Богиня по ошибке - Каст Филис Кристина. Страница 29

И вот наконец триумф! Я наткнулась на кусочек рая. Виноград! Большие, темные, зрелые гроздья! По-быстрому покончив с туалетом и решив не забыть помыть руки, я осторожно запихнула несколько чудесных ягод в рот, наполнившийся слюной. Вку-у-сно.

Сорвав с лозы столько кистей, сколько могла унести, я поспешила вернуться к Эпи.

— Эй! Посмотри, Эпи, что я нашла.

Виноград, очевидно, не произвел впечатления на Эпи, но зато она хотя бы не волновалась, не перебирала ногами, спокойно вернулась к травке. Я сложила запас винограда рядом с потником, после чего спустилась к реке помыть руки, заодно взять сапоги, оставленные там. Потом я наконец плюхнулась усталой и расплющенной задницей на землю, прислонилась к седлу и начала пировать, вкушая природные афродизиаки [30].

Как-то раз Мишель сказала, что виноград — природный афродизиак. А уж она в этом разбирается.

Виноград оказался вкуснейшим, и вовсе не потому, что я проголодалась. Как все-таки приятно набить живот. Никаких побочных эффектов от насыщения исключительно афродизиаком я не заметила. Во всяком случае, пока. Зато я почувствовала, как потяжелели мои веки.

Я с трудом оторвала от земли усталую больную задницу и доковыляла до сонной кобылы.

— Дай посмотреть твое копыто.

Она подняла ногу ровно настолько, чтобы я быстро взглянула на поврежденную стрелку. Хуже вроде не стало, да и жар спал, что, наверное, было хорошим знаком. Я похлопала Эпи по шее и устало обняла.

— Процитирую Джона Уэйна в роли Рустера Когберна: «Здесь. Привал будет здесь». Прости, что не делаю цитату более точной, рухнув с тебя на землю.

Лошадка даже глазом не моргнула, вообще никак не отреагировала на мою попытку пошутить. Наверное, она постепенно ко мне привыкала.

— Давай прикорнем ненадолго. Разбуди меня, если я просплю в школу.

Я шаткой походкой вернулась к седлу и медленно опустилась на землю. Не знаю почему, но каменистый берег и лошадиный потник показались мне мягким ложем, и я была благодарна за это судьбе. Не настолько, чтобы пересмотреть свое отношение к туризму, но все-таки. Закрывая глаза, я мысленно установила свой будильник, чтобы он прозвенел через «какое-то время».

7

Первый раз я проснулась в сумерках. Наверное, заходящее солнце заставило меня открыть глаза. Дневная жара сменилась приятной прохладой, которую принес с реки чистый ветер. Я потянулась и поерзала немного, после чего вынула из-под левой ягодицы особенно острый камень и все равно осталась недовольной. Хочешь не хочешь, а придется встать пописать. Подъем проходил невесело. Все тело затекло и не слушалось, а сон прилип ко мне, как надоедливый двухлетний малыш.

Неподалеку от моей самодельной кровати спала Эпи — по-лошадиному, стоя. Этой способности я всегда завидовала, как-то раз даже попробовала так заснуть. Дело было во время особо долгого авиаперелета, когда ноги затекли и никак не хотели разминаться. Я прислонилась к аварийному выходу, расположенному над одним из крыльев, и попыталась задремать, но безуспешно. Каждый раз, когда я начинала клевать носом, голова резко падала на грудь. В довершение провального эксперимента я обнаружила, что сон стоя выявил у меня склонность пускать слюни. Но Эпи ничего, устроилась удобно. Правая передняя была по-прежнему согнута, но кобылка вела себя спокойно, и я решила, что она не нуждается в моем маниакальном ежечасном осмотре.

«Когда она проснется, я попытаюсь снова завести ее в реку. Сейчас я слишком устала для исполнения стихов или гнетущих баллад».

Я хотела просто пописать и вернуться ко сну.

В следующий раз пробуждение произошло внезапно и неприятно. Я заметалась из стороны в сторону, пытаясь нащупать кнопку будильника. Несмотря на темноту, я почему-то не сомневалась, что проспала школу. Вам, наверное, тоже известно это чувство, когда начинает громко стучать сердце от сознания того, что опоздала. Потом я потеряла ориентацию. Даже мой захмелевший мозг признал, что я нахожусь вовсе не в своей антикварной дубовой кровати под пуховым одеялом. Я села и энергично заморгала, стараясь привыкнуть к кромешной тьме.

