И. о. поместного чародея - Заболотская Мария. Страница 70

Я тут же наступила на его босую ногу и сладчайшим голосом осведомилась у Теннонта:

— Хорошо ли вам спалось?

Теннонт свирепо раздул ноздри, напрочь игнорируя мои попытки быть вежливой, и скрипучим голосом проповедника произнес, обращаясь к Виро:

— Я жду объяснений!

Если бы лицо Виро не было лилово-фиолетового цвета, то наверняка бы покраснело. А так секретарь тоненьким фальцетом пропищал:

— Видите ли, некие непредвиденные обстоятельства…

Тут Теннонт наконец-то обратил внимание на нас с Констаном — совершенно неподходящих свидетелей для грядущего третирования своего доверенного лица. Он поперхнулся, довольно постно выругался и, не находя более слов, ткнул пальцем в сторону кухни. Виро покорно потрусил туда, а мы с Констаном остались в гостиной.

Тут будет уместно упомянуть, что едва мы вошли, как я отметила необычайную чистоту, царившую в доме. Нигде не было ни следа пыли, надраенные ручки мебели слепили глаз, а на столе благоухал букет, представляющий из себя исполинскую охапку цветов различных видов и сортов. И это при том, что вазы в доме Виктредиса не было отродясь! Монументальную фарфоровую конструкцию, годную на то, чтоб квасить огурцы, я видела впервые.

Можно было бы, конечно, заподозрить, что господин Теннонт, оставшись в одиночестве, решил проявить добрую сторону своей чародейской натуры и при помощи хитроумных заклинаний произвел уборку, не оставив без своего внимания ни одной мелочи. Ежели вспомнить известную сказку про Замарашку, то волшебников хлебом не корми — дай помочь по хозяйству и обустроить малознакомым девушкам личную жизнь.

Но обилие корзинок с пирогами и соленьями, которыми были уставлены все горизонтальные поверхности, подсказывало: вдовы и старые девы Болотцев (а может, уже и Эсворда) вчера несли свои дары к ногам холостого столичного чиновника до глубокой ночи, попутно натирая полы и мебель, дабы умилостивить мимолетно явившееся божество, воплотившее в себе все чаянья зажиточных провинциалок, доселе не пристроивших свои руки и сердца.

— С голоду мы не умрем, это уже хорошо! — сказала я, повеселев. Мысленно, впрочем, прибавила: «И скорее всего, даже все это не успеем съесть», но Констан, хвала богам, мысли не читал. Как мне начинало казаться, он и слова-то не все понимал.

Затем я отобрала корзинку побольше, сунула ее ученику и велела немедленно истопить баню.

— Если я через час не попарю свои кости, то через два слягу в горячке! И ты тоже! — твердо постановила я и вытолкнула ученика через парадный вход в сад, чтоб ему не успела прийти в голову мысль ломиться через кухню.

Сама же я со всех ног помчалась наверх. Как я уже упоминала, в полу коридора была очень удобная щель, позволяющая добру быть в курсе планов зла, что доказывало существование высшей справедливости.

«Скажет или не скажет? — лихорадочно вопрошала я сама себя. — Скорее всего, скажет — что за смысл ему умалчивать? А если умолчит… Значит ли это, что он на моей стороне? Умалчивание не нарушает планов Теннонта, это не столь важная услуга, чтобы можно было по ней судить о каких-то серьезных мотивах. С другой стороны, Виро, по здравом размышлении, не должен оказывать мне вообще никаких услуг. И следовательно, можно говорить о какой-то добровольной помощи, сочувствии, долге…» — тут меня снова накрыло волной тошноты, и от измышлений пришлось отказаться в пользу спазматических сдержанных иканий, ведь надеяться на то, что болотницкие невесты, демонстрируя свое трудолюбие, доберутся с уборкой и до второго этажа, было бы слишком оптимистично.

Между тем на кухне воцарился ад — по крайней мере, для Виро. Кендрик Теннонт был суров и беспощаден, его тон просто выжигал каленым железом остатки самоуважения в собеседнике. Даже мне стало не по себе, и я перестала надеяться на лучший исход — вряд ли кто-то сумел бы соврать человеку, задающему вопросы столь неприятным, скрипучим голосом.

