Орден республики - Беляев Александр Романович. Страница 20

Казалось, все было продумано и учтено до мелочей. Но выполнять все это в кромешной темноте пещеры оказалось совсем не так просто. Комиссар Лузгач, боясь малейшего шума, приказал своим людям разуться и обмотать приклады винтовок тряпками. Это было сделано. Но когда бойцы выбирались из пещеры через проход в баррикаде, кто-то оступился. Упал. Расшевелил каменный запал. Камни с грохотом посыпались вниз. Кого-то ударили по ноге. Не стерпев боли, человек вскрикнул. И тут началось…

Ударил пулемет, который надо было захватить. Защелкали казачьи карабины. К счастью, никто из бойцов не пострадал. Те, кто уже вылез из пещеры, быстро попадали на землю. Те, кто только был готов протиснуться сквозь проход баррикады, – спрятались за камни. Казаки постреляли, покричали и так же неожиданно замолчали. Операцию отложили на полтора часа.

Однако через полтора часа все начали сначала. На этот раз с предельной осторожностью отряд комиссара покинул пещеру. Бойцы сосредоточились под скалой и бесшумно подползли к камням, за которыми стоял пулемет. Впереди полз комиссар Лузгач.

Он подал знак бойцам и первым очутился возле расчета. Пулеметчики, по всей вероятности, дремали, потому что ни один из них даже не поднял головы. Лузгач и тот боец, который был с ним в паре, легко и без суеты обезвредили расчет. Но очевидно, все же они чем-то выдали себя. Ибо казак, лежавший за соседним камнем, неожиданно окликнул пулеметчиков:

– Что вы там возитесь? Эй, Силантий, ты что?

Ему, конечно, никто не ответил. И тогда казак заорал во весь голос:

– Тревога! Тревога, братцы!!

И выстрелил в воздух. В следующий момент в него из нагана несколько раз выстрелил Лузгач. А боец развернул пулемет вдоль дороги и дал длинную очередь в ответ на замелькавшие тут и там огоньки выстрелов казаков. Перестрелка началась.

Как только гул выстрелов заполнил поляну, подал команду своей группе Одинцов. Белые, казалось, совсем забыли о пещере. Бойцы беспрепятственно выбрались из-за баррикады наружу и сразу начали карабкаться по склону горы вверх. Так же благополучно они добрались до карниза и совершенно неожиданно для себя напоролись на засаду. Три выстрела ударили по ним из темноты. Но белые явно опоздали. В общей суматохе перестрелки они не заметили, как группа Одинцова очутилась на поляне, не видели, как бойцы поднялись на карниз, и спохватились только тогда, когда красные уже поднялись выше их. Одинцов бросил в стрелявших гранату. Она взорвалась, осветив желтоватым пламенем бородатого казака и какие-то диковинные, свежеоструганные слеги, торчащие над входом в пещеру. Потом вслед бойцам стреляли еще. И еще. Но их уже надежно скрыли деревья и большие, поросшие диким виноградом и мхом камни. Одинцову казалось, что группа разбрелась, что до рассвета и думать нечего собирать людей. Но на первой же остановке, когда он опустился на траву перевести дух, к нему подошли двое его товарищей. В темноте кто-то легонько свистнул. Из темноты вышли еще двое. Потом еще один. А когда двинулись дальше, к ним присоединились еще два человека.

– Сколько же нас? – даже не поверил Одинцов.

– С тобой аккурат восемь, – пересчитал людей боец.

– И все целы?

– Вроде никого не зацепило, – ощупав себя, ответили бойцы.

– Где же еще трое? – спросил Одинцов.

– Может, вперед ушли. Может, назад вернулись…

– А может, уже на небе…

– А может, уже у реки нас ждут, – сердито сказал Одинцов. – А мы прохлаждаемся.

Спорить с ним не стали, хотя все отлично понимали, что до реки никто из них не успел бы добраться в на самом лихом скакуне. Пошли на яркую, маячившую над головами звезду и на черный силуэт горной вершины, оставляя ее, как и требовал того командир Пашков, слева. Несколько раз останавливались. Отдыхали. И шли дальше. Во время одной из таких остановок Одинцов вдруг вспомнил:

– А что, хлопцы, когда я гранату шарахнул, кто видел, какие-то там жерди беляки понастроили?

Шесть человек не видели ничего. Седьмой сказал:

– Я тоже припоминаю. А сначала мне показалось, что это в глазах зарябило.

– Нет, это точно. Что-то они там построили.

