На грани счастья - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 32
И что ему никогда так не хотелось поделиться победами, достижениями и трудностями, преодолениями, как сейчас и только с ней, с Дарьей.
— А как на тебе кризис отразился? — приступила Дашка к вопросам, как только воздала все возможные восторги каждому блюду.
— Да практически никак. Я за пару месяцев до первого громыхалова погасил все краткосрочные кредиты. Расценок своих не снижал, продажи у меня не упали, госзаказ выполняю в полном объеме и сверх того. Да и потом, Даш, — с удовольствием полемизировал Власов, — ты же работала в крупнейшей корпорации и даже была назначена на должность руководителя высшего звена.
— Ну было такое, — неохотно согласилась Дарья.
— Значит, и ты, и я понимаем, что есть суть этот кризис, есть ли он вообще и для какой цели. Это даже неинтересно.
— А давно ты сельским хозяйством занялся?
— Девять лет.
— Слушай, Власов, — нырнула с головой и радостным внутренним визгом в выяснение Дашка, — я, конечно, не специалист в этой отрасли, но кое-что все же знаю. Например, что в Европе нет такого понятия, как сельское хозяйство, у них это понятие «агрокультура», то есть все в комплексе, в том числе и среда обитания человека, и они пользуются достаточно большим пакетом государственных дотационных поддержек. У нас же серьезно этой отраслью если и занимаются, то единицы, и окупаемость, если я не ошибаюсь, возможна только через десять-пятнадцать лет. То есть это глубоко убыточное производство, требующее колоссальных вложений. И при этом разговор идет о производствах с применением современных химико-технологических разработок. То есть хозяйство, в котором соблюдается абсолютная биоэкологическая чистота, — это утопия.
— Не совсем так. Если тебе интересно, я расскажу.
— Господи, Власов, ну конечно, мне интересно! — возмутилась необычайно Дарья.
Он улыбнулся этой ее горячности, искрящимся живым интересом глазам и с удовольствием принялся рассказывать:
— Про Европу и окупаемость ты абсолютно права. Если без глубоких финансово-экономических пояснений, не растекаясь по частностям, то ситуация в нашей стране такова, как ты знаешь, что все отрасли и ресурсы давно и прочно распределены, застолблены и поделены. Никаких переделов не намечается, да это и не нужно и даже опасно. Остается единственный ресурс, в котором еще можно что-то приобрести и застолбить, — это земля, земельные угодья. И здесь возникает два варианта возможных собственников — те, кто, купив, не вкладываются и не занимаются разработкой и освоением, приобщая земельные площади к основным активам капитала, как обеспечивающий ресурс. Это чисто финансовые группы, так называемые «электронные» игроки. А вторая группа возможных собственников — те, кто вкладывает средства и создает агропромышленное производство. А вот этих единицы, потому что позволить себе вложения такого уровня могут только очень крупные компании, осознанно идущие на долгосрочную окупаемость и убыточное производство в процессе становления. У нас в стране есть несколько серьезных финансово-производственных групп на этом рынке, которые создали и создают агрокультурные комплексы, в том числе с уклоном в натуральное земледелие и развитием этого направления. Но так, чтобы полностью перейти и соблюдать биоэкологическую чистоту всего комплекса производства, — пока только мое хозяйство. Есть несколько средних фермерских хозяйств, очень достойных.
— А у тебя как с окупаемостью?
— Ну, наше хозяйство уже окупилось.
— То есть у всех десять-пятнадцать лет, а ты, Власов, скорострел, лет за восемь управился? — уточнила Даша.
— Я просто начал раньше и в удачное время. Хотя по-хорошему надо было в году эдак девяносто седьмом-девяносто восьмом начинать. Но тогда у меня совсем иные интересы были, да и в те годы экологическая тема так остро не звучала.
— А как ты вообще в этой теме оказался?
— Не поверишь, — усмехнулся Власов, — на спор. Но если бы тогда, когда «забивался», хотя б на двадцать процентов представлял, во что ввязываюсь, ни за что бы на это дело не подписался! Вот ни в жизнь!
