Территория души. - Батракова Наталья Николаевна. Страница 33

— Целую, папочка. Даю слово, что нигде не задержусь. Я просто сгораю от любопытства.

Джессика положила трубку и легла на подушку. Сон пропал.

…Она очень любила Гуровых. В ее воспоминаниях о детстве, пожалуй, именно этот период времени запечатлелся как самый яркий, окрашенный в интересные цвета, как самый теплый — столько любви чувствовала она тогда, и как самый важный, наложивший отпечаток на всю ее дальнейшую жизнь и на все, к чему она стремилась.

Еще в госпитале, когда она наблюдала за Катериной и Николаем Гуровыми, по-детски стремилась помочь им хоть чем-нибудь, копируя их жесты, движения, еще тогда она впервые решила, что обязательно станет врачом. Хорошим врачом.

То, что позже она определилась именно в педиатрии, не было простым стечением обстоятельств. Там, в госпитале, помогая персоналу ухаживать за больными детьми, она чувствовала себя намного взрослее маленьких пациентов, и ее сердечко не по-детски сжималось от жалости, сострадания и желания им помочь. Надежда, вера и благодарность в детских глазах запечатлелись в ее памяти надолго.

Повзрослев, она поняла, что к чувству любви к Гуровым, которую хранила память, добавилось огромное уважение. Немногие могли жертвовать своей жизнью во имя однажды данной клятвы.

Искренность и теплота Гуровых по отношению друг к другу, к своей оставшейся дома маленькой дочери также не давали ей покоя. Именно таких отношений искала и ждала она в своей жизни.

Долгое время в ней была жива надежда, что они с папой смогут отыскать далекую девочку Аню и у нее, наконец, появится подружка. А, может быть, сестра.

Но шли годы, таяла надежда. Все реже Роберт и Джессика вспоминали вслух Катерину и Николая. Но то, что они по-прежнему продолжали жить в их сердцах, никто не отрицал.

Неужели наконец-то осуществилась давняя мечта? Какая она, Аня? Как она жила все это время?

«Я так хотела с ней подружиться», — вспоминала Джессика.

Ей представилась девушка, очень похожая на свою мать. Откуда-то из глубины души зазвучала забытая мелодия колыбельной. Уже засыпая, она улыбнулась. В ответ ей улыбалась Катерина Гурова…

— 3 —

В субботу практически все руководящее звено «TransitLink» собралось на совещание. Царило всеобщее оживление. Авторитет шефа и уважение к нему, стремление каждого сделать все возможное для дальнейшего развития фирмы были налицо.

Костя долго молчал, слушая выступавших, делая какие-то пометки в блокноте. Каждый так воодушевленно излагал свои предложения по проекту, спорил, доказывая свою правоту, что в конце концов он понял: пора наводить порядок. Затем четко и последовательно выстроил цепочку вопросов, которые требовалось решить в первую очередь.

Каждому отделу были поставлены основные задачи. При более внимательном рассмотрении они обрастали новыми вопросами, которые в свою очередь влекли за собой новые. К концу дня Крылов понял: невозможно объять необъятное на одном совещании, да и люди устали.

Около пяти часов вечера он всех отпустил по домам, оставшись в кабинете наедине с Виктором.

— Знаешь, только сейчас стал понимать, за что мы беремся, — сознался он Хорину.

— Развитие идет по спирали, — согласился Виктор. — Каждый следующий виток выше и шире. Хватило бы сил.

— В этом ты прав. Что-то с годами меньше становится желания лезть во все дыры. Но умом понимаешь: остановишься — и тебя сомнут, собьют с дороги.

— Тебе нужно учиться отдыхать, — посоветовал Виктор. — На одном энтузиазме долго не протянешь. Желательно отдыхать не телом, а душой.

— Это как? — взглянул на друга Костя.

— Возьми сына, приезжай к нам завтра на дачу. Покатаемся на лыжах, на санках. Мы можем с Леной за вами заехать. Возьмем минивэн. Она и дети всегда вам рады.

— Вообще-то я думал просто выспаться, — Костя замолк, неожиданно вновь почувствовав усталость. — Но ты, наверное, прав. С Олегом давно толком не общался. Хорошо. Едем. Вечером созвонимся, решим когда.

— Да можно прямо сейчас решить. Заедем куда-нибудь, посидим, — пожал плечами Виктор.

