Две башни - Толкин Джон Рональд Руэл. Страница 31

— Значит вы знаете о Фродо! — сказал Гимли. — Как его дела?

— Не могу сказать. Он спасся от большой опасности, но еще большие опасности ждут его впереди. Он решил в одиночестве отправиться в Мордор и двинулся в путь, это все, что я могу сказать.

— Не один, — добавил Леголас. — Мы думаем, что Сэм пошел с ним.

— Неужели? — удивился Гэндальф, и глаза его блеснули. — Это для меня новость, хотя она меня и не удивляет. Хорошо! Очень хорошо! Вы облегчили мое сердце. Расскажите мне больше. Садитесь и расскажите мне о своем путешествии.

Товарищи сели на землю у его ног, и Арагорн начал рассказ. Долгое время Гэндальф ничего не говорил и не задавал никаких вопросов. Руками он уперся в колени и закрыл глаза. Наконец, когда Арагорн заговорил о смерти Боромира и о его последнем путешествии по Великой Реке, старик вздохнул.

— Вы рассказали не все, что знаете или о чем догадываетесь, Арагорн, мой друг, — спокойно сказал он. — Бедный Боромир! Я не мог видеть, что происходит с ним. Печальное путешествие для такого человека, воина и повелителя людей. Галадриэль рассказала мне, что он находится в опасности. В конце концов он избежал ее. Я рад. Не напрасно пошли с нами молодые хоббиты, хотя бы из-за Боромира. Но это не единственная роль, которую они сыграли. Их привели в Фэнгорн, и их приход был подобен падению маленького камня, которое вызывает лавину в горах. Даже сейчас, когда мы говорим, я слышу этот грохот. Саруману лучше не выходить из дому, когда прорвет дамбу!

— В одном вы не изменились, дорогой наш друг, — сказал Арагорн, — вы по-прежнему говорите загадками.

— Что? Загадками? — переспросил Гэндальф. — Нет! Просто я громко разговаривал с собой. Старая привычка: выбирать самого мудрого из всех присутствующих для разговора — длинные объяснения, необходимые для молодых, утомительны. — Он засмеялся, но теперь смех его звучал тепло и доброжелательно, как сверкание солнечного луча.

— Я не молод даже в представлении людей из древних домов, — сказал Арагорн. — Не откроете ли вы более ясно мне свой разум?

— Что мне сказать? — вздохнул Гэндальф и помолчал, задумавшись. — Вот вкратце как я представляю себе положение вещей в данный момент, если вы хотите узнать мои мысли, насколько это возможно. Враг, конечно, давно уже знает, что Кольцо обнаружено и что оно находится у хоббита. Он знает только численность нашего товарищества, вышедшего из Раздола, и к каким народам мы относимся. Но он еще не догадывается о нашей цели. Он предполагает, что мы все направляемся в Минас-Тирит: он так бы поступил на нашем месте. И это, в соответствии с его разумом, было бы действительно сильным ударом по его власти. В сущности он очень боится, что появится кто-нибудь могущественный, владеющий Кольцом, пойдет на него войной, сбросит его с трона и займет его место. То, что мы хотим сбросить его, но занять его место не хотим, даже не приходит ему в голову. Даже в своих темных снах он не догадывается, что мы хотим уничтожить Кольцо. В этом, возможно, наша удача и надежда. Ибо, ожидая войну, он начал войну, ожидая удара, он первый нанес удар. Силы, которые он готовил долго, теперь пришли в движение раньше, чем он ожидал. Мудрый глупец! Если бы он использовал свои силы для охраны Мордора, чтобы никто не мог войти в него, а все свое искусство направил на поиски Кольца, тогда действительно у нас не оставалось бы надежды: ни Кольцо, ни его хранитель не могли бы долго скрываться от него. Но теперь его глаза устремлены скорее вдаль, чем на собственный дом, и больше всего он следит за Минас-Тиритом… Очень скоро все силы его обрушатся на Минас-Тирит как буря.

Он знает также, что слуги, которых он послал захватить товарищество, вновь потерпели неудачу. Они не нашли Кольцо. Не смогли они и захватить хоббитов в качестве заложников. Если бы они сумели сделать это, для нас это был бы тяжелый удар, он мог бы быть роковым. Но не будем омрачать свои сердца, представляя себе возможное нарушение хоббитами верности в Башне Тьмы — потому что враг потерпел неудачу — пока. Благодаря Саруману.

— Значит, Саруман не предатель? — спросил Гимли.

— Предатель, — ответил Гэндальф. — Вдвойне предатель. И разве это не странно? Ничего из того, что мы можем представить себе, не было так опасно, как предательство Сарумана. Саруман как повелитель и военачальник стал очень силен. Он угрожал людям Рохана и помешал им оказывать помощь Минас-Тириту, хотя главный удар грозит с востока. Но предательское оружие опасно для самого хранителя. Саруман сам задумал захватить Кольцо или использовать для этого захваченных хоббитов. Поэтому споря друг с другом, наши враги сумели довести хоббитов только до Фэнгорна, куда иначе они никогда не попали бы.

К тому же у наших врагов появились новые сомнения, нарушающие их планы. Ни одно слово о битве благодаря всадникам Рохана не проникнет в Мордор; но Повелитель Тьмы знает, что в Эмин-Муиле были захвачены два хоббита и отвезены в Изенгард вопреки сопротивлению его слуг. Теперь он должен опасаться и Минас-Тирита и Изенгарда. Если Минас-Тирит падет, враг обрушится на Изенгард.

— Жаль, что наши друзья находятся между ними, — сказал Гимли. — Если бы никакая местность не разделяла Изенгард и Мордор, они бы сражались друг с другом, а мы смотрели бы и ждали.

— Победитель стал бы очень силен и освободился бы от сомнений, — сказал Гэндальф. — Но Изенгард не может бороться с Мордором, пока Саруман сам не завладел Кольцом. Теперь он никогда не добьется этого. Он еще не знает о грозящей ему опасности. Он многого не знает. Он хотел так быстро захватить добычу в свои лапы, что не мог ждать дома и вышел навстречу своим слугам. Но он явился слишком поздно — битва была уже закончена, и он ничем не мог помочь своим прислужникам. Я заглянул в его мозг и увидел там сомнение. Саруман не знает леса и не умеет читать следы. Он верит, что всадники убили и сожгли по на поле битвы всех орков; но не знает, были ли у орков пленники. Он не знает о ссоре между своими слугами и орками из Мордора. Не знает он и о крылатом посланце.

— Крылатый посланец! — воскликнул Леголас. — Я стрелял в него из лука Галадриэль у Сарн-Гебира и сбил его с неба. Он вселил в нас страх. Кто он?