Запретное (ЛП) - Сузума Табита. Страница 39

В воскресенье вечером домой врывается мама, у нее течет макияж, волосы мокрые от дождя.

— О, вы все здесь, — выдыхает она, не пытаясь даже скрыть разочарование, стоя в дверном проеме гостиной в мужской куртке не по размеру, чулках в сетку и туфлях на покосившихся каблуках. Тиффин на диване тренируется делать стойку на голове, Уилла, растянувшись на полу, без интереса смотрит в телевизор, а я пытаюсь доделать свою домашнюю работу по истории, сидя за кофейным столиком. Кит уже ушел гулять со своими друзьями, а Лочен наверху повторяет уроки.

— Мамочка! — Уилла вскакивает и бежит, подняв руки для объятий. Мама треплет ее по голове, даже не взглянув на нее, и Уилла обхватывает ее за ноги.

— Мам, мам, посмотри, что я умею! — торжественно кричит Тиффин, делая в воздухе сальто и скидывая мои стопки книг на пол.

— Почему ты не у Дэйва? — язвительно спрашиваю я у нее.

— Ему пришлось уйти спасать свою бывшую жену, — отвечает она, ее губы изгибаются от отвращения. — Очевидно, у нее агорафобия или вроде того. А по мне, так, скорее, хронический недостаток внимания.

— Мамочка, давай сходим куда-нибудь. Ну, пожалуйста! — умоляет Уилла, повиснув у нее на ноге.

— Не сейчас, моя булочка. На улице идет дождь, и мамочка очень устала.

— Ты могла бы отвести их в кино, — быстро предлагаю я. — “Супергерои” начнутся через пятнадцать минут. Я собиралась сама повести их, но раз тебя они не видели в течение двух недель…

Да, мам! “Супергерои” — это круто, тебе понравится! У меня в классе все уж посмотрели. — У Тиффина загорается лицо.

— И попкорн! — упрашивает Уилла, подпрыгивая вверх-вниз. — Я люблю попкорн! И колу!

Мама выдавливает натянутую улыбку.

— Дети, у меня раскалывается голова, и я только что вошла.

— Но ты же была у Дэйва целых две недели! — раскрасневшись, внезапно кричит Тиффин.

Она слегка вздрагивает.

— Ладно, ладно. Хорошо. — Она бросает на меня сердитый взгляд. — Ты же понимаешь, что последние две недели я работала, ведь так?

Я невозмутимо смотрю на нее в ответ.

— Как и мы.

Она разворачивается, и после спора насчет зонта, яростных криков о пропавшем пальто и мучительных воплей, что кто-то кому-то наступил на ногу, входная дверь с грохотом захлопывается. Я откидываю голову на край дивана и закрываю глаза. Спустя мгновение я снова открываю их и улыбаюсь. Они ушли. Они все ушли. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Наконец-то, целый дом в нашем полном распоряжении.

Я на цыпочках поднимаюсь по лестнице, мой пульс набирает обороты. Я собираюсь удивить его. Подкрасться к нему сзади, скользнуть на колени и объявить о нашем неожиданном мгновении свободы долгим глубоким поцелуем. Остановившись возле двери в его спальню, я задерживаю дыхание и аккуратно поворачиваю ручку.

Медленно я приоткрываю дверь. Затем останавливаюсь. Он не сидит за столом, склонившись над книгами, как я ожидала. Вместо этого он стоит у окна: одной рукой сосредоточенно возится со сломанным телефоном, который, как он думает, еще можно спасти; другой пытается стянуть носок, опасно раскачиваясь на одной ноге. Он наполовину стоит ко мне спиной, поэтому не замечает меня за дверью, и я смотрю на него в изумлении, когда он изо всех сил пытается снять второй носок, при этом глаза его по-прежнему прикованы к треснувшему экрану. А потом со вздохом досады он швыряет его на кровать и, хватая футболку, быстро одевает ее через голову, его волосы смешно топорщатся в стороны. Видя висящее на спинке стула полотенце, я понимаю, что он собирается принять душ и начинаю пятиться назад, когда что-то останавливает меня. Я внезапно поражена тем, насколько изменилось его тело. Все время худой теперь он стал более мускулистым. Легкие изгибы бицепсов, гладкая грудь без волос, конечно, у него на животе не шесть кубиков, но намек на них есть…

Подкрадываясь к нему сзади, я обвиваю руками его за талию и чувствую, как он напрягается.

— Она увела их, — шепчу я ему на ухо.

