Ведьмак (большой сборник) - Сапковский Анджей. Страница 111

— Мне безразлично, — сказал он тихо, — поверишь ты или нет. Просто я обязан предупредить. Лодка, которая приблизится к Драконьим Клыкам, или люди, которые явятся туда во время отлива, подвергаются опасности. Смертельной опасности. Хочешь проверить, правда ли, хочешь рисковать — твое дело. Я просто предупреждаю.

— Ха, — вдруг проговорил коморник Зелест, сидевший за спиной у Агловаля в оконном проеме. — Если они такие же чудища, как эльфы или другие гоблины, то нам они не страшны. Я–то боялся, как бы это не было что–то похуже или, упасите боги, заколдованное. А по ведьмаковским словам получается, что это вроде каких–то морских утопцев–плавунов… Против них есть средства. Слышал я, один чародей вмиг расправился с плавунами на озере Моква. Влил в воду баррель магического фильтрата — и каюк плавунам. И следа не осталось.

— Верно, — заметил молчавший до того Дроухард. — Следа не осталось. И от лещей, значить, щук, раков и беззубок. Сгинула дажить водяная зараза на дне, кою умники элодеей кличут. И засохнул, значить, ольшаник на берегах.

— Блеск! — насмешливо проговорил Агловаль. — Благодарю за изумительное предложение, Зелест. Может, у тебя есть и еще какие?

— Ну вроде правда, — коморник сильно покраснел, — магик переборщил малость, слишком уж крынкой размахался. Но мы и без магиков управимся, князь. Ведьмак говорит, что с этими чудами можно бороться и убить их тоже можно. Стало быть, война. Как раньше. Нам не впервой, верно? Жили в горах оборотцы, где они теперь? По лесам еще валандаются дикие эльфы и духобабы, но и этим вот–вот конец придет. Перебьем всех до единого. Как деды наши…

— А жемчужины увидят только мои внуки? — поморщился князь. — Слишком долго придется ждать, Зелест.

— Ну так–то уж паршиво не будет. Что–то мне видится… Скажем, с каждой лодкой ловцов — две лодки лучников. Быстренько научим чудищ уму–разуму. Узнают, что такое страх. Верно, господин ведьмак?

Геральт холодно посмотрел на него и ничего не ответил.

Агловаль повернул голову, демонстрируя свой благородный профиль, закусил губу. Потом, прищурясь и морща лоб, взглянул на ведьмака.

— Ты не выполнил задания, Геральт, — сказал он. — Снова испоганил дело. Не возражаю, ты проявил благие намерения. Но я за благие намерения не плачу. Я плачу за результат. За эффект. А эффект, прости за определение, дерьмовый. А посему столько ты и заработал.

— Прелестно, благородный князь, — съехидничал Лютик. — Жаль, вас не было там, у Драконьих Клыков. Может, мы с ведьмаком дали бы вам возможность встретиться с одним из тех, морских–то, с мечом в руке. Может, тогда вы поняли бы, в чем дело, и перестали скаредничать и препираться об оплате…

— Как торговка базарная, — добавила Глазок.

— Я не привык торговаться, препираться или спорить, — спокойно сказал Агловаль. — Я сказал — не заплачу ни гроша, Геральт. Уговор был такой: ликвидировать опасность, ликвидировать угрозу, обеспечить ловлю жемчуга без риска для людей. А ты? Являешься и рассказываешь нам о разумной расе со дна морского. Советуешь держаться подальше от того места, которое приносит мне доход. Что ты сделал? Якобы убил… Скольких?

— Не имеет значения. — Геральт слегка побледнел. — Во всяком случае, для тебя, Агловаль.

— Именно. Тем более что доказательств нет. Если б ты принес, к примеру, правые руки этих рыбожаб, как знать, может, и заработал бы обычную ставку, какую берет мой лесник за пару волчьих ушей.

— Ну что ж, — холодно сказал ведьмак. — Мне не остается ничего иного, как распрощаться.

— Ошибаешься, — сказал князь. — Остается кое–что еще. Постоянная работа за вполне приличное вознаграждение и содержание. Должность и патент капитана моей вооруженной охраны, которая с этого дня будет сопровождать ловцов. Не обязательно навсегда, но достаточно долго, до тех пор, пока эта якобы разумная раса наберется ума избегать их как огня. Что скажешь?

