И. о. поместного чародея - Заболотская Мария. Страница 13

— Но вы же… — робко сказала я, но не решилась продолжить свою мысль, вместо этого начав ковырять бархатную обивку.

Магистр с досадой сплюнул прямо на мозаичный пол.

— Каррен, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы заметить шаткость моего положения. Сами подумайте, на каком я тут счету, если какой-то паршивый сопляк Озрик захлопывает у меня перед носом дверь, при этом не являясь неизлечимо больным или же склонным к самоубийству. Год назад… Эх, да что тут говорить! Если бы вы валялись в сугробе год назад, то сейчас бы вкушали райское блаженство в райских же кущах, потому что ноги бы моей не было в той паскудной забегаловке. Но жизнь — забавная штука. Только что я был магистром Каспаром, которому плевать на всех с высокой колокольни, а теперь, увы, я у подножия той самой колокольни, и мне может отомстить каждый, кому не лень плюнуть. Поэтому не возлагайте больших надежд на мои возможности, а то еще раздавите эти самые возможности неаккуратным движением…

— Ага, — хмуро сказала я и оторвала от обивки длинную полоску.

От треска рвущейся ткани магистра Каспара немного перекосило, но он быстро вернул своему лицу выражение постной благожелательности, свойственное язвенникам и умирающим сквернавцам.

— Вы очень сообразительны для своего возраста и состояния здоровья, — отечески улыбнулся мне магистр. — Мне осталось только добавить, что с сегодняшнего дня я вообще-то нахожусь в изгнании. Мне полагается сейчас двигаться куда-то в Амилангр, в город с непроизносимым названием — вот у меня на бумажке записано, — и там пару лет находиться в ссылке. Даже Озрик, как вы заметили, удивился, увидев меня у дверей. Да, жизнь — забавная штука. Вы даже не представляете себе, что такое чародеи! Интриги, коварство, беспринципность, подлость… Добавить бы к этому еще чуточку везения — и я бы сейчас купался в роскоши…

И магистр с досадой покачал головой.

Тут мы вдвоем погрузились в глубокие раздумья. Не знаю, о чем размышлял магистр Каспар, но я думала о дяде Бернарде и о праздничном ужине, который должен был состояться сегодня. И монастырь, честно говоря, уже не вызывал в моей душе такого неприятия. По сравнению с тем, чтобы стать служанкой…

От тяжелых мыслей нас отвлек цокот тонких каблучков, при звуке которых софа тут же начала таять подобно утреннему туману. Магистр Каспар, судя по всему, был не прочь последовать ее примеру, но переборол себя и растянул свои бледные губы в широчайшей, фальшивейшей улыбке.

Стелла ван Хагевен явилась моим глазам подобно нежно-сиреневому облачку ядовитых испарений. Она была дивно хороша, как, впрочем, все чародейки, и столь же противна.

— Ах, господин магистр! — пропела она и протянула руку для поцелуя. — Весьма удивлена.

Это непременное «ах» в начале каждой реплики уже начинало меня раздражать.

— Не пригласите ли меня войти? — Видимо, магистру Каспару тоже обрыдли словесные утонченности.

— Ах, разумеется! У вас какое-то дело? — Тут на меня был брошен уничижительно-сладкий взгляд.

— Вот именно.

И мы вошли в ее кабинет. Вопреки моим ожиданиям, он не был розовым или сиреневым, а, наоборот, демонстрировал наличие у своей владелицы бездны вкуса и прорвы денег. В углу за маленьким столиком красного дерева восседал Озрик, который истово ставил печати на какие-то свитки. Одного взмаха стрелоподобных ресниц Стеллы хватило, чтобы он исчез, как мимолетное видение.

И тут-то начался разговор.

В первый раз я присутствовала при диалоге двух магов, хитрых, умных и к тому же явно связанных какой-то общей историей, из тех, что никогда не станут достоянием широкой общественности. О, как это было не похоже на обычную ссору простых людей! В дело шли столь ядовитые стрелы, столь тонкие намеки, аллюзии, коллизии и все такое прочее, что я потеряла нить беседы на третьей же минуте. И Стелла и Каспар были мастерами в таких пикировках. Другое дело я, тринадцатилетняя девчонка, не видевшая дальше своего носа. Я начала уже подозревать, что обо мне забыли, как вдруг Стелла повернулась ко мне и произнесла любезнейшим голосом, обращаясь к магистру Каспару:

— Так это твоя протеже?

— Крестница. — Боюсь, что даже мой покойный отец не смотрел на меня с такой заботой.

— Да, как лжива народная молва, которая твердит, будто магам чужды человеческие чувства.

