Интимный дневник «подчиненной». Реальные «50 оттенков» - Морган Софи. Страница 22
Если бы мою жизнь можно было сравнить со звуковой дорожкой, в этот момент прозвучал бы резкий и низкий аккорд. Но вместо этого я услышала «Песню № 2» в исполнении Блер, что повергло меня в замешательство, пока сквозь спутанные вожделением мысли не возникло понимание, что это была мелодия рингтона мобильного телефона Тома.
А потом я ощутила прилив ярости, так как он собирался ответить на звонок.
Поймите, я сама из тех зануд, что намертво привязаны к мобильному. Мне нравится притворяться, что звонят с работы, хотя это и не так. Мне нравится общаться, держать все под контролем. Мой телефон всегда рядом, сплю я или бодрствую. Он отправляется со мной в отпуск, ну и все такое. Но мне было бы приятнее думать о том, что, окажись я в ситуации, когда моя рука обнимает полуобнаженную женщину, дрожащую от желания, которая держит мой член рукой и только что объявила, что готова на все ради оргазма, – бац! – и звонит телефон… я бы отправила звонок на автоответчик. Нет. Только не Том. Когда он снял трубку и начал болтать с кем-то, с какой-то женщиной, говорящей в стиле Чарли Брауна [7] – бормоча и глотая звуки, будто она всплывает на поверхность, и это все, что я могу о ней сказать, – я почувствовала всплеск ярости и отчаяния. Слезы безмерного негодования наполнили мои глаза. Я лежала рядом. Его рука все еще водила по линии моего плеча, а он продолжал болтать. Ведь только что я умоляла его, что само по себе, как вы понимаете, было нелегко, несмотря на то что ему это так нравилось. Нравилось так сильно, что он постоянно заставлял меня делать это. Я ведь только что сказала ему, что выполню все, что он захочет! Внутренний голос подсказывал, что мне следовало сбросить его руку, встать, одеться и уйти, что это вовсе не было игрой, это было чистым унижением, слишком грубым, явный перебор. Но я не могла заставить себя пошевелиться, что сделало меня еще слабее и еще более ничтожной и вот-вот готовой разреветься.
Затем он сказал:
– Да, здесь, лежит рядом, дрожа от желания. Когда ты позвонила, она сказала, что готова на все, если я позволю ей кончить сегодня вечером. Н-да, что-у-год-но. Понимаю. По счастливой случайности я знаю, что такое «все-что-угодно». Если хочешь, могу поделиться.
Я повернулась и попыталась разглядеть его в темноте. Я так и думала: он говорил не со мной. Осознав, что конкретно может произойти дальше, я почувствовала спазм в желудке. Игра, к которой подключились бы другие, было тем, на что, как мы это оговорили ранее, мы могли бы пойти только после предварительного обсуждения… Это выходило за всякие рамки. Так мне и надо! Хотя, боже, мысль о том, что кто-то еще прямо сейчас может стать свидетелем моего отчаяния, заставила меня покраснеть от стыда и ужаса.
Да, меня умело и по-настоящему подставили.
Томас разговаривал с Шарлоттой. Забавная, саркастичная, та, с которой, как мне кажется, можно было весело провести время за бокалом вина. Шарлотта и Томас еще не занимались играми, но я знала, что Томас много времени болтает с ней с перспективой как-нибудь развлечься, а может, даже начать встречаться. Это меня не волновало. Уже давно мы решили, что никогда не будем назначать друг другу свидания и что наши отношения прекратятся, как только один из нас встретит кого-то особенного. Честно говоря, Том иногда встречался с действительно развратными особами, поэтому, если наконец он встретит женщину, подобную себе, да еще и покорную, я буду только рада. Плюс я пару раз сама проболтала с Шарлоттой довольно долго, и мне она показалась милой.
Но все, о чем я только что сказала, не могло помочь мне сохранить самообладание, так как Том рассказал ей во всех подробностях, что происходило в течение последних нескольких дней. Слушая его, я испытала ярость и смущение, а затем – что самое ужасное и все же неизбежное! – возбуждение.
– …О да, она вся промокла – насквозь. Нет, я не щупал ее, я всего лишь заставил ее снять трусики, чтобы заткнуть ими ее рот…
Я бы могла встать и уйти.
– Это было так мило, когда мы стояли в очереди у кассы и я провел пальцем по ее груди. Да, будто нечаянно.
Я заскрипела зубами. Я знала это.
