Помнишь меня? - Уикхем Маделин. Страница 68

— Ну… — заговорила я деловым тоном, — вообще-то я не планировала ничего особенного. Приеду домой, поужинаю, еще раз прочитаю материалы из папки… — Выдержав паузу, я с невинным видом поинтересовалась: — А что?

— Ничего. — Джон тоже помолчал, глядя на дорогу, прежде чем небрежно сказать: — У меня дома остались кое-какие твои вещи. Может, тебе захочется их забрать?

— Хорошо, — пожала я плечами с деланным безразличием.

— Отлично. — Он круто повернул за угол, и остаток пути мы не разговаривали.

Джон жил в самой прекрасной квартире, которую мне доводилось видеть.

Правда, дом располагался на малопрестижной улице в Хаммерсмите, и приходилось не обращать внимания на изукрашенную граффити стену дома напротив, зато он был большим, из светлого кирпича, с огромными арочными окнами. Да и квартира оказалась большой, очень хитрой планировки — некоторые помещения соединялись с соседним домом.

— Как тут здорово!

Я стояла в гостиной, с замиранием сердца изучая обстановку. Высокий потолок, белые стены, наклонный чертежный стол с ватманом, рядом — компьютерный уголок, увенчанный огромным «Макинтошем». В углу помещался мольберт, а противоположную стену от пола до потолка закрывали книжные полки; внизу стояла старомодная библиотечная стремянка на колесиках.

— А здесь все дома спроектированы как студии для художников. — Джон метался по квартире, подхватывая и относя на крошечную кухню грязные чашки с остатками кофе. Глаза его блестели.

Снова выглянуло солнце. Косые лучи, попадавшее в квартиру через полукруглые окна, ложились горячими яркими полосами на деревянный пол, усеянный какими-то бумажками, рисунками и чертежами. Посреди всего этого рабочего беспорядка гордо красовалась бутылка текилы с пакетиком миндаля в качестве антуража.

Я подняла голову — Джон стоял в проеме кухонной двери и молча наблюдал за мной. Он взъерошил волосы, словно желал избавиться от наваждения, и сказал:

— Твои вещи вон там.

Я пошла в указанном направлении и через арку попала в уютную маленькую гостиную с большими диванами, обитыми синей тканью, массивным кожаным креслом и старым телевизором, почему-то пристроенным на стуле. За диваном возвышался старый деревянный стеллаж, на котором в художественном беспорядке стояли книги, горшки с цветами, лежали журналы и…

— Это же моя кружка! — Я уставилась на раскрашенную вручную красную глиняную кружку, которую Фи когда-то подарила мне на день рождения. Кружка преспокойно стояла на полке, словно ей тут самое место.

— Ну да, — кивнул Джон. — Это я и имел в виду, говоря, что здесь твои вещи. — Он взял кружку с полки и вручил мне.

— И… мой свитер! — С подлокотника дивана свисала старая полосатая водолазка, которая у меня уже целую вечность, лет с шестнадцати. Как она сюда?..

Я недоверчиво оглядывала комнату, замечая все больше своих вещей. Лохматое синтетическое покрывало под волка, в которое я любила заворачиваться. Старые фотографии институтских времен в рамках со стразами. А это что — мой доисторический розовый тостер?!

— Приходя ко мне, ты обычно съедала тост. — Джон проследил за моим изумленным взглядом. — Запихивала в рот, не прожевывая, словно три дня ничего не ела.

Я вдруг увидела другую сторону своей жизни, которую считала исчезнувшей. Впервые после того, как очнулась в больнице, я почувствовала себя дома. Притулившееся в углу безвестное растение в большом горшке было обмотано гирляндой цветных лампочек. Такая же гирлянда была у меня в болхэмской квартирке.

Все это время мои вещи были здесь! Неожиданно мне пришли на память слова Эрика о Джоне: «Джону можно доверить все, даже свою жизнь».

Видимо, я так и поступила — доверила ему свою жизнь.

— Ты что-нибудь помнишь? — небрежно спросил Джон, но я расслышала в его вопросе скрытую надежду.

