Редкий цветок (СИ) - Шолох Юлия. Страница 5

На стоявшую рядом со Славом сияющую Власту Дынко старался не смотреть.

Сейчас он смотрел на Дарену, смотрел, почти преклоняясь, смотрел, как почти весь звериный народ, с признательностью за полученное ее усилиями право считаться божьими детьми. Сейчас, в момент спасения Звериной земли, сама того не сознавая, она была почти божеством. Однако это не помешало ему проследить, как Власта, оглядываясь на Слава и смеясь, говорит Дарене:

— Видишь? Я послушалась твоего совета.

И Дынко опять помрачнел. Вот кто, оказывается, снова влез в такой прекрасно устроенный и защищенный его усилиями гарнизон. В тихое спокойствие убежденного в своей единственно возможной правоте Дынко.

Ему даже удалось подкараулить ее в замке, без свидетелей, и попытался поговорить. Понятно, без результата — Дарька почти шипела, растеряв всю привезенную дружелюбность и быстро от него ушла.

Два дня Дынко отлеживался, а вокруг кружил праздник. Безудержное веселье, отмечая которое жители замка и Сантании забросили все дела, кроме самых первостепенных. Представления, карусели и танцы длились чуть ли не круглосуточно, лекари и их помощницы, делавшие перевязки, сияли, как полуденное солнце и вовсю делились с ранеными своими восторгами от торжеств, наполнивших столицу. Впрочем, раненые и сами не прочь были посетить чудный праздник и выздоравливали с рекордными скоростями.

Возле кровати Дынко поселился зеленый невиданный зверь вроде кабана, но с хвостом ящерицы и с костяным гребнем на спине. Стоило открыть глаза, как зверь с готовностью подплывал ближе, почти прижимаясь, и как будто требовал угощения.

— Чего привязался? Отстань! — недовольно бурчал Дынко.

Потом причин валяться больше не осталось и в течении двух дней Дынко пытался найти себе хоть какое-то занятие, но совет и старейшины и сами-то не особо желали заниматься делами, а расслабились и отдыхали вместе со всеми. Единственное, что было по-прежнему — патруль, но там все давно работало по накатанной и в присмотре патрулирующие не нуждались.

Тогда он поймал себя на том, что преследует Власту. Ездит в город, ошиваясь в самых людных местах и высматривает среди толпы знакомую фигурку. И находит… всегда в обществе Слава. Это из-за болезни такая муть в голове, угрюмо думал Дынко и как привязанный ходил за ними следом. Спать мог спокойно только убедившись, что Власта дома.

А когда в один вечер вместо того, чтобы уехать домой она отправилась в дом Слава, Дынко до крови прокусил собственную руку, пытаясь сдержать желание зайти в дом следом и призвать их к приличному поведению. И хотя он знал, что в доме находятся мать и сестра Слава, значит, ничего предосудительного быть не может, он также хорошо знал себя — его бы такие мелкие препятствия не остановили.

"Вот! — указал себе Дынко, — себя… Не сравнивай, Слав во много раз лучше! Говорят, и предложение уже сделал, так что… сам виноват. И так будет лучше… ей. А я, что я? Все пройдет, всегда проходит".

Но при мысли о других женщинах в этот раз Дынко почему-то не становилось проще. Он не обратил на это внимание, все пройдет. Он слишком хорошо себя знает.

Слав грелся на солнышке, наблюдая за поединком альф, точнее за тренировкой, которую устроили разомлевшие и уставшие от празднований волки, начиная возвращаться к своим прямым обязанностям.

Дынко подошел и молча кивнув, уселся рядом. Так они и смотрели на носящиеся по пыльной утоптанной площадке клубки шерсти, в которой изредка мелькали сверкающие белизной клыки.

— Что нового? — поинтересовался Слав, когда драка закончилась тем, что звери чуть ли не в обнимку упали на землю и оскаленные пасти стали подозрительно напоминать смеющиеся.

— Уезжаю.

— Куда?

— У сестры свадьба.

— Поздравляю, — улыбнулся Слав и замолчал.

Вскоре стало понятно, что тренировка на сегодня закончена и альфы ушли в казарму. Тогда и Слав поднялся.

— Слушай, — вдруг окликнул его Дынко. Тот остановился.

— Ты ее любишь? — спросил, прямо смотря в глаза.

— Кого?

