Ведьмак (большой сборник) - Сапковский Анджей. Страница 120

— Ну, может, и правда. Может, я слишком много требую от нее. Элиза всегда была недалекой, с детства глупой и красивой, действительно, чудный материал на жену какого–нибудь короля.

— Что такое чудный материал? — спросила Цири. — И почему на жену?

— Не лезь, шпань, я же сказал. Да, Геральт, повезло мне, что ты тогда объявился в Хамме. И что зятюшка–король согласился потратить парочку–другую дукатов, которых ты потребовал за то, чтобы снять заклятие.

— Знаешь, Фрей, — сказал Геральт, еще шире улыбаясь, — весть об этом разошлась широко!

— Истинная версия?

— Не совсем. Во–первых, тебе добавили десяток братьев.

— Надо же! — Барон приподнялся на локте, раскашлялся. — Стало быть, с Элизой вместе нас было двенадцать душ? Ну и идиотизм! Моя мамуля не была крольчихой.

— Это не все. Решили, что баклан малоромантичен.

— Оно и верно. Ничего в нем нет романтичного. — Барон поморщился, ощупывая грудь, обвязанную лыком и кусками бересты. — Так во что я был заколдован, если верить россказням?

— В лебедя. То есть в лебедей. Потому как вас было одиннадцать штук, не забывай.

— А чем, черт побери, лебедь романтичнее баклана?

— Не знаю.

— Я тоже не знаю. Но могу поспорить, что в рассказе именно Элиза сняла с меня чары при помощи ее жуткого мешка из крапивы.

— Выиграл. А что с Элизой?

— У нее, бедняжки, чахотка. Долго не протянет.

— Печально.

— Печально, — равнодушно подтвердил Фрейксенет, глядя в сторону.

— Вернемся к чарам. — Геральт оперся спиной о стену из переплетенных, пружинящих ветвей. — Рецидивов не бывает? Перья не растут?

— Слава богам, нет, — вздохнул экс–барон. — Все в порядке. Единственное, что у меня осталось от тех времен, так это любовь к рыбе. Нет для меня, Геральт, лучшей жратвы, чем рыба. Иногда я на заре отправляюсь к рыбакам на пристань, и пока они отыщут для меня что–нибудь благородное, я хапну одну–две горстки уклеек, прямо из садка, парочку пескарей, ельца или голавля… Шик, не жратва.

— Он был бакланом, — медленно проговорила Цири, глядя на Геральта, — а ты его расколдовал. Ты умеешь колдовать?

— Ну ясно же, — сказал Фрейксенет, — умеет. Какой ведьмак не умеет?

— Ведь… Ведьмак?

— Ты не знала, что это ведьмак? Великий Геральт Рив? Хотя, верно, откуда тебе, такой малышке, знать, кто такой ведьмак? Теперь не то что прежде. Теперь ведьмаков мало, почти и не осталось. Вероятно, ты никогда в жизни не видела ведьмаков?

Цири медленно покачала головой, не спуская с Геральта глаз.

— Ведьмак, девочка, это… — Фрейксенет осекся и побледнел, видя входящую в шалаш Браэнн. — Нет, нет, не хочу! Не дам ничего себе вливать в горло, никогда, никогда больше! Геральт. Скажи ей!

— Успокойся.

Браэнн не удостоила Фрейксенета даже мимолетным взглядом. Сразу подошла к Цири, сидевшей на корточках рядом с ведьмаком.

— Пошли, — сказала она. — Пошли, малышня.

— Куда? — скривилась Цири. — Не пойду. Я хочу с Геральтом.

— Иди, — через силу улыбнулся ведьмак. — Поиграешь с Браэнн и молодыми дриадами. Они покажут тебе Дуэн Канэлль…

— Она не завязывала мне глаза, — очень медленно проговорила Цири. — Когда мы сюда шли, она не завязала мне глаза. Тебе завязала. Чтобы ты не мог сюда больше попасть, когда уйдешь. Это значит…

Геральт взглянул на Браэнн. Дриада пожала плечами, потом обняла и прижала к себе девочку.

— Это значит… — Голос Цири вдруг сломался. — Это значит, что я отсюда не уйду? Да?

— Никому не уйти от Предназначения.

Все повернули головы при звуке этого голоса. Тихого, но звучного, твердого, решительного. Голоса, требующего послушания, не признающего возражений. Браэнн поклонилась. Геральт опустился на одно колено.

— Госпожа Эитнэ…

Повелительница Брокилона была одета в просторное, легкое, светло–зеленое платье. Как большинство дриад, она была невысока и худощава, но гордо посаженная голова, лицо с серьезными, резкими чертами и решительный рот, казалось, делали ее выше и значительнее. Ее волосы и глаза были цвета расплавленного серебра.

