От любви не спрячешься - Гибсон Рэйчел. Страница 9

– Может быть, новая жизнь дается только знаменитостям? – неуверенно предположила Люси.

Мэдди пренебрежительно фыркнула:

– Ничего подобного! Скорее всего дело в том, что все претензии – полнейшее вранье.

Клер придерживалась именно такого мнения, а потому задала первый из двух принципиально важных вопросов:

– А что, этот бармен очень похож на Мэла Гибсона?

Адель покачала головой:

– Боюсь, что нет.

Второй вопрос был даже важнее первого:

– Но ведь ты ему не поверила, правда? – Порой возникали нешуточные сомнения: не верит ли Адель сама в то, о чем пишет?

– Нет. – Адель энергично покачала кудрявой головой. – Я спросила его о Джоне Блэре. Оказалось, что он ничего не знает.

– О ком?

– О Джоне Блэре. Так звали священника – друга и духовника Уоллеса. В прошлом году я писала роман на шотландском материале и неплохо подковалась по этой теме. Так что бармен просто пытался заинтриговать и заманить в постель.

– Свинья.

– Подлец.

– И что же, заманил?

– Нет, конечно. Меня уже не так-то легко провести.

Клер снова подумала о Лонни. Как бы ей хотелось беззаботно отмахнуться от всего, что с ним связано!

– Почему мужчинам так нравится нас обманывать? – И сама тут же ответила на вопрос: – Потому что все они низкие лгуны. – Посмотрела в озадаченные лица подруг и спохватилась: – Ой, прости, ради Бога, Люси! Я хотела сказать, все, кроме Куина!

– Эй! – предостерегающе воскликнула Люси и для пущей убедительности даже подняла руку. – Куин, как и все, далек от совершенства. Поверьте, он никогда не казался мне совершенством. – Она помолчала, словно о чем-то задумавшись, и с мечтательной улыбкой добавила: – Конечно, если не считать спальни.

Клер печально покачала головой:

– Все это время я считала, что у Лонни очень слабое либидо. И он позволял мне так думать. А еще мне казалось, что я для него недостаточно привлекательна. И опять-таки он позволял мне так думать. И как меня угораздило влюбиться в лицемера? Определенно со мной не все в порядке.

– Что ты, Клер! – горячо возразила Адель. – Не переживай! Ты просто замечательная! Безупречная! И именно такая, какой и должна быть!

– Да, – машинально согласилась Клер.

– Все дело только в нем, а вовсе не в тебе! – подхватила новобрачная Люси. – И ты когда-нибудь непременно найдешь роскошного парня, похожего на героев твоих книг.

Но все же, несмотря на самые пылкие заверения и долгие, искренние уговоры подруг, Клер так и не смогла поверить, что с ней все в полном порядке. Ведь что-то же заставляло ее выбирать мужчин, подобных Лонни, – тех, кто просто не мог любить ее по-настоящему.

Наконец Адель, Мэдди и Люси ушли; Клер принялась бесцельно бродить по дому. Еще никогда, никогда одиночество не казалось ей таким безысходным, оглушительным и опустошающим. Лонни, конечно, не был единственным мужчиной в ее жизни, но лишь его она допустила в свой дом.

Клер вошла в спальню и остановилась возле старинного туалетного столика красного дерева, который уже привыкла делить с Лонни. Прикусив губу, она едва смогла удержаться, чтобы не схватиться за сердце. Лонни забрал свои вещи, и теперь половина полированной поверхности пустовала. Исчезли его парфюм и расчески. Исчезла фотография Клер с Синди. Исчезла и небольшая низкая вазочка, в которой он хранил гигиеническую помаду и оторванные пуговицы. Ничего этого больше не было.

На глаза навернулись слезы, однако Клер удержалась и не заплакала. Ведь стоило только начать – остановиться было бы очень трудно.

Оглушающую тишину дома нарушало лишь тихое жужжание кондиционеров. Не слышалось ни привычного лая маленькой собачки – Синди не могла оставить без внимания ни одну кошку, – ни творческой возни жениха в работе над очередным произведением искусства.