Звук воды, бегущей по камням, окончательно привел меня в чувство.

— Эпи!

Ее морда слегка коснулась моей щеки, и я облегченно вздохнула, чувствуя, что сердце стучит уже не так быстро.

Постепенно я начала различать в темноте кобылу в виде светлого размытого пятна. Она лежала слева от меня, сонно дышала и ощупывала губами мою голову.

— Тебе получше, красавица?

Не желая подниматься, я перевалилась к лошади и провела руками по ее шее и спине. Эпи лежала, подогнув под себя ноги, поэтому я никак не могла дотянуться до больного копыта, но на ощупь лошадка не показалась мне чересчур горячей, да и ее поведение не говорило, что она мучается от боли.

— Интересно, когда же выглянет луна? — Я прижалась к лошадиному телу, прекрасно сознавая, что прохладная ночь отнюдь не полезна для моих больных перенапряженных мускулов. — Боже, вот бы полежать сейчас подольше в горячей ванне. — В животе заурчало. — Но наверное, мы ничего не сможем сделать до рассвета. — Ответом мне послужил легкий храп Эпи.

«А что, собственно говоря, ты намереваешься делать? Ты понятия не имеешь, серьезно ли пострадала Эпи, но то, что на ней нельзя пока ездить верхом, очевидно. И что теперь? Если полагаться на паршивое чувство времени и расстояния, то можно предположить, что мы пробыли в пути часов десять — двенадцать и проспали, ну, не знаю, наверное, часов восемь. В общем, при самом удачном раскладе мы проделали примерно половину пути. Голодные, уставшие, больные».

Я закрыла глаза и попыталась расслабиться, подумать, согреться и не обращать внимания на голод.

«Единственное разумное решение в создавшейся ситуации — отвести Эпи обратно в храм. Возвращение будет долгим. Быть может, обитатели какого-нибудь маленького домика не откажутся покормить Эпону и ее Избранницу. Должно же сгодиться на что-то хорошее мое звание. Если я еще несколько дней буду питаться одним виноградом, то это обязательно скажется на моем организме».

Воображение мгновенно нарисовало отнюдь не привлекательные картины. Я живо представила, как превращусь в жалкую нимфоманку с бурной диареей и без туалетной бумаги.

«Итак, решено. Мы отправимся в путь с первыми лучами солнца. Я попытаюсь вновь устроить для Эпи ножную ванну, а потом мы пойдем обратно тем путем, которым пришли. Но до тех пор мне лучше последовать примеру Эпи и поспать. Нам предстоит провести в дороге долгих несколько дней».

Я прижалась к кобыле, кое-как согрелась ее теплом, а когда почувствовала, что засыпаю, представила ее в виде большого серебристого лошадиного обогревателя.

Поначалу я вроде бы даже ничего не услышала. Почти ничего. Просто смутный шорох, но не похожий на шелест листвы, гул холодного бриза или журчание реки, перекатывавшейся по камням. Другой какой-то шум.

Хрустнула ветка. Я замерла, пытаясь не шевелиться, чтобы не привлечь к нам внимания. Во рту мгновенно пересохло, и я сглотнула, уверенная, что громкий стук моего сердца телеграфирует в ночь: «Они здесь!»

Хрустнула еще одна ветка. На этот раз Эпи зашевелилась. Я почувствовала, как она подняла голову и повернула ее к лесу.

Тут я кое-что вспомнила. Человекоподобных тварей и то, как лес, казалось, дышал и пульсировал, когда они по нему двигались. Разве можно было такое забыть?

Это чужой мир. В нем существовало зло, которое я даже не могла осознать. Пока я строила из себя Скарлетт О'Хара, абсолютно упустила из виду главную причину, заставившую меня отправиться в замок Маккалана.

«Человекоподобные твари погубили всех обитателей замка. Сильные, храбрые люди не сумели их остановить.

А тут я разъезжаю по окрестностям, мысленно витая где-то в облаках, — глупая современная тетка с глупыми современными воззрениями.

Да уж, похоронить отца — удачная идея. Удостовериться в том, что он мертв, — еще удачнее. Но если при попытке сыграть роль хорошей дочери укокошат и меня, и эту кобылу, то это будет настолько глупо, что даже говорить не стоит. Отец первым был бы против».