Он поворачивается в моих руках, и вдруг мы уже крепко, отчаянно целуемся — нас некому остановить, наше время не ограниченно. Но вместо того, чтобы сделать нас апатичными, это добавляет ситуации новый элемент волнения и настойчивости. У Лочена дрожат руки, когда он берет в ладони мое лицо. Между поцелуями он часто дышит мне в щеки, и боль тоски растекается по всему моему телу. Он целует каждую частичку моего лица, ушей, шеи. Я провожу ладонями вверх и вниз по теплу его обнаженной груди, рук и плеч. Я хочу ощущать каждую часть его тела. Я хочу вдыхать его. Я до боли хочу его. Он целует меня так сильно, что едва дает мне время, чтобы вздохнуть. Его ладони в моих волосах, на моей шее, под моим воротником. Его обнаженная кожа трепещет от моих прикосновений. Но между нашими телами до сих пор слишком много одежды, слишком много препятствий. Моя ладонь скользит под пояс его джинсов.

— Подожди… — шепчу я.

Его дыхание подрагивает у моего уха, и он пытается поцеловать меня в шею, но я нежно отталкиваю его.

— Подожди, — говорю я ему. — Остановись на секунду. Мне нужно сосредоточиться.

Когда я опускаю голову, то чувствую, как его тело напрягается от досады и удивления. Я стараюсь сосредоточиться на том, что делаю, аккуратно, не торопясь. Я не хочу сделать что-то неправильно, ошибиться, выставить себя дурочкой, сделать ему больно…

Расстегнуть пуговицу легко. Опустить молнию — в меньшей степени: в первый раз она застревает, и мне приходится тянуть ее вверх, а потом вниз. Но внезапно Лочен хватает меня за запястья, отводя мои руки.

— Что ты делаешь? — его голос звучит недоверчиво, почти сердито.

— Тс-с… — Я возвращаюсь к его расстегнутым брюкам.

— Мая, нет! — он тяжело дышит, в его голосе слышатся безумные нотки. Его руки теперь пытаются снова застегнуть джинсы, но пальцы движутся неуклюже и дрожат от потрясения.

Оттянув пояс боксеров, я просовываю пальцы внутрь, чувствуя прилив восторга, когда притрагиваюсь к нему. Он кажется на удивление твердым и теплым. С легким вздохом, Лочен наклоняется вперед, ртом ловит воздух, напрягается и смотрит на меня с выражением полного изумления, будто он забыл, кто я, цвет заливает щеки, дыхание его быстрое и поверхностное. А потом с небольшим вскриком он хватает меня за плечи и отталкивает.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

Потеряв дар речи, я отшатываюсь, когда он борется со своей ширинкой. Он кричит во весь голос, его буквально трясет от ярости:

— Что, черт возьми, с тобой такое? Какого черты ты пыталась это сделать? Ты же знаешь, что мы никогда не можем…

— Прости меня, — выдыхаю я. — Я… я только… я только хотела дотронуться…

— Все это абсолютно вышло из-под контроля! — кричит он на меня, у него на шее вздуваются вены. — Ты просто больна, ты знаешь это? Все это просто нездорово! — Он с красным лицом проносится мимо меня и влетает в ванную комнату, хлопнув дверью. Через мгновение я слышу шум воды.

Внизу в гостиной я, тяжело дыша, расхаживаю по полу, гнев и чувство вины в равной степени накрывают меня. Гнев из-за того, как он только что накричал на меня. Вина из-за того, что я не остановилась, когда он в первый раз попросил меня. И все равно я не понимаю, просто не понимаю. Я думала, что мы решили больше не беспокоиться о мнении других людей. Что мы будем вместе, несмотря ни на что. Я не пыталась его ни в чем обмануть. Я просто внезапно ощутила огромное желание касаться его везде, даже там — особенно, там. Но сейчас страх сковывает мое горло, плечи и грудь. Страх, что я разрушила все, что у нас было.

Звук его шагов на лестнице заставляет меня забиться в самый дальний угол комнаты. Но из коридора я слышу только звон ключей, скрип кроссовок, молнию на куртке. А потом хлопает входная дверь.

Я стою в потрясении. В шоке. Я ожидала какого-то столкновения, возможности, по крайней мере, дать объяснения. Вместо этого, он просто ушел и оставил меня. Я не приму этого, нет. Я не сделала ничего такого ужасного.

Я сую ноги в туфли и хватаю школьный пиджак. Даже не потрудившись поискать свои ключи, я выбегаю из дома. Я могу различить его фигуру, исчезающую в мокрой темноте в конце улицы. Я срываюсь на бег.