Клер выдвинула ящик, в котором хранились аккуратно сложенные носки. Ящик пустовал. Она беспомощно попятилась и почти упала на край кровати. Кружевной полог отбросил причудливую узорчатую тень на подол ее широкой юбки и на голые руки. В последнее время чувства сменяли друг друга с невероятной скоростью. Боль. Гнев. Печаль. Горечь. Растерянность. Разочарование. Осознание утраты. Потом – паника и ужас. А сейчас она словно окаменела. Устала настолько, что, казалось, смогла бы проспать целую неделю. Как было бы здорово: спать до тех пор, пока боль не растворится сама собой.

Утром, когда Клер вернулась домой из отеля, Лонни ее ждал. Ждал, чтобы униженно умолять о прощении.

– Все произошло совершенно случайно, – уверял он. Просто срыв. Больше такого не повторится никогда, ни разу! Неужели мы пожертвуем нашими прекрасными отношениями в угоду моей мимолетной глупости? В том, что ты видела, не было ничего серьезного. Просто секс.

Когда речь шла об отношениях между людьми, Клер не могла понять разговоров о ничего не значащем сексе. Одно дело, если человек свободен и ни с кем не связан. Но как может мужчина любить женщину и в, то, же время делить постель с кем-то еще? О конечно, существуют и желание, и влечение! И все же в ее голове не укладывалось, как можно – будь ты геем или натуралом – открыто говорить о любви к кому-то и при этом опускаться до секса, который ничего не значит, но больно ранит того, кого ты приручил?

– Мы все преодолеем. Клянусь, больше такого не случится, – уверял Лонни, словно надеясь, что если он несколько раз назойливо повторит одно и тоже, то сможет, наконец, убедить Клер. – Я люблю нашу совместную жизнь.

Да, Лонни действительно любил их удобную налаженную, красивую жизнь. Но вот ее, Клер, он не любил. В их отношениях был период, когда она действительно смогла бы выслушать его излияния от начала и до конца. Ничего бы, конечно, не изменилось, но просто она сочла бы своим долгом позволить человеку выказаться. Даже постаралась бы поверить и попыталась бы понять. Но только не сейчас, не сегодня. Клер устала быть королевой отрицания. Устала отдавать собственную жизнь мужчинам, которые не могли или просто не хотели взамен подарить свою.

– Ты мне лгал и использовал меня, чтобы прикрывать эту ложь перед людьми, – прервала она поток извинений и уверений. – Но жить с этой ложью я не намерена.

Едва Лонни понял, что уговорить Клер не удастся, он, подобно всем мужчинам, безжалостно пошел в наступление:

– Если бы ты была смелее и проявляла больше фантазии, мне бы не пришлось искать острых ощущений на стороне.

Чем дольше Клер думала, тем яснее понимала, что тоже самое оправдание использовал ее третий по счету парень, когда она застала его со стриптизершей. Вместо того чтобы смутиться или устыдиться, он великодушно предложил Клер присоединиться к их веселой компании.

Клер считала, что должна оставаться единственной женщиной в жизни любимого мужчины. Разве можно назвать подобную позицию несправедливой или эгоистичной? Никаких третьих лиц. Никаких цепей, хлыстов, пугающих атрибутов.

Нет, Лонни не первым разбил ее сердце. Увы, до него это удавалось делать и другим. Сначала Алену, который стал ее первой любовью. Потом Джошу, барабанщику из плохой рок-группы. Потом был Сэм – альпинист и велосипедист-экстремал. Его сменил юрист Род. Ну а непосредственным предшественником Лонни и вообще оказался уголовник по имени Зак. Каждый следующий парень существенно отличался от предыдущих. Общим оставалось лишь одно: отношения неизбежно обрывались. Иногда по требованию Клер, а порой по инициативе противоположной стороны.

Она сочиняла истории о любви. Любви огромной, всепоглощающей и триумфальной. Той, которая оказывалась больше самой жизни. Но если бы Клер пришлось оценивать собственный опыт, то иначе как неудачницей она не смогла бы себя назвать. Почему так происходило? Почему, все зная, понимая, чувствуя, в реальной жизни она совершала одну ошибку за другой? Снова и снова – до бесконечности?

В чем заключалась причина ее беспомощности? Что за тайный изъян мешал трезво оценивать людей и события?

Возможно, подруги правы? Может быть, на каком-то подсознательном уровне она и сама давно догадывалась о наклонностях Лонни? Знала о них даже тогда, когда находила оправдание для некоторых его странностей? Когда принимала извинения за отсутствие острого сексуального интереса? И даже когда во всем винила себя?