— О да, я не могу даже думать об отъезде, пока судьба этой несчастной сироты не определена. Стелла, лишь в ваших силах даровать мне спокойствие души.

— Для спокойствия вашей души я не пожалела бы и своего. Так вы говорите, это дочь вашего друга?

— Именно так. И он взял с меня слово перед своей безвременной кончиной, что я о ней позабочусь. А вы знаете, что о человеке судят чаще всего по тому, как он держит свои обещания.

— Разумеется. В вашихустах эта старая истина звучит особенно убедительно. Значит, вы просите определить ее ко мне в штат? Не слишком ли скромно для вашей крестницы звание служанки?

— В свете сложившихся обстоятельств…

— Ах да, и как же я могла забыть. Мне все вспоминаются ваши слова на том балу о перспективах и влиянии на них честолюбивого и умного человека. Эти обстоятельства… Следствием чьего же влияния они стали? Не признать ли вам наличие злого рока, который иногда преследует совершенно невинных людей, столь щедро одаренных умом? Ах, но это уже философия. А ваша крестница, судя по всему, устала.

Еще один тошнотворно-отцовский взгляд Каспара.

— Ей нездоровится. Бедняжка вчера едва не замерзла насмерть. Надеюсь, вы подыщете ей работу, которая позволит ей восстановить подорванное здоровье.

— Безусловно.

И едва я успела перевести дух, как мне под нос был сунут некий документ. Сверху красивым шрифтом было написано «Договор», а далее мельчайшими буквами шли какие-то пункты.

— Милое дитя, ознакомьтесь с условиями, которые вы должны соблюдать, нанимаясь к нам на работу, — ласково и презрительно приказала мне Стелла.

Но не успела я открыть рот, как магистр Каспар ловко вклинился между нами и беззаботно произнес:

— Ах, Стелла, не смущайте ее! Бедное дитя едва разумеет грамоту и разве что подписаться сможет. Понимаете ли, родители не смогли дать ей достойного образования, деревенская глушь…

— Какое досадное упущение, — сочувственно потрепала меня по макушке Стелла, и я едва сдержалась, чтобы не отшатнуться. — Так, значит, она не умеет читать. Ну что же, тогда прочитайте ей сами условия этого договора. По-видимому, бедное дитя вам доверяет целиком и полностью.

Я пристально посмотрела на «крестного», но тот даже глазом не моргнул.

— Да, поневоле почувствуешь громадную ответственность, когда на тебя с верой и надеждой взирают этакие глазенки… Итак, вот что написано в этом договоре. — Конечно, без ласкового взгляда любящего отца вновь не обошлось. — Первое: сия договоренность заключается меж Академией Магии, что в Изгарде, и… тут пустое место… женского полу, дозволенного вероисповедания, подданной светлейшего князя Йорика Эпфельреддского. Засим указанная особа передает себя в распоряжение Академии Магии до седьмого празднества Солнцестояния со времени подписания, до наступления которого телом и душой указанной особы распоряжается Академия в лице ее мажордома, и никто иной. Ни светская, ни духовная власть не вправе вмешиваться в указанную сферу…

Тут, разумеется, я почувствовала, что волосы у меня на голове зашевелились. Но едва я приготовилась к возмущенному воплю, как поймала упреждающий взгляд магистра Каспара. Взгляд этот был настолько серьезен и тяжел, что язык у меня сам по себе отнялся.

— …запрещается покидать земли Академии, выходить в город и вести беседы с посторонними людьми. Лишь с личного дозволения мажордома указанная особа может переступить черту, что отделяет город от земель Академии. Академия обеспечивает указанную особу столом, одеждой и кровом, в обмен на что полагается исполнять любую работу по указанию старших, неукоснительно и добросовестно. Запрещается заговаривать с адептами Академии, покуда они не обратятся к указанной особе самолично. Запрещается всякое вольное общение с адептами на посторонние темы. Запрещается прикасаться к книгам, манускриптам, реактивам, ингредиентам, прочим рабочим материалам без указания и дозволения. Запрещается появляться на учебной половине Академии без разрешения. Запрещается вести беседы о магии с кем-либо, кроме исключительных случаев с дозволения мажордома. Запрещается обсуждать с кем-либо сведения, случайно услышанные на занятиях или в беседах адептов и преподавателей. И наконец, категорически запрещается попытка самовольно творить волшбу любого уровня. В случае нарушения условий этого договора виновника судит Трибунал Лиги, приговор которого обжалованию не подлежит. В качестве наказания могут быть назначены исправительные работы по выбору Трибунала либо заключение в Армарику.