Нищий - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 47

Канцлер, полагаю, подумал так: у них имеется несколько камней, сколько — неясно, я получаю их, потом продают через подставное лицо, например, казне по нескольку десятков тысяч золотых за каждый. Для государства это не очень великие деньги, а для чиновника — огромный соблазн. Даже два камня — а он знал минимум про два камня — дадут доход не менее пятидесяти тысяч золотых! На весах лежат триста килограммов золота против жизней каких-то мага-недоучки, старикашки-лекаря, двух баб и наемника.

Казалось бы, ну как они могут отказаться от такого могучего стихийника, ведь для государства это так выгодно в войне! И что? Когда интересы государства для чиновника имели первоочередное значение в сравнении с собственными интересами? К тому же они ничего и не теряют: каждый камень — это могучий стихийник, лекарь, боевой маг, да что угодно! Это же так удачно, так выгодно: он получает много, очень много денег, минимум двух магов-стихийников для государства и благодарность сената, — вот он какой молодец, купил артефакты для государства! Великолепная операция. Вот только некий болван, которому захотелось прогуляться по злачным местам, подпортил дело — меня не оказалось на месте, и теперь я представлял опасность и как источник информации о делишках канцлера, и просто как народный мститель. Ведь наверняка он навел справки обо мне и знает, что я довольно вредная личность.

Итак, задача: мне надо убить канцлера и по возможности вернуть мои камни и деньги. Убить канцлера проще всего заклинанием, наслав ураган на его дворец. Только вот незадача: как я могу быть уверенным, что канцлер находится именно там, во дворце, — это раз. Второе — ну завалил я дворец, разрушил полгорода, камни-то как я верну, выкопав их из-под обломков? Но главное — при таком решении пострадают остальные жители города. Почему они должны сгинуть из-за одного этого козла? Ладно бы они на меня лезли драться, а я бы их побил, защищаясь, но просто так уничтожить десятки тысяч людей, чтобы отомстить одному уроду — я все-таки не маньяк.

Значит, остается только проникать во дворец и валить его лично. Сомневаюсь, что это будет легко, но все-таки у них нет ни прожекторов с неоновым светом, ни колючки поверх стен, подпитанной электротоком. А меня ведь учили проникать и в командные пункты ракетных пусковых установок, неужто в какой-то средневековый особняк не смогу попасть? Задача интересная… Сейчас обеденное время, до вечера надо отдыхать, а в ночь пойду разбираться — что и почем.

— Ты тут не уснул? — Ко мне подошел Бабакан и участливо заглянул в лицо: — С тобой все в порядке?

— Как тебе сказать, брат Бабакан, — усмехнулся я, — хреновенько мне. Но не будем об этом. У тебя можно где-то прилечь? Мне надо отдохнуть и подумать, как жить дальше.

— Пойдем со мной. Сейчас тебя устроим.

Гном вывел меня из своей «квартиры», и через пять минут мы были у другой двери, как две капли воды похожей на двери его дома. Он постучал, дверь почти сразу открылась, и выглянула старая-престарая гномка, в ширину едва ли не больше Бабакана.

— Мама, я моего товарища привел, ему отдохнуть надо, можешь позаботиться о нем?

Старушка неожиданно мелодичным голосом, отличным от паровозного баса Бабакана, ответила:

— Да ну давай его сюда, конечно, пусть отдыхает. Я сейчас ему постелю на отцовской лежанке. Заходи, сынок. Тебя как звать? Викор? Хорошее имя, почти как гномье. Заходи скорее. Сейчас я постелю тебе, отдыхай. Иди, Бабакан, сынок, занимайся своими делами, я позабочусь о госте.

Бабакан подмигнул мне и прощально махнул рукой — пока, мол. Я остался наедине с говорливой старушкой. Через пятнадцать минут я знал все, начиная с того, как вел себя в детстве Бабакан, что ел и как писал в пеленки, и кончая ее мнением о международной обстановке и рекомендациями, сколько раз нужно ходить в течение суток в туалет, чтобы желудок нормально работал.

Меня еще раз, почти насильно, накормили, отвели на горшок в заднюю часть дома. Кстати сказать, туалет меня сильно заинтересовал, и я все хотел спросить, куда все девается в пещере.

