Магия госпожи Метелицы - Донцова Дарья. Страница 6

– Пенкин? – переспросила я. – Что-то знакомое. Аааа! Певец! Замечательный у него голос, недавно по радио слышала.

– Нет, – возразил Андрей, – конечно, такой исполнитель есть, но его зовут Сергей. Григорий Пенкин одиозный политик, начинал карьеру в конце восьмидесятых, всплыл на волне перестройки. Едва в России начались перемены, он основал партию под названием «Сила народа», очень хотел попасть во власть, стать влиятельным политиком. Свою карьеру Пенкин строил на ненависти к гомосексуалистам, сделал несколько громких заявлений о необходимости расстреливать всех лиц нетрадиционной ориентации, но быстро понял, что на этой ниве ему хорошего урожая не собрать, и метнулся в сторону антисемитизма. В эфире одной популярной тогда, а сейчас уже всеми забытой радиостанции милый Гриша сказал ведущему: «Необходимо ввести для евреев черту оседлости, запретить им получать высшее образование. У нас куда ни плюнь, повсюду жиды сидят: врачи, юристы, академики. Как простому русскому ребенку из Курской области поступить в московский вуз? Экзамены у него будут принимать всякие там Абрамовичи-Мандельштамы-Зенненхунды. Конечно, они своим пятерки поставят, а Ване одни двойки».

Заявление наделало много шума, в эфир стали звонить люди, одни поддерживали Григория, другие называли его мерзавцем. Ведущий потирал руки от радости, программа явно удалась, и тут в радийное пространство прорвалась женщина со словами:

– Господин Пенкин, меня зовут Анна Яковлевна Николаева, в девичестве Цукерман. Лозунг «Бей жидов, спасай Россию!» в нашей стране существует давно, не одно поколение политиков сделало карьеру на антисемитизме. Замечу вскользь, что ненависть к евреям присуща не только россиянам, но и европейцам, американцам, гражданам других государств. Неприятие человека по национальному признаку говорит не только о плохом воспитании и моральном убожестве, оно свидетельствует о его никчемности, неумении отвечать за свои ошибки. Почему я не поступил в институт? Надо бы честно ответить: потому что плохо учился в школе, не подготовлен к экзаменам. Но признание собственной вины удел сильного человека, готового сделать вывод из своих ошибок и впредь их не повторять. Слабым людям комфортнее обвинять в своих неудачах врага. «Почему я не поступила в институт? Потому что профессор еврей поставил пятерку абитуриенту-иудею». Но я звоню не для того, чтобы говорить на всю страну элементарные вещи. Я нарушу закон и сделаю это сознательно. Отлично понимаю, что завтра меня за звонок на радио выгонят с работы, но иначе поступить не могу. Я заведующая Домом младенца. Тридцать пять лет назад к нам поступил мальчик, здоровенький, без каких-либо патологий. Ребенка подкинули, он был завернут в пеленки и теплое одеяльце, на шее на шнурке висел золотой медальон в виде звезды Давида. Та, что подбросила крошку к дверям моего интерната, волновалась, как бы новорожденный не простудился, положила его на две резиновые грелки, наполненные горячей водой, позвонила в дверь и убежала. Дело было в районе полуночи. Когда дежурный врач вышла на крыльцо, матери и след простыл. При малыше нашли записку: «Его зовут Гриша». Спустя месяц ко мне приехала пятнадцатилетняя Роза Вайншток, разрыдалась и рассказала, что родила от одноклассника Давида Гольдфедера сына. Сегодня беременная школьница никого не удивляет и не шокирует. Но у советских людей был другой менталитет. Розу и Давида могли исключить из комсомола, заклеймить позором. Розе удалось скрыть свое положение от взрослых, девочка тайком от всех разрешилась мальчиком и подбросила его на крыльцо приюта.

– Пожалуйста, разрешите мне иногда навещать Гришеньку, – плакала она в моем кабинете, – я окончу школу, университет, напишу кандидатскую диссертацию и заберу сына!

Я объяснила ей, что жизнь в детдоме не сахар, пройдет не менее десяти лет, пока она выполнит намеченный план. Зачем ребеночку мучиться? Пусть он попадет к хорошим людям, будет считать их своими родителями, а она выйдет замуж, у нее появятся другие дети.