— Нет. Только факты из прошлой жизни… — Я замолчала, заметив рамку со стразами, которую видела впервые. Подошла, чтобы рассмотреть снимок, и у меня перехватило дыхание. Это была моя фотография с Джоном. Мы сидим на поваленном дереве, он обнимает меня за талию, а на мне старые джинсы и кроссовки, волосы распущены по спине, голова запрокинута, и я смеюсь, словно самая счастливая девушка на земле.

Значит, это правда. Это действительно правда!

В голове покалывало, как от электрического разряда, когда я всматривалась в наши лица на фотографии, подсвеченные солнечными лучами. На этот раз у Джона было доказательство.

— Мог бы сразу показать, — сказала я почти с претензией. — Почему не принес этот снимок на первый же банкет?

— А ты бы мне поверила? — Он присел на подлокотник дивана. — Ты бы захотела мне поверить?

Пожалуй, он прав. Я нашла бы объяснение этому снимку и отмела любые притязания, предпочитая держаться за своего идеального мужа и сказочную жизнь.

Решив немного разрядить атмосферу, я подошла к столу, заваленному принадлежавшими мне старыми романами. Там стояла миска с семечками.

— Обожаю семечки, — сказала я, запуская в тарелку пальцы.

— Знаю, — сказал Джон с очень странным, прямо-таки непостижимым выражением лица.

— Что? — с удивлением посмотрела я на него, не донеся семечку до рта. — Что случилось? Их нельзя трогать?

— Нет, ешь на здоровье. Просто с ними связано… — Он замолчал и сдержанно улыбнулся. — Не важно. Забудь.

— Что? — Я растерянно нахмурилась. — Что-то связанное с нашими отношениями? Ты должен мне сказать. Обязательно!

— Да так, ерунда, — пожал плечами Джон. — Глупости. У нас была… традиция. В первый раз, когда мы занимались сексом, ты грызла семечки. Одну ты посадила в баночку из-под йогурта, и я отнес ее домой. Это стало интимной шуткой, понятной только нам двоим. Потом мы стали делать это каждый раз, типа, на память. Мы называли эти семечки «наши детки».

— Мы сажали подсолнухи? — Я с интересом приподняла брови. Странно, но новость вызвала у меня какой-то неопределенный отклик.

— Угу, — кивнул Джон, явно желая сменить тему. — Позволь предложить тебе выпить.

— А где они? — спросила я, когда он наливал в бокалы вино. — Ты хоть один сохранил? — Я оглядела комнату в поисках зеленых всходов в баночках с йогуртами.

— Не важно. — Он подал мне бокал.

— Ты их что, выбросил?

— Нет, я ни одного не выбросил, — сказал Джон, подходя к плейеру и включая тихую музыку.

— Тогда где они? — не унималась я. — Мы наверняка занимались сексом не раз, если то, что ты говорил, правда. Значит, должно быть несколько ростков!

Джон отпил маленький глоток вина, потом без единого слова повернулся и жестом поманил меня в маленький коридор. Мы дошли до простой, почти без украшений, спальни, и он распахнул двойные двери на широкий балкон с деревянным настилом. Я замерла, пораженная до глубины души.

Передо мной была сплошная стена подсолнухов: огромные желтые монстры, вытянувшиеся чуть ли не до неба, нежные молодые цветы, привязанные к опорам в своих кашпо, и тоненькие зеленые побеги в крошечных горшочках, еще только начинавшие раскрываться. Куда бы ни падал взгляд, повсюду я видела подсолнухи.

Передо мной лежала моя жизнь и история нашего романа — от самого начала до последнего росточка. При виде этого желто-зеленого моря у меня сдавило горло. Я и понятия не имела…

— А сколько времени прошло? Ну… — Я кивнула на самый маленький подсолнух, трогательный зеленый стебелек, окруженный лучинками-опорами, в крошечном раскрашенном горшке. — Когда мы в последний раз?..

— Шесть недель назад, как раз за день до аварии. — Джон помолчал, и на его лице вновь появилось непонятное выражение. — Я о нем особенно забочусь.

— Это был последний раз, когда мы виделись перед… — Я закусила губу.

Секунду длилась пауза, затем Джон кивнул:

— Это последний раз, когда мы были вместе.

Я села и большими глотками выпила вино, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами. Передо мной раскрылась история наших отношений, романа, который развивался, креп и, наконец, превратился в нечто столь сильное, что я собиралась уйти от Эрика.