Богиня по ошибке - Каст Филис Кристина. Страница 36

Наконец я справилась с чувствами, ослабила объятие. Он убрал руки, потом повернулся ко мне и осторожно снял с седла. На этот раз кентавр не стал разжимать руки, когда мои ноги коснулись земли. Я обрадовалась. Мне было бы тяжело лишиться утешения, находимого в этих объятиях. Моя макушка достигала его груди. Я прижалась к ней щекой, впитывая в себя тепло. Меня трясло так, что зуб на зуб не попадал. Я даже забеспокоилась, удастся ли мне вообще когда-нибудь согреться.

Вы держались храбро. Маккаллан гордился бы вами. Его голос глухо клокотал в груди.

От страха я чуть не грохнулась в обморок.

— Но все-таки устояли.

— Да, но при этом чуть не вывалилась из седла. — Я согнулась от этой мысли.

— В любом случае я бы вас поймал.

— Спасибо.

Я крепче сжала руки вокруг его талии и почувствовала, как он медленно наклонился и на какую-то секунду прикоснулся губами к моей макушке. Я запрокинула голову и взглянула в его темные глаза, не зная, как понять этого мужчину-коня, с которым на целый год была связана узами брака. В том, что он меня заинтересовал, сомневаться не приходилось. В конце концов, это создание не было похоже ни на одного моего знакомого. Скажем прямо, в Оклахоме не так часто встречаются кентавры — во Всяком случае, в Талсе, хотя за весь штат не поручусь. Я была вынуждена признаться самой себе вот в чем. Мне определенно становилось лучше, когда я прикасалась к нему. Прежде со мной такого не случалось.

Не задумываясь о последствиях моего поступка, а также о его мотивах, я подняла руку, опустила ее на мягкий жилет, после чего обхватила пальцами верхний край и разок потянула. Этот парень был не тупой, ему не нужно было подсказывать дважды. Меня удивило, что его губы оказались теплее, чем у обычного мужчины, когда он коснулся ими моих.

«Черт возьми, какой он большой».

Клан-Финтан обвил меня руками, и весь мир вокруг нас растворился в этом поцелуе. На секунду я забыла обо всем, кроме рук, губ и жаркого поцелуя, когда его язык коснулся моего.

Но тут нас вывел из транса топот копыт быстро приближавшегося кентавра. Клан-Финтан отпустил меня — мне хотелось бы думать, что неохотно, — и мы повернулись, чтобы выслушать Дугала.

— Милорд, мы так и не смогли найти останков ни одной женщины. — Молодой кентавр за один вечер словно постарел на десять лет. — Зато обнаружили следы, ведущие в северный лес. Среди отпечатков тварей оказались и другие, поменьше, от узких подошв сандалий со скругленными носками, какие носят… — Он осекся.

— Женщины и девочки, — договорил за него Клан-Финтан.

— Да, милорд, они даже не попытались замести за собой следы. Такое впечатление, будто фоморианцы хотели, чтобы все узнали об их деянии и о том, где их можно найти.

— Они больше не станут прятаться, — произнес Клан-Финтан с такой уверенностью, что я удивленно взглянула на него.

— Откуда вам это известно?

Кентавр посмотрел на меня и виновато улыбнулся:

— Объясню позже.

«Черта с два от тебя дождешься объяснений». Клан-Финтан снова повернулся к Дугалу и продолжил:

— Оставайся здесь с леди Рианнон, а я вернусь в замок и закончу то, что полагается.

Я начала протестовать, но он быстро меня угомонил, прижав палец к моим губам.

— Мы сможем быстрее двигаться, если вы подождете здесь. Я хочу справиться с делами до наступления темноты.

Мне пришлось согласиться.

— Охраняй ее, — приказал он Дугалу, быстро чмокнул меня в руку, потом повернулся и направился к замку.

И ему не завидовала.

— Миледи, — застенчиво и нерешительно обратился ко мне молодой Дугал. — Позвольте предложить вам вина.

Он снял со спины бурдюк и протянул его мне.

— Да, спасибо.

