Цветы на чердаке - Эндрюс Вирджиния. Страница 11

О, Боже! Я быстро взглянула на маму, ища поддержки. Этого не может быть! Она просто хотела напугать нас. Я придвинулась ближе к Кристоферу, крепко прижалась к нему, меня бросило в холодный пот, и я вся дрожала. Бабушка немедленно нахмурилась, и я быстро отступила в сторону. Мама стояла отвернувшись, с опущенной головой. Плечи ее вздрагивали, как будто она плакала.

Меня охватила паника, и я, наверное, закричала бы, если бы мама в этот момент не обернулась. Присев на край кровати, она протянула нам с Кристофером руки. Благодарные за ее руки, привлекающие нас к себе, готовые нежно потрепать по спине, пригладить наши растрепанные ветром волосы, мы бросились к ней.

— Все в порядке, — прошептала она, — верьте мне, вы останетесь здесь на одну ночь, а потом мой отец с радостью примет вас в своем доме, и вы сможете распоряжаться им и садом, как своим собственным.

Затем она обернулась к своей матери, казавшейся сейчас особенно строгой, высокой, готовой запретить все на свете.

— Мама, ты должна пожалеть моих детей. Ведь в них есть и твоя кровь! Учти и ты это. Они очень хорошие, но все же они нормальные дети, они не могут не играть, не шуметь, и для этого им нужно место. Неужели ты ожидаешь, что они будут говорить шепотом. Нет необходимости запирать дверь комнаты — достаточно запереть другую, в конце коридора. Теперь, почему они не могут использовать все северное крыло? Насколько я понимаю, это самая старая часть дома, и тебе она, в общем-то, безразлична.

— Коррин, я здесь принимаю решения. Ты думаешь, слуги не обратят внимание на то, что целое крыло дома закрыто и не поинтересуются, зачем это сделано? Они знают, что дверь в эту комнату закрыта всегда, и это не вызывает у них удивление. Отсюда открывается дверь на лестницу, ведущую на чердак, и я не хочу, чтобы они совали свои носы, куда не следует. Рано утром я буду приносить детям пищу и молоко — до того, как горничные и повар появятся на кухне. В северное крыло люди заходят только в последнюю пятницу каждого месяца, когда проходит генеральная уборка. В этот день дети будут прятаться на чердаке, пока горничные не закончат. До того как слуги придут убирать комнату, я сама буду проверять, остались ли какие-нибудь следы их пребывания в комнате.

Мама не сдавалась:

— Это невозможно! Они не могут не выдать себя, пойми это. Прошу тебя, запри дверь в конце коридора! Бабушка заскрежетала зубами.

— Коррин, дай мне время! Со временем, я придумаю повод, чтобы целиком закрыть все крыло так, чтобы его даже не убирали. Но я должна действовать осторожно, не вызывая подозрений. Слуги не любят меня и сразу побегут к твоему отцу в надежде на поощрение. Неужели это непонятно? Закрытие этой части дома не должно совпасть с твоим приездом, Коррин.

Мама кивнула, соглашаясь. Они с бабушкой все обсуждали и обсуждали детали своего заговора, а между тем мы с Кристофером все больше хотели спать. День казался бесконечным. Я мечтала забраться в кровать вместе с Кэрри и впасть в сладкое забытье, где проблемы не существовали.

Неожиданно, когда я думала, что на нас уже никогда не обратят внимание, мама заметила, как мы устали. И нам в конце концов позволили раздеться и залезть в кровать.

Мама подошла ко мне, усталая и озабоченная, с темными кругами под глазами, и крепко поцеловала меня в лоб.Я видела, как слезы мерцали в уголках ее глаз, и, смывая тушь, темными ручейками стекали по лицу. Почему она снова плакала?

— Засыпайте, — сказала она хрипло, — засыпайте и не волнуйтесь. Не обращайте внимание на то, что вам пришлось услышать. Как только отец простит меня и забудет то, что я сделала, он примет вас в свои объятия.

Ведь вы единственные внуки, которых он сможет увидеть, пока жив.

— Мама, — нахмурилась я, чувствуя непонятную тоску, — почему ты все время плачешь.

Она неловко смахнула слезы и попыталась улыбнуться.

— Кэти, может быть мне потребуется больше, чем один день, чтобы снова завоевать расположение моего отца. Это может занять два дня или больше.