— Не могу. Мне надо еще в одно место сегодня. — Немного подумав, он решил, что от Виктора не стоит скрывать — куда, и добавил: — Я ведь вчера нашел Анну.

— Как раз хотел тебя спросить о ней. И что?

— Болеет. Грипп. Температура под сорок. Не поверишь, но вчера занимался, можно сказать, ее спасением. — Костя устало улыбнулся, вспомнив вчерашний вечер.

— А почему она не звонила?

— Говорит, звонила. Знаешь, что меня больше всего удивило вчера? Я ведь тебе рассказывал, какие чудеса она в Киеве вытворяла, не задумываясь…

— Честно говоря, историю с машиной я полночи в голове прокручивал. Не знаю, смог бы ли я сделать то же, что она.

— Сам иногда об этом думаю. Но здесь другое. Когда вчера я увидел ее совершенно беспомощной, что-то во мне перевернулось. Представляешь, огромная решимость что-то сделать для других и ничего — для себя? То же самое можно сказать о всей ее предыдущей жизни. Как-то не сочетается все.

— Почему? Возьми Александру Андреевну. Та же ситуация. Только благодаря тебе что-то изменилось в ее жизни.

— Нет-нет, ты не понял, — вновь попытался объяснить Крылов, но уже в другом ракурсе. — Понимаешь, что-то в моей концепции женской стервозности не срабатывает. Хотя ее соседка, как мне показалось, яркий пример ее правильности, — вспомнив Риту, улыбнулся Костя.

— Столько выводов за один вечер! Ну, лед тронулся, — следом за ним рассмеялся Виктор. — Я уж не помню, когда в последний раз с тобой о женщинах говорил. Когда она выйдет на работу?

— Не знаю. Давай лучше подумаем, куда ее определить?

— Ну, если у нее столько энтузиазма, может, в коммерческий отдел для начала? Там много чего зависло, вот пусть и применит свои уникальные способности.

— Ты думаешь? Только чтобы приблизительно в характеристиках аппаратуры разобраться — неизвестно, сколько времени понадобится, — неуверенно покачал головой Крылов.

— А ей, по большому счету, это и не нужно. Все характеристики давно известны. Лучше или хуже, их не изменишь. А продавать надо. Пусть побарахтается, подумает как.

— А вдруг выплывет? — вновь улыбнулся Костя и подумал, вспомнив лукаво улыбающуюся Анну: «Эта — выплывет обязательно!»

На звонок в квартиру Кругловых дверь открыла Катюша.

— А зачем дверь чужим открываешь? — строго спросил Костя.

— Вы — не чужой. Вы — мамин начальник и папа Олега. Я вас в глазок узнала, — серьезно ответила девочка, ногой отодвигая в сторону табуретку.

— Заболеть не боишься? В коридоре холодно. Беги быстрее в комнату, — Крылов легонько подтолкнул ее к двери.

— Мне мама нос мазью мажет и витамины дает. А в садике чеснок есть заставляют, — она заговорщицки жестом призвала Костю согнуться и прошептала на ухо: — Но мы с Олегом его не едим, он такой противный. Вы только маме и воспитательнице не говорите, — попросила Катя.

— А почему маме не говорить? — также шепотом спросил Крылов.

— Ей нельзя расстраиваться. Она болеет, — серьезно объяснила девочка.

— Катюша, кто там? — раздался голос Анны.

— Мамочка, это дядя Крылов, — ответила девочка, пропустив Костю в квартиру и защелкнув автоматический замок.

— Как себя чувствуешь? Чувствуете? — поправился Костя, чуть смутившись.

Странно, вчера он не задумывался, какое обращение более приемлемо.

— Спасибо. Сегодня лучше. Температура держится, но не такая высокая.

Анна полулежала на тахте, завернувшись в плед. За спиной горел торшер, в руках она держала книгу.

— Зигмунд Фрейд? — удивленно спросил Костя, прочитав название на обложке.

— Это не труды, — словно оправдываясь, пояснила Анна. — Это биография в художественной обработке Ирвинга Стоуна. «Страсти ума, или Жизнь Фрейда».

— Интересно?

— Под настроение. Еще летом половину прочитала, когда у Риткиной бабушки в деревне гостили. А дальше — как-то не получалось.