Истовик-Камень - Семенова Мария Васильевна. Страница 22

И Каттай отправился тем путём, который уже хорошо знал. Вниз до семнадцатого уровня, потом снова вверх, на пятнадцатый, и ещё раз вниз – всё разными лестницами. Подходя к боковым воротам, он заранее пригладил пальцами волосы, чтобы сразу видна была серьга. Там стояли два вооружённых стражника, и Каттай невольно робел. Он ещё не выходил здесь один. Что, если его не захотят выпустить?..

Двое усатых мужчин с копьями и в кольчугах в самом деле окинули внимательными взглядами темноволосого мальчика в добротной (хотя и великоватой) овчинной шубке. Возможно, им бросилось в глаза несоответствие его возраста отличительному знаку, блестевшему в мочке левого уха, но если и так – они ничего не сказали. У них было много других дел. Навстречу Каттаю в ворота затаскивали большое бревно. Бревно было тяжёлое, рабы суетились вокруг, подкладывая катки, и он сразу вспомнил возчика Ингомера с его рассказом о переселении с острова Розовой Чайки. Бревно ёрзало на катках, грозя задеть и испортить механизм, управлявший опускной решёткой ворот. Каттай поспешно пробежал мимо и впервые за полтора месяца по-настоящему вышел под открытое небо.

И задохнулся от беспощадной, режущей глаза белизны и от жестокого холода, разлитого в воздухе.

Там, где заснеженных склонов касался солнечный свет, снег, казалось, пылал. Каттаю почти захотелось назад, в привычные подземелья, в духоту и факельную полутьму. Он вытер заслезившиеся глаза и зашагал по объездной дороге к отвалам. «Никогда не оставляй начатого, – говорила мама. – Лучше уж совсем не берись…»

Идти пришлось довольно долго: в отличие от штреков, более или менее прямо пронзавших толщу горы, дорога огибала выступы и отроги. Зато Каттай сразу понял, что пришёл навестить веннов весьма даже вовремя. Рабы складывали опустевшие тачки и устраивались передохнуть. Скоро будет еда.

Щенок и Волчонок сидели рядом со своей тележкой – по разные стороны. И смотрели тоже в разные стороны, старательно отворачиваясь один от другого. Каттаю вначале показалось, что они его не узнали.

– У тебя хорошая одежда, – сказал Волчонок. – И кормят тебя, я вижу, неплохо! Чем ты занимаешься?

Их со Щенком штаны и рубашки давно превратились в рваньё, взгляды были отчётливо несытые. Каттай остро ощутил различие между ними и собой. Ему вдруг стало стыдно собственного благополучия.

– У тебя «ходачиха», – заметил Щенок.

– Как ты её раздобыл? – почти одновременно спросил Волчонок.

Каттай наконец ответил:

– Господин Шаркут сделал меня своим лозоходцем…

– Я слышал, это большое искусство, и ему надо долго… – удивился было Щенок, но Волчонок жадно перебил:

– Как это у тебя получилось?

Каттай совсем смутился.

– Господин Шаркут говорит, у меня дар от Богов… Если мне дадут подержать в руках самоцвет, я потом вижу, где он прячется в камне. Мы ходили в изумрудный…

Но у Волчонка, думавшего разузнать нечто полезное, разом пропало всё любопытство, и он лишь отмахнулся:

– Пожрать бы лучше принёс.

Щенок хмуро посмотрел на него, но ничего не сказал. Волчонок же подумал и спросил:

– А живёшь где?

– В покоях у господина…

У юного венна снова разгорелись глаза.

– А где у него покои? Здесь или… ТАМ?

– «Там»?.. – не понял Каттай.

На сей раз Волчонок отмахнулся чуть ли не со злобой:

– Да что с тобой разговаривать. «Ходырку» нацепил, а сам не знает ни шиша…

Щенок поднялся на ноги.

– Пойдём, я тебе покажу.

Каттай удручённо последовал за ним. «А ведь мог бы я догадаться хоть кусочек хлеба утром отложить…»

– Не сердись на него, – сказал Щенок. – Он неплохой парень. Только всё время есть хочет.

– А ты?.. – вырвалось у Каттая.

Щенок пожал плечами.

– Я тоже. Но не так сильно, наверное.

Он увёл Каттая шагов на полсотни в сторону по дороге, туда, где он заворачивала за скалу. Надсмотрщик Гвалиор проводил их бдительным взглядом, но не окликнул. Рабы часто ходили туда, особенно молодые и ещё не утратившие тщетных надежд.

