Ведьмак (большой сборник) - Сапковский Анджей. Страница 54

— Нет, — тоже улыбнулся Геральт. — Не устроит. Но не бичуй себя за это, Йеннифэр. Меня нелегко удовлетворить. До сих пор это удавалось только лицам более чем среднего уровня.

— Жаль. Стало быть, так и останешься неудовлетворенным. Что делать. Изволь печать. И не ухмыляйся так. Это не идет ни к твоей красоте, ни к твоей прическе. Если ты еще не заметил, то знай, что именно сейчас начала исполняться благодарность, которой ты мне обязан. Печать — первый взнос за голос певуна.

— Гляжу, ты разбросала цену на множество взносов, — холодно проговорил он. — Хорошо. Этого можно было ожидать, и я ожидал. Но пусть это будет честная торговля, Йеннифэр. Я купил твою помощь, и я заплачу.

Она скривила губы в улыбке, но ее фиалковые глаза оставались холодными.

— Уж в этом–то, ведьмак, не сомневайся.

— Я, — повторил он, — а не Лютик. Я забираю его отсюда в безопасное место. Сделав это, вернусь, выплачу второй взнос и последующие. Что же касается первого… — Он сунул руку в секретный кармашек на поясе, достал латунную печать со знаком звезды и ломаного креста. — Пожалуйста. Но не как первый взнос. Прими это от ведьмака как знак благодарности за то, что хоть и расчетливо, но ты отнеслась к нему доброжелательней, нежели это сделало бы большинство твоей братии. Прими это как доказательство доброй воли, призванное убедить тебя, что, позаботившись о безопасности друга, я вернусь сюда, чтобы расплатиться. Я не заметил скорпиона в цветах, Йеннифэр. И готов расплачиваться за свою невнимательность.

— Прекрасная речь, — колдунья скрестила руки на груди. — Трогательная и патетическая. Жаль только, напрасная. Лютик мне нужен и останется здесь.

— Он уже однажды столкнулся с тем, кого ты намерена сюда приволочь. — Геральт указал на изображения на полу. — Когда ты закончишь и притащишь сюда джинна, то независимо от твоих обещаний Лютик пострадает, возможно, еще больше. Ведь тебя интересует то существо из бутылки, верно? Ты намерена завладеть им, заставить служить себе? Не отвечай, я знаю, плевать мне на это. Делай что хочешь, притащи хоть десяток демонов. Но без Лютика. Если ты подставишь Лютика, это уже не будет честной сделкой, Йеннифэр, и ты не имеешь права за таковую требовать платы. Я не допущу… — Он осекся.

— Меня интересовало, когда же ты наконец почувствуешь, — хихикнула чародейка.

Геральт напрягся, собрал в кулак всю свою волю, до боли стиснув зубы. Не помогло. Его словно парализовало, он вдруг превратился в каменную статую, во вкопанный в землю столб. Не мог шевельнуть даже пальцем в башмаке.

— Я знала, что ты сумеешь отразить чары, брошенные открыто, — сказала Йеннифэр. — Знала также, что, прежде чем что–либо предпринять, ты постараешься расположить меня к себе красноречием. Ты болтал, а нависший над тобой заговор действовал и понемногу ломал тебя. Теперь ты можешь только говорить. Но тебе уже нет нужды мне нравиться. Я знаю, ты красноречив. И не надо продолжать, это только снизит эффект!

— Хиреадан… — с трудом проговорил он, все еще пытаясь бороться с магическим параличом. — Хиреадан поймет, что ты что–то замышляешь. Сообразит быстро, заподозрит в любой момент, потому что не доверяет тебе. Он не доверял с самого начала…

Чародейка повела рукой. Стены комнаты затуманились и окрасились однообразным мутно–серым тоном. Исчезли двери, исчезли окна, исчезли даже пыльные занавески и засиженные мухами картинки на стенах.

— Ну и что, если Хиреадан сообразит? — зловеще поморщилась она. — Помчится на помощь? Сквозь мой барьер не пройдет никто. Но, уверяю тебя, Хиреадан никуда не побежит, не сделает ничего мне во вред. Ничего. Он очарован мною. Нет, дело не в чернокнижии, я не привораживала его. Обычная химия организма. Он влюбился в меня, дурень. Ты не знал? Он даже хотел вызвать Бо на поединок, представляешь? Эльф, а ревнивый. Такое встречается редко. Геральт, я не случайно выбрала этот дом.

— Бо Берран, Хиреадан, Эррдиль, Лютик. Действительно, ты идешь к цели самым прямым путем. Но мною, Йеннифэр, не воспользуешься.