– А что же это может быть?

– А леший их знает.

– Мне теперь кажется, они навес над пещерой делать хотят. Как будто от дождя хорониться.

– Ну да, чтоб наших там не замочило, – подсказал кто-то.

– А скамеек не видели? – шутя спросил другой. – Опять же чтобы товарищи бойцы могли посидеть и выкурить цигарку.

– А может, понавешают они на те жерди веревок с петлями для товарищей бойцов? – спросил третий.

– Скорее всего, – согласился Одинцов. – Только этих товарищей надо еще взять.

Начало светать. Группа перевалила через гору. Внизу серой лентой в предутренних сумерках показалась река. До нее было далеко, но сверху она казалась почти рядом.

– Поглядывайте по сторонам. Может, и те трое тут где-нибудь, – приказал Одинцов.

Бойцы старательно выполняли эту команду. Смотрели и туда и сюда. Часа через два спустились к воде. Затаились в прибрежных кустах и ждали, не выйдут ли на берег остальные. Но не вышел никто.

– Значит, троих уже потеряли, – сказал Одинцов. – А время идет. И надо спешить. – И он первым вошел в воду.

Глава 16

Поговорив с Мещерским, доктор положил трубку и сел на стул.

– Ну? – нетерпеливо спросила его Женя.

– Будем ждать, – сказал доктор.

– Чего? – не поняла Женя. – У моря погоды?

– Ждать, когда теперь позвонит он.

– А если не позвонит?

– Должен позвонить. Для них тиф страшнее красных, – уверенно сказал доктор и опустил голову на руки.

– А по-моему, ты опять зря тратишь время, – сказала Женя и сбросила с себя одеяло.

– А вот это я тебе делать запрещаю, – категорически сказал доктор.

– Но мне жарко!

– Это и требовалось, – сказал доктор и подошел к постели. Он снова накрыл внучку одеялом и положил свою руку ей на лоб. – Прекрасно.

– Что прекрасно?

– У тебя, моя милая, поднимается жар. Вот что прекрасно, – объяснил доктор, и в этот момент зазвонил телефон. Он звонил требовательно, нетерпеливо. Но доктор не спешил снимать трубку. А когда снял, то заговорил сердитым и очень недовольным голосом человека, которого оторвали от срочных дел.

– Да, да! Я слушаю. Ах, это вы! Да, да. Ах, он у вас! – Потом наступила длинная пауза. А после нее снова возбужденно заговорил доктор: – Не могу дать гарантию. Мне надо его осмотреть. Да. Именно. Осмотреть, и сейчас же.

Жене показалось, что дедушка даже повеселел, хотя лицо его было все таким же хмурым. Но двигаться по комнате он явно стал живее. Он подошел к вешалке, надел свой брезентовый плащ, в котором обычно ездил на вызовы, взял саквояж с лекарствами и направился к выходу. Однако у порога доктор остановился и обернулся к внучке.

– Твой приятель в контрразведке. И они его допрашивают. Какой кошмар! Ведь он почти ребенок… Этот мрачный жандарм с усами и шрамом звонил мне только что. И хочет он того или не хочет, он допустит меня осмотреть твоего приятеля. Но предупреждаю тебя еще раз, Евгения: ты должна играть свою роль до конца. Ты больная. И тяжело больная. Поняла?

– Все поняла, дедушка, – ответила Женя.

– Тогда я пошел. А все, что надо будет делать тебе, я сообщу.

И доктор Прозоров вышел из дома. Через полчаса он уже был в контрразведке. Его не сразу пустили к Мещерскому, но в конце концов провели в тот же кабинет, в котором только что допрашивали Ашота и Сурена. Мещерский был не в духе. И все же он выдавил из себя что-то наподобие улыбки.

– Вы меня обескуражили своим заявлением, – признался он. – Но я еще не сообщил об этом начальнику гарнизона. Если ваше предположение подтвердится, полковник немедленно отправит всех нас на фронт.

– К сожалению, это не предположение. Это уже реальность, – сказал доктор, снимая плащ.

– Но вы еще но осмотрели этих двоих, – хватаясь, как утопающий за соломинку, напомнил контрразведчик.

– Мало шансов, чтобы эта зараза не распространилась на них, – сказал доктор. И тотчас подумал: «Двоих? По почему же двоих? Кто же второй? Ах, да! Женя говорила же мне о каком-то пастухе. Но неужели уже взяли и его? Быстро же, однако, управляются эти мерзавцы…»