– А через секунду ее соски торчали, в глазах томление… Да, взгляд исполнен ярости, но одновременно проскальзывает похоть, и ее не спрятать – удивительно! Так что она выдержит и все остальное в надежде, что я дам ей кончить…
В эту минуту я бы могла убить его ботинком. Это тоже сработало.
– Да, и она закусывает губу – чтобы попытаться не дать себе говорить, заныть или еще как-то выдать себя. Но ей не удается подавить непроизвольные полувздохи и слабую дрожь тела. Чудо! Вот теперь я контролирую все ее стороны. Даже то…
Я была в ярости. Но не ушла. Потому что, даже несмотря на стыд, смущение и неопределенность того, что будет дальше, я начала осознавать, что он был прав. Я знала, что это может оказаться забавным, чем-то испытывающим силы, чем-то невероятным. Он внимательно слушал Шарлотту.
Потом усмехнулся:
– Знаешь, это довольно порочно.
Во мне все замерло, я прижалась к нему сильнее, пытаясь расслышать ее. Я также осознала, что, передвинувшись вперед, я начала отчаянно о него тереться. Моя рука все еще была на его члене и уже начала его возбуждать.
Он знал, что я делаю, и, запустив руку мне в волосы, оттащил, дав тем самым понять, что этот номер у меня не пройдет. Его рука сжалась в кулак. Я стала извиваться, пытаясь уменьшить боль, возникшую от натянувшейся кожи, передвигаясь в том направлении, в котором он заставлял меня двигаться. Он тянул меня, пока моя голова не поравнялась с его промежностью, а затем толкнул вниз. Он отпустил мои волосы только для того, чтобы получше взять трубку телефона, и сказал:
– Давай соси. Я обсуждаю с Шарлоттой как – если это случится – я доведу тебя до оргазма. Если хорошо будешь работать, я тебе это зачту.
Когда я подчинилась и начала скользить губами вверх и вниз, наслаждаясь ощущением шероховатых тканей на моем языке, он слегка застонал. Шарлотта что-то сказала, и он ответил:
– Да, сейчас мой член у нее во рту. Ощущение потрясающее. Она очень хорошо это делает, с большим энтузиазмом.
В темноте я покраснела, но вопреки себе невольно почувствовала прилив гордости. Я попыталась отбросить это чувство, сконцентрировав внимание на задании, почти не слушая их разговор, пока не услышала:
– То есть слушаешь нас и мастурбируешь? Это уж точно отвратительно. Я и не подозревал, что и ты собралась кончить сегодня вечером.
На другом конце я услышала жалобный звук, а затем – клянусь! – как тикают мозги Тома.
– Вот что, а не усложнить ли нам правила игры? Возможно, только одной из вас будет разрешено кончить. Только одной. Каждая может попытаться убедить меня самым лучшим способом, на который способна, а победительница получит возможность кончить.
Я услышала громкие возражения на другом конце трубки, хотя, честно, я тоже испугалась – я знала: в ситуации выбора между нами более вероятным было то, что кончит Шарлотта. А перспектива провести еще одну ночь, не получив удовлетворения после всего, что произошло за эти дни, и того унижения, которое я пережила из-за этого разговора, была невыносимой. Я начала глубже засасывать его член. Он засмеялся.
– О, Софи не на шутку разошлась. Она засосала мой член почти по яйца.
От удовольствия он забормотал и погладил мои волосы.
– О, это действительно хорошо. Тебе придется что-то придумать, чтобы превзойти ее.
При этих словах мое сердце начало учащенно биться, а еще из-за того, что его рука прикоснулась к моим ягодицам, приближаясь к тому месту, где мне так хотелось ее ощутить. После этого я почувствовала, что его возбужденный член продвинулся еще глубже.
– О, Шарлотта, мне так приятны твои мольбы.
Черт, она умоляет? У меня нет никакой надежды. Хотя мне и удалось позабавить его своими мольбами, что заняло гораздо больше времени, чем я предполагала, факт остается фактом – умолять для меня было чем-то неестественным. Оказалось, что я делала это неохотно и немного ворчливо. Черт.
7
Чарли Браун (англ. Charlie Brown) – один из главных персонажей серии комиксов «Peanuts», созданный Чарльзом Шульцем и впервые появившийся в комиксе 2 октября 1950 года. Чарли Брауна описывают как милого неудачника, обладающего бесконечной решимостью и надеждой, но который постоянно страдает от своего невезения. – Прим. ред.