Она вошла в шалаш в сопровождении двух молодых дриад, вооруженных луками. Молча кивнула Браэнн, и та тут же схватила Цири за руку и потянула к выходу, низко наклонив голову. Цири шагала напряженно и неловко, бледная, онемевшая. Когда она проходила мимо Эитнэ, сереброволосая дриада быстрым движением взяла ее за подбородок, приподняла, долго глядела девочке в глаза. Геральт видел, что Цири дрожит.

— Иди, — наконец сказала Эитнэ. — Иди, дитя. Не бойся. Ты уже не можешь изменить своего Предназначения. Ты — в Брокилоне.

Цири послушно поплелась за Браэнн. На выходе повернулась. Ведьмак увидел, что у нее дрожат губы, а в зеленых глазах блестят слезы. Но не сказал ни слова. Продолжал стоять на колене, склонив голову.

— Встань, Гвинблейдд. Приветствую тебя.

— Приветствую тебя, Эитнэ, Повелительница Брокилона.

— Я снова имею удовольствие принимать тебя в моем Лесу. Хоть и являешься ты сюда без моего согласия и ведома. Входить в Брокилон без моего согласия рискованно, Белый Волк. Даже для тебя.

— Я прибыл в качестве посла.

— Ах… — слабо улыбнулась дриада. — Так вот откуда твоя смелость, которую я не хотела бы называть другим, не столь приятным словом. Геральт, неприкосновенность послов — обычай, принятый у людей. Я его не признаю. Я не признаю ничего человеческого. Все человеческое мне чуждо. Здесь — Брокилон.

— Эитнэ…

— Молчи, — прервала она, не повышая голоса. — Я приказала тебя отпустить. Ты выйдешь из Брокилона живым. Не потому, что ты посол. По другим причинам.

— Тебя не интересует, чей я посол? Откуда пришел, от чьего имени?

— Откровенно говоря, нет. Здесь Брокилон. Ты пришел извне, из мира, до которого мне нет дела. Чего ради мне терять время на выслушивание послов? Что мне любые предложения, любые ультиматумы, придуманные теми, кто мыслит и чувствует иначе, чем я? Какое мне дело, что думает король Вензлав?

Геральт удивленно покачал головой.

— Откуда ты знаешь, что я пришел от Вензлава?

— Это же ясно, — усмехнулась дриада. — Эккехард слишком глуп. Эрвилл и Вираксас чересчур сильно меня ненавидят. Владения других с Брокилоном не соприкасаются.

— Ты многое знаешь о том, что происходит вне Брокилона, Эитнэ.

— Я знаю очень много, Белый Волк. Это привилегия моего возраста. Теперь же, если позволишь, я хотела бы завершить одно дело. Тот мужчина с внешностью медведя, — дриада перестала улыбаться и взглянула на Фрейксенета, — твой друг?

— Мы знакомы. Когда–то я его расколдовал.

— Проблема в том, — холодно сказала Эитнэ, — что я не знаю, как с ним быть. Не могу же я сейчас приказать его добить. Я позволила бы ему выздороветь, но он создает опасность. На фанатика он не похож. Значит, охотник за скальпами. Я знаю, Эрвилл платит за каждый скальп дриады. Не помню сколько. Впрочем, цена возрастает пропорционально падению ценности денег.

— Ошибаешься. Он — не ловец скальпов.

— Зачем же полез в Брокилон?

— Искать девочку, которую поручили его присмотру. Он рисковал жизнью, чтобы отыскать ее.

— Очень глупо, — холодно бросила Эитнэ. — Это даже трудно назвать риском. Он шел на верную смерть и жив только благодаря лошадиному здоровью и выносливости. Что же до ребенка, то она уцелела случайно. Мои девочки не стреляли, так как думали, что это пак или лепрекаун.

Она снова взглянула на Фрейксенета, и Геральту показалось, что ее губы как бы помягчели.

— Ну хорошо. Отметим как–нибудь этот день.

Она подошла к подстилке из лапника. Сопровождавшие ее дриады приблизились тоже. Фрейксенет побледнел и съежился, хоть и не стал от этого меньше.

Эитнэ долго смотрела на него, слегка щуря глаза.

— У тебя дети есть? — спросила наконец. — Я с тобой говорю, дубина.

— А?

— Кажется, я выражаюсь ясно.

— Я не… — Фрейксенет отхаркался, закашлял. — Я не женат.

— Меня не интересует твоя семейная жизнь. Я хочу знать, в состоянии ли ты что–либо выскрести из своих ожиревших чресел. О Великое Древо! Ты хоть одну женщину сделал беременной?