Принцессы Огненного мира - Алексеева Яна. Страница 8
Эльф почти уже не подавал признаков жизни. У меня внутри все заледенело, когда пришлось снимать с него лохмотья, оставшиеся от одежды. Я всегда была несколько брезглива (королевская же дочь), но тут тошноту при виде ран и увечий и некоторое неуместное смущение перебила жгучая ненависть. Нельзя, нельзя такое делать, пусть даже с нелюдью, пусть даже война. Те чудовища сами, кто подобное творит, даже ради определения истины. А из эльфа пытками ничего не вытянешь, так что с ним просто забавлялись, спуская свою ненависть на подходящий и беззащитный объект. Где-то раны и ожоги были свежие, где-то – уже поджившие и затянувшиеся. Да, я немного разбираюсь в целительстве и врачевании. Это единственное, к чему у меня нашлись хоть какие-то способности.
Я промывала и промывала раны холодной родниковой водой. Руки начало ломить. А в углу скопилась изрядная красноватая лужа. Струйки розовой воды бежали по неровному полу тонкими ручейками. Пальцы на обеих руках эльфа были переломаны, ребра, похоже, уцелели. На ноги, где в открытых ранах тускло поблескивали кости, я вообще боялась смотреть. Хорошо, что здесь царит сумрак, иначе от полуобморочной принцессы было бы еще меньше толку. Я скорее теоретик. Покончив с промыванием, я осторожно перевалила бессознательное тело на сухие покрывала и отправилась наружу. Лошадь невозмутимо общипывала последнюю траву. Я сняла с седла сумку и отнесла в пещеры.
Копаясь в ней в поисках съестного, я всей спиной вдруг почувствовала это… Эльф, распластанный на старом тряпье, открыл глаза, силясь что-то сказать. И в его яростном, вполне осознанном взгляде плескалась такая ненависть! Почти материальная, она струилась и стелилась по пещере, клубясь черным туманом. В груди захолодело от страха… Слов нет, воздух встал в горле ледяным комом.
Это та самая легендарная эльфийская эмпатия, немалых войск стоившая нашим генералам. Искренние чувства, бьющие наотмашь по разуму. По ногам прошла судорога боли. Чужой… Развернувшись, я рухнула перед раненым на колени, рассадив их до крови какими-то осколками.
– Молчи, шпион, молчи и терпи. Я – не целитель, так что… все зависит только от тебя! – То и дело сглатывая, я попыталась выправить переломы. Вздрагивающая теплая плоть под пальцами неохотно поддавалась моим жалким усилиям. Открытые раны пришлось просто прикрыть оторванным подолом. Вроде получилось, но… – Сейчас время идет к вечеру, мне надо будет вернуться к ужину, а то хватятся, пошлют кого-то на поиски. Нам этого не надо… Ты лежи и, главное, не шевелись. Ведь кости должны срастаться ровно. Вы же стойкий народ, вот и терпи, не терзайся, не беспокойся. А переломы все равно фиксировать нечем. Я вернусь завтра утром, честное королевское.
Пока прикрывала камзолом и ветхим покрывалом израненное тело, я видела его глаза. Он мне не верил. Ни на грош! Да я его и не винила, потому как сама не знала, достанет ли у меня решимости вернуться.
Меня по-прежнему никто не замечал. И хорошо… Иначе как бы я стала объяснять свое позднее появление, по пояс в грязи, без шляпки и камзола, в обрывках юбки и драных лосинах? Хотя дождь и грязь сделали свое дело, смыв следы крови. И с меня, и с коня. Но сам до ужаса непрезентабельный вид? Конюх, которому я отдала несчастное животное, и горничная, отпаивавшая меня горячим вином, не в счет, с ними у меня отличные отношения. Они меня жалели, и им сошла сказка о неудачном падении. А вот кто-то облеченный властью и знанием, умеющий задавать неприятные вопросы, едва ли не обратил бы внимания на всякие мелочи. И на немаленький тючок, который я собиралась собрать.
Этой ночью мне не пришлось спать. С трудом высидев положенное время в столовом зале, где собиралась на ужин королевская семья, я отправилась бродить по замку. Короткому налету подверглись поочередно библиотека, кухня и лаборатория дворцового целителя. Благо никто не мог запретить мне ходить куда хочется, ибо я – королевская дочь! И отчего-то было совершенно безразлично, что придворные нажалуются отцу о недостойном и неподобающе плебейском времяпрепровождении кронпринцессы. К тому же его величество абсолютно недоступен, второй день заседая с Советом Королей. Только в его власти запретить мне что-либо. Королева же – развлекается!