— Воспользуюсь, воспользуюсь. — Чародейка встала с кровати, подошла, старательно обходя начертанные на полу знаки. — Я же сказала, ты мне кое–что должен за излечение поэта. Так, мелочь, небольшую услугу. После того что я сейчас собираюсь проделать, я сразу же исчезну из Ринды, а у меня в этом городишке еще есть кое–какие… неоплаченные долги, назовем это так. Некоторым людям я тут кое–что пообещала, а я всегда выполняю обещания. Однако поскольку сама я не успею, ты исполнишь мои обещания за меня.

Он боролся, боролся изо всех сил. Напрасно.

— Не дергайся, ведьмак, — ехидно усмехнулась она. — Впустую. У тебя сильная воля и хорошая сопротивляемость магии, но со мной и моими заклинаниями ты померяться не в состоянии. И не ломай комедию. Не пытайся покорить меня демонстрацией своей несгибаемой и гордой мужественности. Ты только самому себе кажешься несгибаемым и гордым. Ради друга ты сделал бы все и без чар, заплатил бы любую цену, вылизал бы мне туфли. А может, и еще кое–что, если б мне вдруг вздумалось повеселиться.

Он молчал. Йеннифэр стояла, усмехаясь и поигрывая пришпиленной к бархотке обсидиановой звездой, искрящейся бриллиантами.

— Уже в спальне Бо, — продолжала она, — перекинувшись с тобой несколькими словами, я поняла, кто ты такой. И знала, какой монетой взять с тебя плату. Рассчитаться за меня в Ринде мог бы любой, например тот же Хиреадан. Но сделаешь это ты, ибо ты должен мне заплатить. За притворное высокомерие, за каменное лицо, за саркастический тон. За мнение, будто ты можешь стоять лицом к лицу с Йеннифэр из Венгерберга, считать ее самовлюбленной нахалкой, расчетливой ведьмой и одновременно таращиться на ее намыленные сиськи. Плати, Геральт из Ривии!

Она схватила его обеими руками за волосы и пылко поцеловала в губы, впившись в них, словно вампир. Медальон на шее задергался. Геральту почудилось, что цепочка укорачивается и стискивает горло словно гаррота. В голове сверкнуло, в ушах дико зашумело. Фиалковые глаза чародейки исчезли, и он погрузился во тьму…

Геральт стоял на коленях. Йеннифэр обращалась к нему мягким, нежным голосом.

— Запомнил?

— Да, госпожа.

Это был его собственный голос.

— Так иди и выполни мое поручение.

— Слушаюсь, госпожа.

— Можешь поцеловать мне руку.

— Благодарю тебя, госпожа.

Он пополз к ней, не поднимаясь с колен. В голове гудели десятки тысяч пчел. Ее рука источала аромат сирени и крыжовника… Сирени и крыжовника… Вспышка. Тьма.

Балюстрада, ступени. Лицо Хиреадана.

— Геральт! Что с тобой? Геральт, ты куда?

— Я должен… — его собственный голос. — Должен идти…

— О боги! Взгляните на его глаза!

Лицо Вратимира, искаженное изумлением. Лицо Эррдиля. И голос Хиреадана.

— Нет! Эррдиль, нет! Не прикасайся к нему и не пробуй задержать. С дороги, Эррдиль! Прочь с его дороги!

Запах сирени и крыжовника…

Дверь. Всплеск солнца. Жарко. Душно. Запах сирени и крыжовника.

«Будет буря», — подумал он. И это была его последняя сознательная мысль.

Тьма. Запах…

Запах? Нет — вонь. Вонь мочи, гнилой соломы и мокрых лохмотьев. Смрад коптящего факела, воткнутого в железный захват, закрепленный в стене из грубо отесанных каменных блоков. Отбрасываемая факелом тень на покрытом соломой земляном полу…

Тень решетки.

Ведьмак выругался.

— Наконец–то. — Он почувствовал, что кто–то приподнимает его, прислоняет спиной к влажной стене. — Я уже стал опасаться. Ты так долго не приходил в себя.

— Хиреадан? Где… Черт, голова разламывается… Где мы?

— А ты как думаешь?

Геральт отер лицо ладонью и осмотрелся. У противоположной стены сидели трое оборванцев. Он видел их смутно, они приткнулись как можно дальше от факела, почти в полной темноте. Под решеткой, отделяющей всех их от освещенного коридора, прикорнуло что–то на первый взгляд напоминающее кучу тряпья. На самом деле это был старик с носом, похожим на клюв аиста. Длина висящих сосульками волос и состояние одежды говорили о том, что он находится здесь не первый день.