— Благодарю, не воспользуюсь. — Ведьмак поморщился. — Такая работа не по мне. Войны с другими расами я считаю идиотизмом. Может, это и отличное развлечение для усталых и поглупевших князей. Для меня — нет.

— Ах как гордо, — усмехнулся Агловаль. — Как благородно. Ты отвергаешь предложение образом, достойным короля. Отказываешься от немалых денег с миной богача, только что сытно пообедавшего. Геральт? Ты сегодня ел? Нет? А вчера? А позавчера? Похоже, у тебя маловато шансов пообедать, очень маловато. Даже здоровым в наше время трудно заработать, а сейчас, с одной рукой на перевязи…

— Да как ты смеешь?! — тонко взвизгнула Глазок. — Как ты смеешь так разговаривать с ним, Агловаль? Руку, которую он носит на перевязи, ему рассадили во время выполнения твоего приказа! Ты не можешь быть настолько низким…

— Прекрати, — сказал Геральт. — Прекрати, Эсси. Это бессмысленно.

— Неправда! — гневно бросила она. — В этом есть смысл. Кто–то должен наконец сказать правду в глаза такому… типу, который сам себя произвел в князья, воспользовавшись тем, что с ним никто не состязался за право владеть участком скалистого побережья, и который теперь считает, будто ему разрешено унижать других.

Агловаль покраснел и поджал губы, но не произнес ни слова, не пошевелился.

— Да, Агловаль, — продолжала Эсси, сжимая в кулаки дрожащие пальцы, — ты рад возможности унизить других, возможности показать презрение к ведьмаку, готовому подставлять шею за деньги. Но знай, ведьмак смеется над твоим презрением и твоими оскорблениями, они не производят на него никакого впечатления, он их даже не замечает. Нет, ведьмак не чувствует даже того, что чувствуют твои слуги и подданные, Зелест и Дроухард, а они чувствуют стыд, глубокий, опаляющий стыд. Ведьмак не чувствует того, что мы, я и Лютик, а мы чувствуем отвращение. Знаешь, Агловаль, почему? Я скажу тебе. Ведьмак знает, что он лучше, выше тебя. Достоин гораздо большего, чем ты! И это придает ему ту силу, которая у него есть!

Эсси замолчала, опустила голову, но не настолько быстро, чтобы Геральт не успел заметить слезы, блеснувшие в уголке прекрасного глаза. Девушка коснулась рукой висящего на шее цветочка с серебряными лепестками, цветочка, в середине которого сияла большая голубая жемчужина. У цветочка были изящные филигранные лепестки, он был изготовлен мастерски. Дроухард оказался на высоте. Рекомендованный им ремесленник выполнил работу прекрасно. И не взял от них ни гроша. Дроухард заплатил за все.

— Поэтому, якобы благородный князь, — продолжала Глазок, поднимая голову, — не ставь себя в смешное положение, предлагая ведьмаку роль наемника в армии, которую ты собираешься поставить против океана. Не выставляй себя на осмеяние, а ведь предложение может вызвать только смех. Ты все еще не понял? Ты можешь заплатить ведьмаку за выполнение задания, можешь его нанять, чтобы он охранял людей от зла, предупреждал грозящую им опасность. Но ты не можешь ведьмака купить, не можешь использовать его в своих целях. Потому что ведьмак, даже раненый и голодный, лучше тебя. Большего стоит. Поэтому он смеется над твоим предложением. Понял?

— Нет, мазель Давен, — холодно произнес Агловаль. — Не понял. Совсем даже наоборот. Понимаю все меньше. Главное же, чего я уж совсем не понимаю, так это почему я все еще не приказал повесить всю вашу троицу, предварительно отколотив батогами и припечатав червонным железом. Вы, мазель Давен, пытаетесь показать, будто знаете все. Так скажите, почему я этого не делаю?

— Извольте, — тут же откликнулась поэтесса. — Ты, Агловаль, не делаешь этого, потому что где–то там, глубоко внутри тебя, тлеет искорка порядочности, хранятся остатки чести, еще не приглушенные спесью нувориша и купчишки. Внутри, Агловаль. На дне сердца. Сердца, которое, что бы там ни говорили, способно любить сирену.

Агловаль побледнел как полотно и стиснул руки на поручнях кресла. «Браво, — подумал ведьмак, — браво, Эсси, прекрасно». Он гордился ею. Но одновременно чувствовал грусть, чудовищную грусть и раскаяние.

— Уходите, — тихо проговорил Агловаль. — Уходите. Идите куда хотите. Оставьте меня в покое.