— Глазам своим не верю! Где конь? Где меч? Где одежда, в конце концов?

— Коня я потерял, меч тоже… Одежда по большей части утопла в болоте, — бубнил Виро.

— Как можно потерять коня?! Это же не дамская собачка! Что вообще произошло?

— Местные жители неправильно поняли наши намерения…

— Местные жители? Крестьяне?! Год назад мы проехали через весь Рир, охваченный мятежами и междоусобицей! И ни разу нам не доводилось идти босыми, пусть даже кругом кипели бои! Крестьяне же боялись на нас даже поднять глаза…

— Это потому, что им не представлялась такая возможность, господин Теннонт, — попытался дать отпор Виро, но выглядело это очень жалко. — В тех селах, где мы останавливались, всегда было военное присутствие. А здесь сборщиков подати не видели лет десять. Вы не поверите, что там за глушь!

— Значит, вас чуть не убили крестьяне. Мага со здоровенным слугой и вооруженного человека благородного сословия. Крестьяне! Ладно, допустим. Но какой урон вы им причинили? Сожгли чью-нибудь хату? Приставали к поселянкам?

— Да не дай бог! — вырвалось у Виро, явно вспомнившего местных поселянок, кои в бою являли собой отличную натуру для любителей писать батальные сцены времен последнего нашествия с Северных Пустошей. — Там и жечь-то нечего — местные и сами на это горазды. Ну, разве что лопату украли…

— Та-а-ак, — протянул Теннонт. — Моего секретаря едва не повесили крестьяне за кражу лопаты. Чудно. Чувствую, эта история будет очень популярна при эзрингенском дворе, если выйдет наружу…

— Не только за кражу, — мрачно откликнулся Виро. — Скорее, за разорение могилы и осквернение трупа.

— Не хочешь ли ты сказать, что эта полоумная девица и впрямь раскопала чью-то могилу в поисках волкодлака?

— Мало того, она его нашла.

Теннонт помолчал, затем задумчиво промолвил:

— Я, кажется, начинаю понимать логику размышлений местного бургомистра. На его месте я бы тоже постарался избавиться от нее любой ценой. Люди, которые без всякого дополнительного вознаграждения отправляются на поиски волкодлака, да еще и находят его, обязательно станут причиной какого-либо ужасного несчастья для своего города… И что, она действительно использовала коня? А кол?..

— Именно так, — подтвердил секретарь. — А видели бы, как она левитировала гроб!

— Так волкодлак уничтожен?

— Боюсь, что он необратимо пострадал еще во время левитации.

— И крестьяне после этого пытались вас порешить?

— Это странная местность, доложу я вам, господин Теннонт.

На время Теннонт примолк, наверное, пытаясь втиснуть эту историю в крайне неподходящие для нее рамки собственного мировоззрения.

— Что было дальше? — наконец произнес он, смирившись.

Тут я скрестила пальцы и забормотала: «Соври-соври-соври!» — прекрасно понимая, что сейчас, вполне возможно, решается не только судьба Констана. Лгущий своему господину секретарь становился для меня последней соломинкой, потенциальным слабым звеном в непонятном пока что заговоре, где моя гибель была даже не целью, а всего лишь необходимым условием. «Ну же, не заставляй меня сожалеть, что я спасла тебя от джеров!» — умоляла я его мысленно, хотя, по чести сказать, основные сожаления по этому поводу улетучились еще ночью, когда секретарь сообщил, что у него за пазухой имеется украденная курица, — я никогда не была особо требовательна.

— А дальше мы бежали и заблудились в болоте, потеряв коня. До глубокой ночи мы шли наугад, пока не очутились у реки. К счастью, слуга нашел лодку, и остаток пути мы проделали по воде…

Я, вне себя от восторга, воздела руки к небу, а потом просто повалилась на пол, мало что соображая. Знаете, общие приключения — еще не залог дружбы, пусть даже они очень неприятны и опасны. Более того, даже лицезрение друг друга в исподнем посреди болота еще не означает взаимной симпатии, как бы того ни хотелось господам сочинителям. А вот общая ложь… Общая тайна! О да, теперь, когда секретарь выполнил мою просьбу промолчать, он вряд ли сумеет отказаться, когда я попрошу его немного разговориться.