— Как кого? — Дынко, кажется, даже растерялся. — Власту, конечно.

— А-а-а, — радостно растянулись в улыбке губы. — Конечно, очень. Я ее с детства знаю. Ну… пока, удачи тебе в дороге.

Дорогу Дынко помнил смутно, мимо плыли облитые солнечным светом луга, почему-то много коров, казалось, заполонивших каждый заросший травой участок. Иногда они чередовались с шерстяными спинами пасущихся коз.

Проехав короткое расстояние от околицы своей деревни до самого дома, Дынко умудрился собрать целую компанию старых приятелей, которые и сами только недавно вернулись из Сантании. В окружении всей этой толпы он и появился перед отцом и только тогда глубоко и свободно вздохнул. Дома…

Отец отвез его в замок еще в детстве, когда умерла мать. С тех он бывал здесь очень редко, и все же каждый раз приезжал… домой. И его так же встречали — крепким объятьем и счастливыми глазами.

Вечер был долгий, полный малосодержательными беседами, вином и вкусной едой. Свадьба будет завтра, но как водится, начали отмечать заранее. Младшая сестра Лютика приносила все новые и новые тарелки и кувшины, счастливо улыбалась брату и снова пряталась на кухне. Дынко собирался дарить ей на свадьбу деньги, но и приехать без подарка тоже не мог. Теперь на сестре красовались бусы из блестящих темных камней, добытых в самой глубокой шахте горных, а два отреза самой лучшей из найденной им ткани сестра обнимала чуть ли не крепче, чем самого брата.

Когда гостей удалось выпроводить по домам, Дынко остался с отцом один на один. Тот отправил пришедшую было сестру обратно на кухню и щедрой рукой долил в итак не пустовавший кубок сына домашнего вина.

— Ну, теперь рассказывай, — неожиданно строго сказал.

Дынко с щемящей сердце любовью рассматривал почти седую огромную голову и все такие же крепкие руки, которые в детстве подбрасывали его в самое небо. Теперь, повзрослев, он понимал, как тяжело было отцу так рано потерять их мать, женщину, которую он настолько любил, что чуть не ушел следом. Дынко никогда его не винил, но сейчас еще и понял.

— Говори, — повторил отец.

Дынко задумался. Все новости он вроде уже рассказал, да и не одному разу.

— О чем еще? Как война мимо прошла, так забот с тех пор никаких… Живем в свое удовольствие. Дом у меня… в столице. Приезжайте как-нибудь.

— Нет, сын, я не о том. Расскажи, как дела с женщинами.

Дынко замялся. Не лучшая тема для разговора с отцом.

— Да как обычно, — нехотя ответил, хватаясь за стакан.

— А знаешь, почему я спросил? — не настаивал отец, откинулся на широкую спинку и, довольно ухмыльнувшись, пристально посмотрел на сына. — Потому что сам через такое прошел. Когда мать твою видел, жгло внутри каленым железом и ничем остудить было невозможно. И в тебе теперь такой жар вижу. Так заведено, что дети родительских советов не слушают, но все равно скажу: не будет тебе покоя и мира, пока не получишь ту, что такое пекло устроила… Так кто она?

Дынко не ответил.

— Молчишь?

— Ты же… знаешь меня. Какой из меня домочадец? Так, смех один.

Отец хмыкнул, подумал и не стал рассказывать о своей молодости.

— Ладно, все равно не послушаешь. Но неужто думаешь, с тобой что-то необычное случилось, чего вовек ни с кем не было? И не таких… успокаивали. Нет для тебя другого средства от этого жара, кроме владения его источником. Знаю, что говорю, потому как ты весь в меня!

Свадебные столы накрывали во дворе, под навесами. Длинные полосы, застеленные расшитыми скатертями и заставленными расписной глиняной посудой, вперемешку с пузатыми кувшинами.

Сестру Дынко помнил совсем маленькой, потому все время приходилось напоминать, что перед самодельным алтарем стоит именно она, мелкая и проказливая Лютика. После обряда ее с мужем сразу же отправили в новый охотничий дом в ближайшем лесу, так удачно достроенный как раз к сроку свадьбы. Обнимая Лютику, которая из крошечной, вечно дующейся на хохмы брата пигалицы стала удивительно ладной и светлой девушкой, Дынко неожиданно ощутил, как идет время. Вот и его сестра теперь совсем взрослая…