— Власов, Власов, мне безумно интересно! — сверкая глазами, аж подпрыгивала на месте Дашка. — Давай расскажи скорее!
Он подлил им в бокалы вина, улыбаясь, откинулся на спинку кресла и предупредил:
— Вообще-то тут без довольно длинной предыстории не обойтись.
— Я вся внимание и любопытство! Аудитория тебе внемлет, Власов! — заявила Дашка.
К окончанию службы они уже имели планы на троих, как дальше жить.
Получая письма от родных и друзей, парни аж стонали от досады: там, на гражданке, такие дела закручиваются, а они здесь тельники протирают!
Кооперация манила запахом капитализма и шальных денег.
Отсюда, с окраины страны, им казалось, что только вернись они на гражданку, и деньги сами собой в карманы полезут, да еще стопочками сложатся!
Словом, беспощадная ирония судьбы!
Уж кто-кто, а они-то точно знают, как правильно пользоваться этой кооперацией, пока она еще есть и дожидается их, своих героев. И принялись они составлять планы, так сказать, загодя, считая дни до увольнения.
— Мужики! — выдвигал идею Макс. — Нам надо всем троим двигать в Москву!
— И где мы там с Дагестаном жить будем? — сомневался осторожный Федька.
— У меня! Я родакам уже написал, что втроем приедем. — И принялся развивать свою идею: — Я уже все продумал! Восстанавливаемся в институты, на первый курс, вы переводом, вас же не отчислили! Подаете документы по профилю, переведут и зачислят за милую душу, как отслуживших льготников. И общаги выделят. На койко-место мы вас оформим, а жить будем у меня. И втроем дела делать! Ну что, Дагестан, как думаешь?
Так повелось и распределилось в их трио — Макс сыпал идеями, торопливостью решений, Федька его притормаживал, остужал, приводя аргументы невозможности реализации, но последнее слово всегда оставалось за Игорем, который взвешивал все за и против, просчитывал ситуации и выносил окончательный вердикт. Багор со Скоком его за это качество и умение просчитывать иногда Финансистом с почтением называли.
— Идея хорошая, — решил Власов. — Если где «капусту» и шинковать, так в Москве. И втроем вернее и безопаснее. К тому же ни Багру, ни мне особо светиться на родине пока не рекомендуется, хоть и прошло три года, но для верняка!
Постановили.
Приехали они в Москву, даже толком дембель не отгуляли. Попили три дня с родителями, родственниками и друзьями Макса — и за дело.
Скок оказался абсолютно прав: парней зачислили в институты и общаги дали, и поперли они с щенячьим глупым энтузиазмом деньги делать, не отдавая себе отчета, что называется это «накоплением первичного капитала».
И никто же не сказал мальчикам: «Осторожно, а то становится очевидным, что некоторые плоды запретны неспроста!»
Во что только не вдряпывались, постигая эту очевидность посредством опыта, шишек, и под какие только «раздачи» не попадали!
Ничего, прорвались! И успевали же все!
И учиться, и крутиться, и по бабам таскаться! Даже родителей Макса к основам частного бизнеса приобщили, усадив под телевизор собирать какие-то бусики, браслетики, шнягу всякую.
А тут — ек-макарек! Девяносто первый! Получите!
Виктор Павлович, отец Макса, рвался на баррикады, втроем уговорили, усадили за стол, бутылочку поставили — здесь посидим, по телику посмотрим!
Уж кто-кто, а они про народно-массовые выступления «задруживаться против стран» знали настолько хорошо и подробно, что лучше и не иметь таких знаний!
За делами новыми, переменами крутыми они развал Союза и «геть» коммунистической партии как-то особо и не отметили. До того ли?
Цены рухнули, ваучеры, приватизация, дикий рынок, он же Дикий Запад с отстрелом!
Парни в эту мутную «благодать» — с разбега и головкой вперед!
Тут родители Власова подняли тревогу нешуточную! Рэкет с бандюками крепчал, припомнив историю четырехлетней давности.
Лев Иосифович после погоревшего цеха слег надолго в больницу с тяжеленным инфарктом,