Девочка забилась в истерике, еле успокоилась и попросила:

– Пожалуйста, сохраните медальон, разрешите Гришеньке его носить. Он принадлежал моей прабабушке, пусть оберегает мальчика от беды. Вы правы, моему сыну лучше обрести хороших родителей. Вы же постараетесь, чтобы они были на самом деле замечательными?

Подкидыш попал к Алексею и Валентине Пенкиным, прекрасным людям, ученым-физикам, работавшим на оборону. К сожалению, Алексей получил во время эксперимента большую дозу радиации, и врачи настоятельно не рекомендовали супругам заводить детей. Доктора опасались, что ребенок родится с генетическими дефектами. Первое, на что я обратила внимание, увидев Пенкиных в своем кабинете, это на схожесть приемной матери и Розы. У обеих были большие, чуть выпуклые карие глаза и кудрявые каштановые волосы. Я даже подумала, что в жилах Валентины есть доля семитской крови, но потом выяснила, что ее дед армянин. Алексей выглядел антиподом жене: блондин с голубыми глазами. Внешность потенциальных родителей меня порадовала, если Гриша будет брюнетом, станут считать, что сын удался в мать, если мальчик вырастет светловолосым, значит, он копия отца. Пара прекрасно зарабатывала, жила в громадной квартире, имела благоустроенную дачу, дом в Крыму. Никакой отрицательной информации о Пенкиных не нашли, всем бы таких родителей. Перед тем как отвести Валентину и Алексея посмотреть на младенца, я показала им звезду Давида и сообщила:

– Медальон нашли вместе с малышом, можно предположить, что он еврей. Вас это не отталкивает?

Пенкины переглянулись и хором спросили:

– Какая разница, кто он по национальности?

И я со спокойной душой отдала им Гришу, попросив сохранить мальчику имя. О биологической матери Розе Вайншток я приемным родителям не доложила. Через год Роза опять навестила меня, стала просить адрес семьи, которая усыновила ее Гришу, но я солгала:

– Извини, милая, нам никогда не сообщают такую информацию. Гриша понравился нескольким парам, а уж кому он достался, директору Дома малютки не сообщили.

Григорий Алексеевич, я, если пожелаете, готова предоставить вам вашу младенческую медкарту, вы можете сделать анализ крови и убедитесь, что Пенкины не являются вашими биологическими родителями.

Сейчас, выступая в радиоэфире, я назвала вашу настоящую мать Розой Вайншток, в действительности ее звали иначе, по понятным соображениям я никогда не назову ее имя и фамилию. Но все данные у меня имеются, приезжайте, дам вам телефон родной матери. Напоследок мне хочется выразить вам, еврею по крови и антисемиту по менталитету, глубокое неуважение. И, кстати, вы упомянули в начале эфира семитские фамилии Абрамович-Мандельштам-Зенненхунд. Две первые на самом деле довольно часто встречаются в паспортах иудеев. А вот с Зенненхундом вы ошиблись, это название породы собак.

– Да уж! – пробормотала я. – И как поступил Пенкин?

– Сначала он растерялся, потом опомнился, сказал, что евреи готовы что угодно выдумать, лишь бы опорочить человека, который честно говорит об их воровской сущности. На следующий день после радиопрограммы в прессе поднялся гвалт, на Пенкина налетели все, кому не лень, но Григорий никак не реагировал. В субботу у него планировался очередной антисемитский митинг, но его отменили в связи с болезнью лидера партии. Гриша исчез с политической арены, поговаривали, что он на краю смерти, лечится в Германии, называли разные диагнозы, потом шум утих, о Пенкине стали забывать, на трибунах появились другие люди со своими призывами и лозунгами.

Потом вдруг Пенкин вынырнул из небытия. Еврейскую тему он закрыл, антисемитские гадости не выкрикивает, черные рубашки не носит, перестал брить голову. У Гриши появилась модная стрижка и имидж простого россиянина, живущего на маленькую зарплату, главным его врагом стал Арам Асатрян, владелец нескольких вещевых рынков. Пенкин стал лидером движения агрессивных русофилов под названием «Дайте русским россиянам работу», он опять потрясал кулаками на трибуне и кричал в микрофон: