Его высочество господин целитель - Башун Виталий Михайлович. Страница 45

— Понимаю.

— Вот поэтому я так вожусь с племянничком. Без него меня съедят. А уж когда он займет престол… Ты правильно подметил: «Короля играет свита». А я добавлю — зачастую не только играет короля, но и правит от его имени. Константином на диво легко управлять. Главное, чтобы он верил тебе и боялся. Во всяком случае, боялся тебя больше, чем остальных. Тут тоже хватает нюансов. И не морщись. Политика в белых перчатках не делается.

— И ты сам, собственными руками, тридцать невинных детей — на поругание…

— Если бы не я, то пятьдесят, сто, а то и двести мальчиков и девочек предоставил бы ему герцог де Богама. Не он, так иные желающие найдутся. А я не собираюсь сидеть и сложа руки смотреть, как мои близкие гибнут только потому, что глава рода погнушался малой кровью добиться для них места под солнцем. Осуждаешь? А сам-то?

— Я чист.

— Чист? О-очень интересно. А кто руководил операцией по очистке личности совершенно невинного парня, немногим старше тех самых мальчиков и девочек, о которых ты так радеешь? А? Кто сделал из чьего-то сына, брата, друга или любимого будущее растение?

Томас покраснел, часто задышал и, достав платок, промокнул обильный пот:

— Но я выполнял приказ, твою просьбу… Ты сказал, что тебе это очень нужно…

— Говорил и готов повторить еще раз. Дружище, пойми, ты сделал то, что сделал, поверив мне. Неужели ты вдруг перестал мне доверять? Хочешь возобновить наш старый спор о цели и средствах?

Герцог мрачно замолчал и, уткнувшись взглядом в стол, молча потягивал вино из бокала. Ученый тоже молчал. Тишина продолжалась минут десять. Нарушил ее Томас:

— Ладно. Бог тебе судья. Из истории Земли помню — Ивана Третьего, великого русского князя, называли трусом за стояние на реке Угре, а о том, что он добился победы над сильным противником фактически бескровно, мало кто вспоминает. Вот если бы он ее завоевал в бою, положив три четверти войска, то его славили бы небось, как Дмитрия Донского. Так что прости. Мы, обычные смертные, имеем иную шкалу морали и нравственности.

— М-да. Умеешь ты, совесть моя, так высказаться, что потом голову ломаешь: это были угрызения или благословения.

— Ну хорошо, пусть так. Но что конкретно тебе не нравится в сложившейся ситуации? Зачем этот несчастный двойник?

— В том-то и дело, что я впервые не имею точных данных. Одни предположения да интуиция. Единственное, что мне удалось узнать: на орбите Сильруа полгода назад начали подготовку к дальнему походу новейшего межзвездного города-крепости. По смутным данным, возглавить поход должен принц. Поэтому я сразу, как узнал, дал команду готовить двойника. Я привез еще троих «добровольцев», так что Стефану предстоит подготовить еще три копии принца. Скажем, первого он должен подготовить через полгода, а остальных — с интервалом в год. Как думаешь, твой учитель справится?

— Вполне. Хоть разработка по большей части моя, но и его труда здесь немалая доля. А почему ты спрашиваешь? Я ведь и сам могу. Или… у тебя какие-то планы?

— Совершенно верно. Ты правильно понял. Тебе предстоит лететь с двойником принца и следить за его состоянием. Если что-то пойдет не так, ты сможешь подправить?

— Да, если в наличии будет необходимая аппаратура, но, пойми, не бесконечно. Со временем прогрессирующий распад невозможно будет остановить никакими методами.

— Аппаратура у тебя будет какая скажешь. А по поводу распада личности не переживай. Я постараюсь вовремя доставить очередную копию.

— А как долго все это продлится по времени?

— Не знаю, — с досадой ответил герцог. — Ничего не знаю. Первый раз со мной такое. Обычно братец не успеет задумать — а я уже в курсе. У меня с собой его приказ, который я должен вручить лично в руки принцу, когда он вылезет из регенерационной камеры. Но что в документе — не представляю.

— А…

— Нет. Вскрыть его невозможно. Только лично принц может это сделать. Причем я хочу, чтобы прочел именно двойник. Заодно узнаем, насколько он принц. Защита устройства чтения секретной документации самая совершенная в галактике. Пройдет ее — пройдет и прочие проверки.