Затем я еле смог отбиться в импровизированном душе от попытки потереть мне спину, иначе, мол, я не вымоюсь как следует. Вода была ледяная, но я с наслаждением смыл с себя грязь, копоть и кровь прошедшей ночи — и вот я уже лежу под чистой простыней, старательно изображая сон.

Имитация сна помогла мне все-таки прикрыть словесный фонтан старой гномки — теперь я понял смысл подмигивания Бабакана: этот прохиндей знал, в какой капкан меня завел. Теперь она тихонько бродила вокруг и поглядывала, сплю я или нет, чтобы продолжить воспитание и уход за мной. Это напоминало перемещение комода, только без скрипа ножек.

Незаметно для себя я стал засыпать. На границе сна и бодрствования мне привиделись Амалон и Мараса. Они стояли, взявшись за руки, и как будто мне что-то говорили. Я не мог разобрать их слов, но по их улыбкам и настроению понял — все будет хорошо. Они меня успокаивали и махали мне руками. Я чувствовал одновременно и горе, и радость — они теперь вместе, им хорошо…

Проснулся я как по команде — несмотря на толщу камня над собой, я почувствовал, что близится вечер. Я проспал целый день — дали о себе знать и бессонная ночь, и волнения, и горе от утраты близких людей.

Настало время действовать. Мне было по большому счету наплевать на пропавшие камни. Ну много ли мне надо? Прикрыть наготу, поесть, попить, крышу над головой — мне богатство это не особенно было нужно. Но как посмели эти уроды тронуть близких мне людей?! Во мне просыпалась холодная, страшная ярость. Если я не смог отомстить — пока — за свою убитую подружку, то уж за Амалона, Марасу и Алану я точно отомщу, и жестоко. Они запомнят меня!

Первым делом я направился к Бабакану — посмотреть, как там Каран, еле вырвавшись от его матери, тетушки Дагабары. Она преследовала меня по всему дому, и пока я не съел чашку каши с кусочками мяса, выйти за дверь не смог — мощная тетушка перегородила своим шкафообразным телом выход. Запив еду огромной кружкой компота, сопровождаемый криками, что я мало поел и весь худой и тощий заморыш, я все-таки прорвался к дому Бабакана. Он встретил меня хитрой улыбкой:

— Ты как там, живой? Неужто живой? Теперь ты понимаешь, почему я такой большой и сильный… гы-гы-гы-ыы… и ты такой будешь, если поживешь у моей мамочки.

— Ну ты, Бабакан, и зараза, — уничижительно посмотрел я на гнома, — она чуть не задушила меня заботами! Вот что, надо ей как жертву подсунуть Карана — вон он уже улыбается! Подкинем ей его, она от нас отстанет!

Мы с гномом рассмеялись, а я загрустил:

— Бабакан, никак не могу привыкнуть, что нет моих друзей. Вроде только вчера мы с ними обсуждали жизнь, планировали, все были веселые и здоровые — и вот их нет. Улетели с дымом… душа у меня болит. Хоронил я друзей и раньше, хоронил близких, но никак не могу привыкнуть.

— А к этому нельзя привыкнуть… никогда. Притерпеться — можно. Привыкнуть — нет. Они всегда живут в душе как часть тебя… Ладно, давай теперь о другом. Что думаешь делать?

— Да все просто — я пойду и убью канцлера.

Поодаль охнула жена Бабакана, а он сам укоризненно покачал головой:

— Не надо при ней.

— В общем, сейчас я уйду, вернусь, надеюсь, к ночи. Меч я оставляю тут. Каран, тебе как больному завещаю — ходи с ним, пока не поздоровеешь.

Каран приподнялся:

— Я с тобой пойду! Я тоже хочу отомстить за наших!

— Каран, ты сейчас слаб и болен. К тому же и твоя подготовка немного другая — меня учили ползать, заползать, заплывать… и убивать. Ты мне только помешаешь.

— Может, я сгожусь, — неуверенно произнес Бабакан, косясь на прислушивающуюся у печи жену.

— Не-эт… тебе есть кого терять и о ком заботиться — ну как я могу увести тебя у такой красавицы? — Я подмигнул Бабакану и прямо-таки всем телом почувствовал, как облегченно вздохнула его жена. — Ты вот что сделай: подежурь, пожалуйста, у входа в пещеры, чтобы, если что, я мог сразу свалить под землю. Боюсь, мне придется быстро это проделать.