасадами кроется такое…

– Во-первых, не за всеми, а только за некоторыми, и их немного. Во-вторых, такое зло, прикрытое благополучной, мирной жизнью, самое страшное именно из-за фасада. Но мы справимся.

– Даг, ты только не думай, что все, кто занимается БДСМ, монстры. Даже не так, те, кто им занимается, как раз не монстры, потому что в Теме все сугубо добровольно и безопасность на первом месте. Все, что за этими пределами, одновременно за пределами самой Темы. Топ никогда не исполосует свою сабу так, чтобы у нее полосами слезла кожа на спине. Все зверства вне Темы.

– Ты так заступаешься за бэдээсэмщиков, что завидно становится.

– Просто не хочу, чтобы нормальных людей из Темы смешивали с этими уродами.

– Но выросли-то они из БДСМ?

– Нет, нельзя же любого, кто взял в руки плеть, считать причастным к Теме.

– Все равно это извращение, Фрида. Любое причинение боли, даже с согласия жертвы, есть извращение.

– Это потому, что ты никогда не был в Теме… Пока на себе не испытаешь, не поймешь, что иногда боль становится просто искуплением, освобождением чего-то внутри.

Даг сокрушенно помотал головой:

– Нет, Фрида, все эти рассуждения не по мне.

Между ними словно пробежал холодок, обоим было неприятно, потому что из непонимания ничего хорошего никогда не рождалось.

Вангер честно пытался представить себе боль как искупление, но если понять мучения Христа ради всего человечества еще как-то получалось, то мучиться людям, у которых жизнь, «в общем-то», нормальная и человечество подвига от них не ждет, осознать не удавалось. Может, не припекло?

А по поводу мирных фасадов, за которыми скрывается нечто страшное, Фрида права, именно так и бывает, декорации райских кущей частенько маскируют вход в ад.

– Знаешь, о чем я думаю? Что эти монстры сами живут в аду. Кайсу, Бригитту, Марту убили довольно жестоко, этой Анне Свенссон не вызвали «скорую», позволив истечь кровью… Они же живут, прекрасно зная, что собственный конец будет страшным. Может, потому и жестокость особенная?

– Это их не оправдывает! – резко бросил в ответ Вангер.

– А кто пытается оправдать?

Еще не хватает, чтобы они с Дагом поссорились из-за каких-то уродов!

– Знаешь, чего я категорически не могу представить? Что Юханссон с ними. Не потому что он красив или обаятелен, просто не верится, что и этот фасад может скрывать душевного урода.