Девятнадцать минут - Пиколт Джоди Линн. Страница 37

– Да.

– И тебе привет, – сказала Нина Фрост.

Услышав ее голос, он обмяк. Старые привычки долго умирают.

– Извини. Просто я занят.

– Могу себе представить. Об этом говорят во всех новостях. Как ты справляешься?

– Сама знаешь, – ответил он, хотя на самом деле имел в виду, что не спит ночами, что, едва закрыв глаза, видит лица погибших, что у него полно вопросов, которые он точно забыл задать.

– Патрик, – сказала она, потому что была его старым другом и знала его лучше, чем кто-либо, включая его самого. – Не вини себя.

Он опустил голову.

– Это случилось в моем городе. Разве я могу не винить себя? – Если бы у тебя был видеотелефон, я бы смогла точно сказать, что ты выбрал: власяницу или костюм супергероя.

– Это не смешно.

– А я и не смеюсь, – согласилась она. – Но ты же понимаешь, что его точно посадят. Что у тебя есть? Тысяча свидетелей?

– Где-то так.

Нина замолчала. Патрику не нужно было ей – женщине, для которой горькое сожаление стало спутником жизни, – объяснять, что посадить Питера Хьютона в тюрьму недостаточно что Патрик не успокоится, пока не поймет, почему Питер это сделал.

Чтобы иметь возможность предотвратить это в следующий раз.

Из отчета ФБР, предоставленного специальными агентами, изучавшими случаи стрельбы в школах всего мира:

Льюис Хьютон был человеком привычки. Каждое утро он просыпался в 5:35 и занимался на беговой дорожке в подвале. Потом принимал душ, съедал на завтрак миску кукурузных хлопьев, просматривая газетные заголовки. Он носил один и тот же плащ, независимо от того холодно или жарко было на улице, и парковался на одном и том же месте на стоянке возле колледжа.

Однажды он пытался математически выразить влияние рутины на счастье, но в расчетах произошел интересный поворот: количество удовольствия, доставляемого привычными действиями, возрастало или уменьшалось в зависимости от личного отношения к переменам. Или – как сказала бы Лейси: «По-человечески говоря» – на каждого человека, который, как он сам, предпочитал идти по накатанной колее, найдется тот, которому это покажется невыносимым. В таком случае коэффициент комфорта становится отрицательным числом, а значит, совершение привычных действий сделает человека несчастным.

Он считал, что именно так и было в случае Лейси, которая слонялась по дому, словно была здесь впервые, и не выносила даже мысли о том, чтобы вернуться на работу. «Как ты можешь требовать от меня думать сейчас о чужом ребенке?» – возражала она.

Она настаивала на том, что они должны что-то предпринять, но Льюис не знал, что можно было сделать. И поскольку он не мог ничего сделать ни для своей жены, ни для сына, то решил, что не остается ничего другого, как успокоиться самому. Просидев пять дней, после того как Питеру выдвинули обвинение, дома, однажды утром он встал, собрал свои бумаги, позавтракал хлопьями, просмотрел газету и отправился на работу.

По дороге он размышлял над формулой счастья. Один из принципов его открытия – «С = Р/О», или счастье равняется реальности разделенной на ожидания – основывался на том факте, что у человека всегда есть какие-либо ожидания. Дру. гими словами, «О» – это действительное число, поскольку на ноль делить нельзя. Но в последнее время он начал сомневаться в правдивости этого уравнения. Математика может многое доказать. Ночами, когда он не мог уснуть и смотрел в потолок, зная, что жена рядом тоже только делает вид, что спит, Льюис постепенно пришел к выводу, что человека можно довести до состояния, когда он от жизни не ждет абсолютно ничего. Поэтому ты не плачешь, когда теряешь первого сына. А когда твой второй сын попадает в тюрьму за массовое убийство, тебя это не шокирует. Можно делить на ноль, в тех случаях когда образовывается пропасть там, где раньше было твое сердце.

Едва войдя на территорию колледжа, Льюис почувствовал себя лучше. Здесь он не был отцом преступника, никогда не был. Он был Льюисом Хьютоном, преподавателем экономики. Здесь он все еще был на высоте и не должен был просматривать ход своего исследования, пытаясь понять, с какого момента все пошло не так, как нужно.

Льюис достал из портфеля пачку бумаг, когда в открытую дверь заглянул заведующий кафедры экономики. Хью Маккуери был большим человеком – студенты за спиной называли его Большой-и-Волосатый, – который с удовольствием согласился на этот пост.

– Хьютон? Что вы здесь делаете?

– Насколько я знаю, колледж все еще платит мне зарплату, – ответил Льюис, пытаясь шутить. Он никогда не умел шутить или рассказывать анекдоты. Он всегда случайно рассказывал окончание анекдота слишком рано.

Хью вошел в кабинет.

– Господи, Льюис. Я не знаю, что сказать. – Он замолчал.

Льюис не винил Хью; Он и сам не знал, что говорят в таких случаях. Бывают открытки с надписями на случай тяжелой утраты, смерти любимого животного, увольнения с работы, но, похоже, никто не смог бы подобрать правильные слова для того, чей сын недавно убил десять человек.

– Я хотел позвонить вам домой. Лиза даже хотела принести вам обед или еще что-то. Как там Лейси?

Льюис поправил очки на переносице.

– Ну, – протянул он, – сам понимаешь. Мы стараемся жить нормальной жизнью, насколько это возможно.

Сказав это, он представил свою жизнь в виде графика. Прямая нормальной жизни тянулась и тянулась, приближаясь к нулю, но так и не пересекая ось.

Хью сел напротив Льюиса – на то место, где обычно сидели студенты, которым нужна была дополнительная консультация.

– Льюис, возьми отпуск, – сказал он.

– Спасибо, Хью. Я ценю твою заботу. – Льюис поднял глаза на написанное на доске уравнение, которое пытался решить. – Но сейчас мне действительно очень нужно быть здесь. Это отвлекает меня от мыслей о необходимости быть там.

Взяв кусок мела, Льюис начал выводить на доске длинные аккуратные ряды цифр, и это его успокаивало.

Он понимал, что существует различие между тем, что делает тебя счастливым, и тем, что не делает. Фокус состоял в том, чтобы убедить себя, что это одно и то же.

Хью опустил ладонь на руку Льюиса, остановив ее посреди уравнения.

– Наверное, я неправильно выразился. Нам нужно, чтобы ты взял отпуск.

Льюис уставился на него.

– Ах да, понимаю, – ответил он, хотя ничего не понимал. Если Льюис хотел отделить свою работу от домашних проблем, то почему колледж не делает то же самое?