Долг по наследству (ЛП) - Винтерс Пэппер. Страница 6

Выходит, я никогда не была индивидуальностью. Я была собственностью на продажу.

Я никогда не была уникальной, кто-то раньше прожил мою жизнь уже много раз, не свободную, не полную.

Моя жизнь никогда не была моей.

Моя судьба уже была предрешена.

Моя история началась в ту ночь, когда он пришёл за мной.

Это было слишком легко.

Я похитил ее прямо из-под носа её отца и брата. Я забрал её без кровопролития и без сломанных костей.

Сила заключалась не в угрозах или драках. Она не заключалась в силе мышц или в аргументах, отвоёванных таким способом.

Власть считалась чем-то настолько абсолютным, что человек будет делать то, что ему сказали — постоянно проклиная свою сущность. Истинной властью не владели банды или громкоголосые правительства.

Истинная власть. Безграничная власть только немного украшала благородство. Давала немногим счастливчикам родовую знать, чтобы быть учтивыми и вежливыми. Всё время удерживая их чёртову храбрость в их же руках.

Арчибальд Уивер был этому примером.

Я покачал головой, не веря, как, так называемый, враг моей семьи передал мне свою единственную дочь. Ту самую дочь, о которой я читал в таблоидах, как о восходящей звезде дизайна. Ту же самую наследницу, которая ни разу не была сфотографирована под руку с мужчиной, или покидающей ресторан с тайным любовником. Он хотел убить меня. Я не сомневался, что он попытается сделать это.

Но ему это не удастся.

Так же, как не удалось защитить ее.

Потому что у него не было, чёрт побери, никакой власти.

Все, что потребовалось — это два предложения, и Нила ушла от него ко мне. Холодок пробежался по моему позвоночнику, вспоминая напряжение, когда я похлопал его по плечу. Его тёмные глаза были отчуждёнными, но доброжелательными, он верил, что я был незнакомцем, который хотел просто поздравить его. Все изменилось, когда я подал ему чёрную визитную карточку, и сказал: «Пришло время заплатить по вашим долгам. Ваше прошлое нашло вас, и не будет мира, пока она не станет нашей».

Его взгляд изменился от отчуждённого, до вспыхнувшего в нём ужаса и возмущения. Он понимал всё, что я сделал. Он знал, что была единственная вещь, которую он мог сделать — независимо от того, что это разобьёт его сердце.

Это была его судьба. Их судьба. Это было неизбежно с того момента, как он обрюхатил свою жену.

Он понимал последствия, и также он знал о власти, которой мы обладали. Независимо от его страха или нежелания, не было никакого другого способа действия.

Не проронив ни слова, он проводил меня к своей дочери, и передал её жизнь в мои руки. Я не поверил отцу, когда он сказал, что всё пройдёт гладко. Ведь во всем этом не было смысла. Но так и произошло. И все сделано. А теперь... всё было на мне.

Моё образование началось месяц назад. Мне объяснили мои предстоящие обязанности, дали урок истории о прошлых взысканных долгах. Но я был так же плохо со всем этим знаком, как и она.

Мы произошли из поколений, скреплённых таким же самым способом.

Сейчас пришла наша очередь.

И мы будем обучаться вместе.

Я впился взглядом в своё завоевание. Опустив свою руку, она шла рядом со мной, обёрнутая в темноту. Теперь, когда она здесь, одна, мне не нужен был физический контакт.

В любом случае, я буду последним человеком, которого она когда-либо видела.

Я глубоко вдохнула свежий миланский воздух, когда мы покинули изыскано украшенное здание, где проходил показ. В конце лета температура воздуха была нестабильной. Ночь наконец-то вступала в свои права. Темнота не наступала до десяти вечера, так что для меня было уже поздно. В это время я обычно закапывалась в груде хлопка с мелком и ножницами, решая, как будет выглядеть моё следующее творение.

Холодок проник в мою кровь — не из-за прохладного бриза, а из-за него. Немногословного мужчины, который тихо шёл позади меня.

Кто он? И почему я совершенно не доверяю ему?

