Истовик-Камень - Семенова Мария Васильевна. Страница 30
Со дня драки с Волчонком Аргилу он старательно не замечал. Но никуда тут не денешься, это закон: если поклялся кого-то или что-то не замечать, на самом деле только за ним и следишь. Щенок сразу увидел происходившее между мальчишками. Его никто не просил вмешиваться, ему не было дела до невезучего сына ненавистного племени… Он подошёл к Сфенгару сзади и сгрёб его за плечо.
До сих пор они ни разу не сталкивались. Сфенгар не трогал Щенка и не пытался его задирать, предостерегаемый, вероятно, неким безошибочным животным чутьём. Ну а венн с самого начала держался особняком.
И вот теперь – сошлись. Из-за чего же? Из-за ничтожного, грязного, маленького сегвана. До которого Щенку, как он сам заявил, не было ни малейшего дела. Однако Сфенгару показалось, будто на плече у него сомкнулись клещи. Мальчишка-венн был тощим, но крепким и жилистым – иначе надселся бы за своей полуторной тележкой уже давно. Сфенгару потребовалось усилие, чтобы его отшвырнуть, не выронив при этом рыбёшек, зажатых в кулаке.
– Не лезь не в своё дело, сын потаскухи!
Рабы в каменоломнях принадлежали к самым разным народам. Поэтому каждый, кто не был совсем уж безнадёжно глуп от природы, через некоторое время научался худо-бедно изъясняться на нескольких языках. И первыми чужими словами, которые постигал невольник, были, естественно, бранные. Сфенгар выругался на родном языке. Обычной нарлакской речью Щенок ещё не владел. Но ругательство понял прекрасно.
Он упал, сбитый с ног, и трое друзей-нарлаков сразу подскочили к нему, осыпая пинками. Всё же он сумел как-то подняться и отскочить прочь. Сфенгар крикнул ему, потирая плечо:
– Недоносок будет делать, что я ему скажу, ясно? А ты вали отсюда, пока самого девочкой не сделали!..
Щенок ему не ответил ни слова. Грязные космы на его голове были заплетены в две косы, перевязанные обрывками тряпок. Он сдёрнул эти тряпки, пальцами растрепал косы и пошёл на Сфенгара. На его друзей, ожидавших с любопытством, что будет, он даже не смотрел.
Если бы Сфенгар был поумней, он с самого начала повёл бы себя по-другому. И даже сейчас ещё не поздно было со всех ног броситься к надсмотрщику Бичете: убивают!.. Спаси!..
Но если бы Сфенгар был поумней, он бы давно пребывал, как Волчонок, в учении у господина Церагата. А не стоял здесь, глядя на подходившего к нему венна. И не орал бы, запихивая свою добычу для сохранности за гашник штанов:
– Тоже на коленках приползёшь, чтобы я оставил пожрать!..
Надсмотрщик Бичета почуял неладное раньше него и уже бежал к ним, выхватывая кнут. Но вовремя вмешаться он не успел. Щенок прыгнул вперёд. Драться он умел ненамного лучше других мальчишек, но вот ярости и быстроты ему было не занимать. Сфенгар опоздал защититься: кулак венна своротил ему нос, они вцепились друг в друга и упали уже оба. Рыбёшки вывалились в затоптанный снег и, конечно, были тут же утащены голодной ребятнёй. Молодой нарлак был тяжелей и сильней, но сразу стряхнуть венна не смог. А потом всё произошло очень быстро, гораздо быстрей, чем можно про то рассказать. Венн улучил мгновение и снова оправдал своё прозвище – укусил Сфенгара за руку и сжал челюсти, точно собака. Нарлак с воплем подхватил с земли булыжник и свободной рукой стал колошматить им Щенка почём попадя. Тот тоже зашарил возле себя по земле, ища какое-никакое оружие, и судьба подсунула ему осколок серого гранита, тяжёлый и острый, словно зубило. Одно движение – и этот камень с размаху ударил Сфенгара прямо в лоб над глазами.
…Раздался влажный треск, от которого у всех, кто слышал, шевельнулись волосы. И голубые, как у многих нарлаков, глаза Сфенгара сразу закатились под лоб, словно желая увидеть, что же это такое произошло. Его руки и ноги ещё трепетали, грудь ещё пыталась вобрать воздух, но зрачки уже угасали, рот раскрылся в последний раз, издал невнятный хрип – и застыл.
Тут Щенка хватил поперёк спины кнут запоздало примчавшегося Бичеты. Ещё, ещё!.. Венн покатился по земле, безуспешно пытаясь заслониться локтями. А потом вдруг… перехватил кнут движением, невозможным для скрученного болью, переставшего что-либо понимать существа. Бичета успел посмотреть венну в глаза – и ощутить мгновенный укол страха, в котором он позже долго не признавался даже себе самому. Мальчишка не защититься пытался – он имел в виду его, Бичету, убить!.. Как убил Сфенгара!.. Но мгновение минуло и прошло: надсмотрщики, стоявшие в воротах штольни, не дремали. Они живо подоспели на помощь Бичете. Щенка немедленно прижали к земле, и кто-то уже сдёргивал с пояса нарочно придуманную снасть для скорого усмирения подобных рабов – две железные полосы с углублениями для рук, смыкавшиеся особым замком.
Немедля послали за господином Церагатом. Когда тот пришёл, работа на отвалах кипела вовсю, словно никакого происшествия не было вовсе. Рабы бегом таскали тележки и тачки, подбиральщики молча рылись в кучах породы, битый камень с грохотом скатывался из воронки в деревянные желоба. Только лежало у заиндевелой скальной стены тело Сфенгара, так и не ставшего «вселяющим страх». Щенок висел рядом, вздёрнутый за вывернутые запястья. Церагат мельком посмотрел на убитого – невелика потеря! – а потом, и очень внимательно, – на подвешенного. То, что он увидел, сразу вызвало смутное беспокойство. Говорят, нрав в человеке таится, словно пламя в кремне, и это действительно так, – но таится не от Церагата. Слишком опытен был старший назиратель и людей видел насквозь. Парнишке полагалось бы подвывать, скулить, плакать в голос и умолять о пощаде, но он упрямо молчал, лишь в кровь искусал без того разбитые губы, и его глаза старшему надсмотрщику ой как не понравились. «В какого же зверя вырастет этот зверёныш, если продержится ещё хоть несколько лет?.. А он ведь продержится…»
– Выпороть, – хмуро приказал Церагат. – Сорок плетей. Потом, коли не сдохнет – заклеймить. Заковать. И – на семнадцатый уровень.