Ярое Око (фрагменты) - Воронов-Оренбургский Андрей Леонардович. Страница 22

– Хай-хай-хай-хай-хай-хай-хай!!

– Ойе! Доброй дороги карающим мечам Тохучара-нойона!

– Уо! Доброй дороги и вам!

Съехавшиеся, приложив ладони к сердцу, обменялись поклонами и, вперемежку прокрутившись на месте, в водовороте грив и хвостов, погнали коней к сторожевому кургану орды, где их уже встречал оглушительный плеск ладоней, визг боевых рожков и приветственный рев опустивших оружие туменов.

...Устройство лагеря Субэдэя и Джэбэ точь-в-точь, как гипсовый слепок, повторяло порядок устройства лагеря Коренной Орды. Так же вокруг верховной высоты растянулись дозорами закованные в броню тургауды-телохранители; их зоркие глаза день и ночь наблюдали, чтобы ни одно живое существо не приближалось к юрте Совета.

Лишь те немногие, кто имел особые золотые пластинки – пайцзы – с чеканом оскаленной головы тигра, могли миновать стрелы и копья, мечи и секиры заграждений, чтобы достичь кургана с пятихвостым бунчуком.

Так же, как в стане великого Чингиз-хана: «поодаль, в степи, широким кругом рассыпались черные татарские юрты и рыжие шерстяные тангутские шатры. Так же, как у “Властелина Мира”, у Субэдэя был свой личный курень, – стан тысячи избранных телохранителей – всадников на черных конях. В эту охрану, как было заведено, входили только сыновья знатнейших ханов и беков; из них Субэдэй, с согласия Самого, выбирал наиболее сметливых и преданных и назначал предводителями отрядов» [107] .

...Да, все было точь-в-точь, как в Коренной Орде. Только с той разницей, что всего этого под рукой Кагана было в сто раз больше: и воинов, и лошадей, и куреней, на дымах которых держался небосвод монгольского мира.

Стемнело. Всюду на равнинах, как на небесах звезды, бессчетно вспыхивали, разгорались костры. Между юртами, как угри в садке, заскользили тени... По всему стану татар-орды полетели возбужденные гортанные крики:

– Радуйтесь! Радуйтесь, люди Степи!

– Наш гость, прославленный Тохучар-нойон [108] ! Левая рука Чингиз-хана!

Субэдэй-багатур и Джэбэ Стрела продолжали неподвижно сидеть у костра и невозмутимо наблюдать за суматохой в лагере... Вскоре в окружении пышной свиты к подножью кургана подъехал высокий, сухопарый всадник. Он, как и Джэбэ, весь был покрыт стальными латами.

Двадцать часовых на тропе к юрте Совета один за другим повторили: «Багатур приказал пропустить!»

– Мир вам и благость вечного Неба!

– Светлый день да не минует тебя, храбрый Тохучар-нойон!

Полководцы по обычаю Степи приложили ладони к сердцам, поклонились друг другу и прошли в юрту. Но не было единства в их сердцах, и сквозь напускное спокойствие медно-желтых, с тяжелыми скулами лиц проступал холод соперничества и глухой неприязни.

– Мы рады видеть тебя, – сквозь зубы процедил Субэдэй и, щурясь, осмотрел свои обгрызенные, грязные ногти.

– Зачем ты прибыл сюда? – Джэбэ испытующе вглядывался в сухое и бурое, как заветренный, вяленый кусок оленины, лицо Тохучара.

– Я прибыл от Золотого Шатра не по своей воле. Величайший приказал отыскать вас на западе и поставить мой бунчук рядом с твоим, Субэдэй.

– Хм... мы и без тебя до сих пор неплохо справлялись со всеми, кто стоял на пути наших коней...

– Это все знают, – кивнул Тохучар. На смуглом лбу, в косой морщине раздумья рыжела пыль пройденных дорог. – Я шел по вашему следу. Развалины и обгоревшие руины городов красноречивей слов... Но сейчас я буду говорить лично с тобой, Субэдэй.

Старик поднял голову. Взгляды их на мгновенье скрестились, как железо по железу, – жестко и непримиримо.

– С меня довольно! – Жгучие глаза Джэбэ метнули черные молнии в сторону незваного гостя. Грудь молодого нойона высоко вздымалась, как если бы он задыхался от быстрого бега. Вскочив на ноги, не отвечая на окрик Субэдэя, он вышел прочь.

...В юрте зазвенела тетивой напряженная тишина.

Тохучар-нойон сидел неподвижно, по-рысьи щуря желто-зеленые глаза. От его колючего царапающего взгляда не ускользнули ни дикие ненавидящие взоры, которыми порою обменивались вожди туменов, ни мучительная растерянность, проступившая на лицах при его появлении.

– Что это с ним? – с лукавым изумлением спросил Тохучар.

– Не догадываешься? Разве не этого ты хотел? – зло усмехнулся багатур и, кряхтя и откашливаясь, протянул правую ладонь к огню. – Стрела бесстрашный, испытанный воин. Он не любит делиться славой ни с кем. А тут ты... Сам знаешь, едущий на чужом коне – в грязи очутится... Не хмурь брови, Тохучар, он молод и горяч.

– Я услышал тебя. Забудем. Собака лает, караван идет.

– Зачем ты так? – осуждающе посмотрел багатур. Потом долго мял пальцами морщинистое горло, словно пропихивал застрявшее репьем слово, глядел в сторону. – Бранная речь далеко слышна... не забывай о сем. Цель Джэбэ – дойти по Последнего моря!

– Как и наша с тобой.

– Тохучар! Я не умаляю твоих заслуг... – Собрав на латунных скулах борозды морщин, Барс с Отгрызенной Лапой вглядывался, стараясь поймать за хвост ускользающую правду нойона. «Тебя здесь еще только не хватало, шайтана...» – подумал старик и перевел взгляд на лицо гостя, странно изменившееся за давностью их последней встречи. – Умерь гордыню, брат. Мы-то уж с тобой довольно напились крови врагов... И боги не раз испытывали зависть к нашим победам. Ответь мне: если я – правая рука Кагана, а ты – левая... то кто же, по-твоему, Джэбэ? – Вытаращенный глаз уставился на Тохучара.

– Он палец на твоей руке... У меня в тумене тоже есть такие же: молодые, ретивые, дерзкие...

– О, не-ет! Таких – у тебя нет! И не забывай... Джэбэ сам возглавляет тумен! Кстати, сколько с тобой мечей? Пыли было до небес! – едко усмехнулся багатур.

– Со мной весь мой тумен – десять тысяч всадников... и пять тысяч всякого сброда. Это «мясо» можно будет первым бросить в когти урусского медведя. Скажи, Субэдэй, что за племя хрисаны? Они сильны? Многочисленны?

– Да, они и вправду сильны и опасны, как разъяренный медведь. Народ их плодовит, мечи длинны, а руки в сече не знают устали... Но с приходом твоих воинов, – Субэдэй почесал грудь плеткой, – войско хрисанов... против нас будет не более, чем струйка дыма во тьме. Ты что-то хотел спросить?