Утром в конюшнях достаточно было вымученного взгляда и короткого пояснения, что скрываюсь в лесу на целый день. От родственников. Оттого и беру с собой запас еды.
В душе царило смятение. Хотелось все бросить и спрятаться среди зеркал и гобеленов замка, но что-то не давало отступить. Какое-то дикое упрямство и дерзкое желание сделать нечто… что зачтется мне. Потом, когда-нибудь. Быть достойной… И, поминутно оглядываясь на приземистые строения, будто прощаясь с прежней жизнью, я нырнула в лес.
Густой туман глушил звуки шагов. Напряженно оглядываясь, я понукала лошадь идти быстрее. Темный осенний лес пугал. Иррациональный страх и беспокойство за эльфа гнали вперед. Не умер ли, не нашли ли? Поплутав по тропам, я вышла к беседке.
Эльф все так же лежал на куче тряпья в глубине пещер, грудь его медленно вздымалась в такт хриплому дыханию.
Кинув вещи, я замерла над ним встревоженной, озабоченной птицей. И прислушалась… затем встряхнулась, скидывая оцепенение. Как много еще надо сделать!
Мне рассказывали про инстинкты целителей, а я еще не верила! Это как одержимость, желание во что бы то ни стало защитить и исцелить. Столь неподобающего чувства просто не должна испытывать вышколенная принцесса! Первый пациент как первая любовь…
Не подумайте плохого. Я знаю, что такое любовь, флирт, романтика. Меня никто не держит впроголодь, я обожаю балы, концерты, пикники и никогда до последнего времени не страдала от невнимания родителей. Но сейчас у меня траур, а высочайшее положение обязывает своим примером показывать людям, как следует придерживаться законов. Пару месяцев назад, летом, погиб мой жених. Доблестно сражаясь в первых рядах наступающей пехоты, он был сражен орочьей стрелой. Но много ли доблести в поджогах беззащитных дриадских рощ, скажите мне?
Принц Сипаад был до дрожи неприятный молодой наглец, но выгодная и стратегически правильная партия. Младший брат короля Вераана, нашего северного соседа. Скрывая неимоверное облегчение, если не радость, я коротко остригла волосы, демонстрируя должную степень печали. И более не посещала развлечений.
После полагающегося по традиции двухгодичного траура я превращусь в настоящий перестарок. Ведь двадцать лет – для принцессы предельный возраст, после достижения которого она никому не нужна. Никто не возьмет замуж ту, в плодовитости которой могут возникнуть сомнения. Поставить под угрозу продолжение династии? Никогда. Конечно, сопредельные герцоги не побрезговали бы породниться с королем, но… Отец четко сказал, что ни за кого менее родовитого меня не отдаст. И я этому рада. Наконец-то смогу заняться тем, что интересно мне, а не требуется для нужд королевства. Это была хотя бы иллюзия свободы.
Занятая циничными мыслями, я перестелила одеяла и зажгла лампадку. С первого момента, как я вошла в пещеру, за мной внимательно следил эльф. В ясных глазах не осталось ни капли того мутного бреда, перемешанного с ненавистью, что так напугал меня вчера. Раненый выглядел гораздо лучше, покой и минимальный уход делали свое дело. Раны начали потихоньку срастаться, и ни воспаления, ни лихорадки не было. Живучий оказался остроухий.
– Ну что, шпион, – я присела рядом, – есть-пить будешь? Просто моргни! – торопливо добавила я. Эльф, внимательно вглядываясь в мое лицо, медленно прикрыл глаза.
Я перелила бульон из фляжки в фарфоровую миску. Подложила под голову пациенту еще одно одеяло.
– Горячее, – предупредила я, поднося ложку к разбитым губам. – Осторожнее…
Эльф был вполне в сознании. И ощутимо вздрагивал под моими пальцами, когда я накладывала мази и гели на открытые раны, фиксировала и бинтовала переломы. Но – терпел. Просто не могу представить, как ему было тяжело. Сама себе я же посоветовала засунуть поглубже смущение. Что делать, не приучена я к виду обнаженного мужского тела…