– Смотри… – сказал Каттаю Щенок и вытянул руку.

Дорога здесь вилась над глубоким обрывом. В двух саженях под нею в скалу были вделаны бревенчатые опоры и на них растянута широкая прочная сетка – улавливать всё, что могло вольно или невольно свалиться.

Но туда Каттай смотреть не стал. За ущельем поднималась утёсистая гряда – ни дать ни взять зубастая челюсть дракона, превращённого в камень. Превращение случилось очень, очень давно; иные зубы успели выветриться и выщербиться, а другие вовсе выпали вон. И там, где вместо заснеженного камня была пустота, открывался вид на долину. Очень далёкую и от этого немного ненастоящую. Долина была круглая, удивительно правильной формы. Если бы Каттай проходил в горщиках хоть одну десятую того срока, что посвятил этому ремеслу мастер Каломин, он бы знал – такая долина называется «цирк». Но он не знал. И просто глазел, бездумно любуясь внезапно представшим чудом. Горный воздух, особенно прозрачный и чистый из-за мороза, позволял многое рассмотреть там, вдали.

– Эта долина… – наконец выговорил Каттай. – Она вправду… зелёная? Или мне кажется?..

– Вправду, – сказал Щенок. У него были длинные, ниже плеч, русые волосы. Они торчали из-под тряпья, из которого он смастерил себе нечто вроде шапки. Ветер раздувал грязные спутанные пряди, давно не знавшие иного гребня, кроме пятерни.

Каттай, словно зачарованный, смотрел и смотрел вдаль… Как часто бывает, глаза постепенно привыкали, начиная различать всё больше подробностей. Каттай рассмотрел дом, хороший каменный дом с забором, из-за которого выглядывали кроны фруктовых деревьев. Не удалось только оценить, велик ли был сад, – мешала скала. Каттай, впрочем, не сомневался, что сад был роскошный. Ещё бы!.. При таком-то особняке!..

А в небе над чудесной долиной, словно знак, нарочно посланный Каттаю, висел узкий лепесток молодого месяца.

– Кто там живёт?.. – отчего-то шёпотом спросил Каттай.

Щенок коротко ответил:

– Хозяева.

Хозяева!.. Потомки тех, кто пришёл сюда первыми и был здесь удачлив. Тех, кто первыми нашёл драгоценные камни и сумел на них разбогатеть, не отдав свои сокровища ни разбойникам, ни обманщикам-купцам. Они разведали эту долину и по праву заняли в ней плодородные земли… Хозяева, у которых даже такой важный и грозный человек, как распорядитель Шаркут, – всего лишь слуга на побегушках…

– Если Боги моего народа… – негромко, но с ощутимым внутренним напряжением выговорил Щенок, – если Боги моего народа не совсем ещё забыли о справедливости, пусть эта Долина однажды провалится в самую утробу земли!..

Каттай встрепенулся. В памяти вновь прозвучало не так давно сказанное Харгеллом: «Ты ещё там, чего доброго, даже и в господа выйдешь…» Он внезапно ощутил, что это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО может произойти. И произойти СКОРО. Молодой месяц ниспослал ему вдохновение: он впервые отважился помыслить о своём даре лозоходца как о ниспосланной Лунным Небом возможности совершить Деяние. Деяние, дарующее свободу. Что, если ему вправду суждено вернуть утраченное далёкими предками – и честь честью оставить потомкам?.. «Я сразу поеду домой, в Гарната-кат, и мама увидит, что зря прощалась со мной навсегда. Я выкуплю её у нашего господина. И отца – пускай он хотя бы после смерти станет свободным, и Лан Лама перенесёт его душу из чертогов праведных рабов в чертоги достойных людей…»

– Щенок, – начал он, – я… я… – Но мысль, посетившая Каттая, была слишком дерзкой, чтобы он осмелился выговорить её вслух. Он запнулся и сказал иначе: – Щенок, я, наверное, буду находить разные богатые жилы… Я буду очень стараться… Господин Шаркут будет вознаграждать меня… И я выкуплю вас с Волчонком, как только смогу. И Тиргея… И Дистена-Должника…

Щенок усмехнулся так, словно был старше Каттая не на два-три года, а на все сто. Он сказал:

– Спасибо тебе.

Но у него, похоже, было своё понятие о Деянии, потому что он вдруг спросил:

– А видел ты Бездонный Колодец?