— Больше?

— Возможно неделя, но это крайний срок, наверняка все произойдет гораздо быстрее. Я не знаю точно, но это не должно растянуться надолго. Можете положиться на меня в этом.

Своей мягкой рукой она пригладила мои волосы.

— Кэти, радость моя, твой папа очень любил тебя, и я тебя люблю.

С этими словами она перешла к Кристоферу, чтобы приласкать его на прощание, но что она шептала ему, я уже не слышала. У двери она обернулась и пожелала нам как следует выспаться и сказала:

— Увидимся завтра, я приду к вам как только смогу. Вы знаете мои планы. Мне придется прогуляться до станции, сесть на поезд до Шарноттсвилля, где меня ждут мои два чемодана, и рано утром я должна буду приехать сюда на такси, так что, когда это будет возможно, я постараюсь проникнуть сюда и увидеться с вами.

Уходя, бабушка бесцеремонно протолкнула мать в дверь впереди себя, но мама все же успела оглянуться через плечо и умоляюще взглянуть на нас, проговорив напоследок:

— Пожалуйста, ведите себя хорошо, не шумите. Слушайтесь бабушку, выполняйте ее указания и не заставляйте ее себя наказывать. И еще, постарайтесь сделать так, чтобы близнецы тоже слушались, не плакали и не очень по мне скучали. Пусть это будет игрой, по крайней мере для них. Попробуйте развлечь их, а я привезу вам всем игрушки и настольные игры. Завтра я приеду, но все это время я буду думать о вас, любить вас и молиться за вас.

Мы пообещали, что будем паиньками, будем сидеть тихо, как мыши, и с ангельской кротостью выполнять все требования бабушки. Кроме того, мы подтвердили, что сделаем все, чтобы она не сердилась на нас и близнецов, не жалея ни слов, ни усилий.

— Спокойной ночи, мама! — сказали мы с Кристофером в один голос, пока она в нерешительности стояла в дверях. Большие, жестокие бабушкины руки лежали у нее на плечах. — Не волнуйся за нас, все будет в порядке. Мы знаем, чем занять близнецов и как развлечь самих себя. Мы уже не маленькие.

Все это говорил в основном мой брат.

— Я увижу вас завтра ранним утром, — сказала от себя бабушка, выталкивая маму в коридор и запирая дверь.

Мы остались одни и нам стало немного страшно. Что если начнется пожар? Пожар? Теперь я всю ночь буду думать о пожаре и о том, как убежать, если он начнется.

Запертые здесь, мы не сможем ни до кого докричаться, даже если очень захотим. Кто может услышать нас в этой вечно закрытой комнате, куда люди приходят не чаще раза в месяц, в последнюю пятницу?

Слава Богу, что нас поместили сюда временно, всего на одну ночь. А потом, завтра, мама помирится со своим умирающим отцом.

Но пока мы оставались одни. Запертые снаружи. Гигантский дом вокруг нас казался чудовищем, держащим нас в своих острых зубах. Если мы пошевелимся, будем шептать или тяжело дышать, оно нас проглотит и переварит.

Я с нетерпением ждала прихода сна, бесконечная, гнетущая тишина становилась невыносимой. Первый раз в жизни я не засыпала, как только голова коснулась подушки. Кристофер первым нарушил тишину, и мы начали шепотом обсуждать наше положение.

— Все не так плохо, — начал он, и я видела, что его глаза были увлажненными и блестели в полумраке. — Я уверен, что бабушка не такая страшная, как кажется. Не может быть, чтобы она была такой!

— То есть, тебе она тоже не показалась доброй старушкой? Он усмехнулся.

— Да, доброй-предоброй. Как удав боа.

— Она такая огромная! Как ты думаешь, сколько она ростом?

— Господи, даже не знаю. Может быть, шесть футов. И весом фунтов двести.

— Какое там! Семь футов и пятьсот фунтов весом.

— Кэти, когда ты научишься не преувеличивать? Перестань делать из мухи слона. Посмотри на ситуацию реально. мы просто заперты в одной из комнат большого дома. Мы проведем здесь одну ночь, пока мама не вернется.

— Кристофер, ты слышал что она сказала о каком-то двоюродном дяде? Ты понял, что она имела в виду?

— Нет, но думаю, мама нам все объяснит. Теперь помолись и засыпай. В конце концов это все, что мы можем сделать.