Я сделала большой глоток и посмотрела на замок. Мне было видно, что кентавры убирают трупы во внутренний двор. Они прервали трапезу черных птиц, и те кружили теперь над замком, раздраженно каркая. Их алчные крики разносил ветер. При виде воронья у меня всегда начинали бегать по коже мурашки. Теперь я знаю, почему это так. Я сделала еще один глоток, чтобы перебить вином привкус смерти, заморгала, с трудом оторвалась от страшного зрелища и принялась разглядывать море, по которому катили белые барашки. У самого края скалы торчали пики острых камней, и мне вдруг захотелось забраться гуда, чтобы соленый воздух выветрил из моей одежды плах смерти.

Не успела я сделать и двух шагов, как услышала за спиной грохот копыт и заговорила с Дугалом через плечо:

— Я просто хочу посидеть на одном из тех камней. Он посмотрел на меня так, словно сомневался в моих намерениях.

— Обещаю, что не стану кидаться со скалы. — Он все еще сомневался. — Я расположусь так, чтобы ты мог меня видеть.

Камни оказались гораздо более округлыми, чем выглядели издалека, так что я с трудом отыскивала опору, чтобы карабкаться наверх. Наконец я устроилась на верхушке одного небольшого валуна, села лицом к морю, развязала кожаный шнурок, тряхнув головой, распустила волосы и закрыла глаза. Океанский бриз тут же разметал пряди по плечам. Я запустила в свою шевелюру обе пятерни, прогоняя прилипчивый запах, потом сделала еще один большой глоток вина и молча возблагодарила Господа, Эпону или еще там кого, кто послал в этот мир виноград.

Я медленно открыла глаза и сразу сощурилась от сильного ветра. Берег далеко внизу был диким и опасным. Волны с силой разбивались об острые камни. Никакого пляжа. Солнце успело опуститься и на моих глазах поцеловало воду, отчего та зарделась нежным розовым румянцем. Я не ожидала увидеть такой красивый закат и от удовольствия даже задохнулась.

Я снова прикрыла веки и принялась думать только обо всем красивом, гоня прочь мысли о том, что непостижимо в своей тяге ко злу. Я думала о закате над океаном, высоких мужчинах, красном вине. Внезапно перед моим мысленным взором, как на киноэкране, возникла картина. Я вспомнила, как в последний раз навещала отца. Мы сидели на старых кованых стульях, вечно покрытых ржавчиной, потому что отец никогда не убирал их со двора. Ноги мы положили на плоскую поверхность старого валуна, служившего скамеечкой. На самом-то деле никто не удосужился убрать камень с участка из-за его непомерной величины. Это было в мае, воскресным вечером, за неделю до окончания учебного года. Уже стояла жара. Я помню, что мы пили легонькое холодное пиво, отдававшее весенним дождем. Теплый ветерок окутывал нас сладким ароматом буддлеи, высаженной отцом по периметру двора два года назад. Я удивилась, почему мои кусты всегда цветут хуже, чем у него, и он лаконично объяснил, что я мало удобряю их конским навозом. В ответ я тогда рассмеялась, впрочем, как и теперь. Вот видите, сердце говорило уму, что он до сих пор жив.

Пусть в другом мире, но все еще жив.

Щеки вдруг замерзли. Я поняла, что они мокрые от слез, открыла глаза и посмотрела в сторону замка.

Океан, так красиво окрашенный закатом в самом начале, приобрел более темные тона, характерные для окончания дня. Вместо оранжевых отблесков на стенах появились уже знакомые кровавые оттенки. Я смотрела на замок сквозь слезы, поэтому он стал похож на поверженного зверя, истекающего кровью. Я знала все правила метафор и силу образной речи, но этот образ не был создан аккуратным книжным шрифтом. Я не свернулась комочком на диване с любимым романом и бокалом вина, не растворилась в мире, выдуманном писателем.

Я встряхнулась и утерла слезы.

«Этот мир теперь стал моей реальностью. Не позволю, чтобы зловещий образ, торчащий перед глазами, определял мою новую жизнь».

Я повернулась спиной к замку, сосредоточилась на море и закате, глубоко вдыхая очищающий вечерний воздух.

Солнце почти скрылось за горизонтом, когда я наконец спустилась к кентавру, который нервно поджидал меня и облегченно вздохнул при моем приближении.

— Можешь обо мне не беспокоиться. Я никогда не сделаю подобной глупости. Не привыкла пасовать перед трудностями.