Проанализировав разговор, я счел разумным и целесообразным для собственного выживания сделать то, что ранее повергло бы меня в ужас. Да я бы просто отбросил подобную мысль и даже додумывать ее не стал. Теперь же с холодным безразличием и точностью информационной машины я разработал план и тут же его реализовал. Совершив слияние с телом настоящего принца, я в точности повторил то, что Томас и Стефан сделали с его двойником, только многократно быстрее — всего за пару часов. Так же «вспахал» мозговое пространство, удалив личность, и поверх этой разрухи, максимально точно копируя действия бригады Томаса, внедрил копию личности принца. Все-таки немного перестарался и сделал все слишком хорошо — по моим прикидкам, этот принц теперь выдержит все три года.

А еще через сутки Томас и Стефан, посовещавшись, решили будить мое тело. На это мероприятие пригласили герцога. Манфред должен был встретить «любимого племянника» на пороге камеры, поприветствовать ученых и проверить работу лаборатории.

По одной из оставленных для питания тела трубочек стал поступать раствор, нейтрализующий сонное зелье, державшее меня в предельно заторможенном состоянии. Онемение конечностей быстро проходило, стали возвращаться звуки и запахи, ощущения кожи, ориентация тела в пространстве и… чувства. То бишь те самые эмоции, которые всегда с нами, даже если мы считаем, что в данный момент спокойны, словно гладь озера в предрассветном тумане.

Это был мощный удар. Неистовая боль и тоска по потерянному телу, страх за себя и близких (как там они и каково им без меня?), ненависть к подлым обманщикам из артефактов — все это леденящим жаром прокатилось по моему телу. Казалось, еще чуть-чуть — и у меня выгорит мозг в ураганном пламени чувств. Узор Лантиссы напоследок приглушил переживания и вновь свернулся в незаметный клубочек, скромно пристроившийся в самом дальнем уголочке разума. Дополнительно через трубочки поступили успокаивающие снадобья, и я немного расслабился. Однако мысль о той опасности, которой я подвергался, находясь в бестелесном состоянии, металась по кругу, не давая ужасу отцепиться от моего горла. Получается, все это время я целиком и полностью зависел от программы, заложенной мудрецами-целителями в этот узор.

Только теперь я со всей очевидностью осознал, что без тела у меня не было эмоций как таковых — нечем было чувствовать, примитивно говоря. А без эмоций не было и побудительных мотивов что-либо делать. За меня решал этот самый узор, в том числе используя результаты работы моего разума. Узор пинал меня, заменяя отсутствующие эмоции и побуждая к тому или иному действию для достижения единственной цели: поиска носителя, вживания и эффективного выживания на первых этапах. Сам я не стал бы ничего делать. Совершенно. Так и плавал бы в пространстве магии, поскольку не знал бы ответа на самый важный и самый разрушительный вопрос — «зачем?».

Едва я пришел к выводу, что сделано достаточно, как узор тут же самоустранился, предоставив мне полную свободу действий. Если подумать, то для меня, возможно, лучше было находиться некоторое время рядом с собственным телом, дожидаясь, пока гнусный артефакт не отпустит его. Но, поскольку было сказано «искать носитель», узор и стал его искать, зашвырнув меня боги знают куда. С другой стороны, я ведь не знал, сколько времени займет интеграция артефактов, так что, возможно, требование искать носитель было заложено в узор не зря.

Мне потребовались все силы, чтобы не впасть в черную меланхолию, а начать думать более-менее конструктивно. Я так и не смог связаться ни с Финь Ю, ни со Свентой. Похоже, расстояние между нами было слишком большим. Смутно припоминая время полета и периодические остановки для накопления энергии, я пришел к выводу, что для возвращения в тело надо будет сначала его найти. Хотя бы определить, в какую сторону двигаться. Насколько я понял, узор запомнил дорогу сюда. Теоретически я смогу вернуться в собственное тело «по следам», если разберусь в этом узоре и научусь им управлять. Пока что он управляет мной и даже в случае гибели нового тела продолжит поиск иного вместилища (совсем не обязательно — родного тела) для моего разума.