Я разглядывала его боковым зрением, и, кажется, он демонстрировал двуличность. Одна часть — приятный, хорошо одетый джентльмен, выглядевший так, будто появился из прошлого. А вторая — преступник, который двигался, как танцор, только потому, что ему преподавали военное искусство с пелёнок.

Не было произнесено ни слова. Никакой болтовни или светской беседы. Его молчание одновременно вызвало у меня странное одобрение и ненависть. Одобряла, потому что это означало, что я могла сконцентрироваться на своём вертиго и не позволить стрессу одержать верх надо мной; ненавидела, поскольку мне хотелось узнать его. Я хотела понять, почему мой отец доверял ему, и куда, чёрт возьми, он ведёт меня.

— Я не доверяю вам, — сказала я, и мой голос прорезался сквозь свежесть вечера, как правда, замаскированная ложью.

Даже во мраке, со светом, падающим только от уличных фонарей, его глаза были такими яркими и светло-карими, что казались нереальными. Он поднял брови, но больше не показал никакой заинтересованности на лице.

— Чему вы не верите? — он махнул рукой, указывая налево, чтобы я шла в эту сторону.

Ноги слушались меня, покорно ступая в чёрных вельветовых туфлях, а разум внезапно преодолел приступ головокружения. Я сильнее сконцентрировалась на бриллианте, прикреплённом к лацкану пиджака Джетро. Найди «якорь». Соберись. Сделай это, и ты будешь в порядке. Глупые наставления эхом отдались в голове. Мой брат придумал их, когда нам было по восемь, после того, как я сломала руку, упав с нижней ступеньки нашего крыльца.

— Вы убедили моего отца в том, что являетесь подходящим материалом, — я собрала перед своей юбки, жалея, что не переоделась прежде, чем попёрлась по Милану в платье «от кутюр». — Вы его или подкупили, или угрожали ему.

Точно так же, как ты угрожаешь мне своим молчанием и импозантными манерами.

— Угрожал... интересное слово, — уверенно промурлыкал он. И засунув руки в карманы, добавил: — А даже если и так? Какое это имеет значение? Вы по-прежнему здесь, со мной, в одиночестве. Действительно, опасно.

Внезапно тротуар решил раскачиваться под моими нетвёрдыми ногами. Дыши. Возьми себя в руки.

В книгах героини изображались чудными и милыми, если они являлись неуклюжими. У меня же было больше синяков и царапин от падений и ударов об разные предметы, чем я готова была признать, и в этом не было ничего милого. Я являлась источником опасности. Особенно, если у меня в руках находилась пара острых ножниц, и я слишком быстро вставала. Каждый человек в радиусе двух метров был бы в опасности, если бы мой мозг решил, чтобы я врезалась в стену сломя голову.

Это также доставляло огромное неудобство, когда сталкиваешься с властолюбивым незнакомцем, который использует только слова «в одиночестве» и «опасно».

— Опасно — нехорошее слово, — пробормотала я, позволяя появиться небольшому физическому расстоянию между нами.

— Глупая, — тоже не очень хорошее слово, но оно эхом отражается в моей голове.

Я резко остановилась.

— Глупая?

Джетро плавно остановился, выглядя таким совершенным и бдительным, что у меня появилось ужасно сильное желание разорвать на нем жакет или взлохматить ему волосы. Он был слишком безупречным. Слишком собранным. Слишком сдержанным. Моё сердце ёкнуло. Что именно его сдерживает?

— С ваших слов, я угрожал вашему отцу, поскольку не существует другого объяснения, почему вы стоите здесь со мной. Я говорю, если вы так думаете, то вы глупая, так как согласились. Именно вы взяли меня за руку и последовали за мной из толпы на безлюдную улицу, — наклонившись, он прищурил глаза. — Глупая мисс Уивер. По-настоящему глупая.

Мне следовало оскорбиться. Очень разозлиться за то, что была высмеяна и оклеветана, но я не могла отрицать весь идиотизм сложившейся ситуации. Я подумала об этом, как о какой-то шутке, но разве я могла проигнорировать правду, ярко сверкающую в его тёмных словах.