Над Курской дугой - Ворожейкин Арсений Васильевич. Страница 21

Завтрак показался необыкновенно вкусным. Давно я уже не ел с таким аппетитом. Летчики, с которыми летал, вдруг стали для меня самыми близкими товарищами, словно знал их не второй день, а Давным-давно. Бой не только разом сближает или разъединяет людей, но и роднит. Сырая, заплесневелая землянка сейчас выглядела уютной, чуть ли не домашней, желанной комнатой. Не зря так ласково, любовно, даже трогательно вспоминается фронтовая жизнь.

От печки, сделанной из бензиновой бочки, в землянке жарко. Бодро потрескивают сухие дрова. Мы сидим за двумя маленькими столиками и ведем оживленный разговор. На первый взгляд могло бы показаться, что тут находятся только обстрелянные, опытные бойцы, уже давно знающие друг друга. Однако, присмотревшись попристальнее, определишь, что далеко не так. Сразу приметишь ветеранов полка. Их речи без деланной позы, спокойные, лишенные всяких разглагольствований. Между собой говорят коротко, отрывисто, понимают же друг друга с полуслова. Даже в движениях, по-деловому будничных, собранных, угадывается внутренняя сила, так свойственная закаленным в боях людям.

А вот три молодых. Они еще по-настоящему не вросли в боевую жизнь и даже не сформировались как летчики. Среди них выделяется Сергей Лазарев. Боевое крещение уже дало ему право, как он, видимо, думал, держаться в разговорах на одной ноте с бывалыми людьми. Реплики его, хотя и громки, но не убедительны, смех раскатистый, но не заразительный. На его остроты почти никто не обращает внимания. Он старается вести себя непринужденно, очень самостоятельно, подражая опытным летчикам. И, словно у актера, входящего в роль, это у него получается неплохо… Что поделаешь, в девятнадцать лет многим хочется казаться зрелыми.

Сергей пытается уже важничать и, пренебрежительно отодвинув тарелку со свиной отбивной, басовито ворчит на официантку:

— Где ты такого столетнего кабана откопала? Как подошва — нож не берет… И даже не соленый.

Широкое лицо Маши вспыхнуло. Серьезная молодая женщина, возмутившись, резко заметила:

— Вам, я смотрю, соль не соль, мясо не мясо! Все едят, а вы куражитесь, как избалованный ребенок.

— У него нож тупой! — под общий смех говорит кто-то.

А вот и третья группа летчиков. Это люди не из молодых: когда-то побывали в боях, послужили порядочное время в строевых частях, но только что прибыли на фронт… Таков капитан Петрунин, штурман полка. Он внимательно ко всем прислушивается, сам же в разговор вступать не спешит. Главное сейчас для него — все понять, изучить и цепко врасти в новую жизнь.

Кроме этих, как бы внутренних, различий, летчики делились на две категории по форме одежды. В кожаных регланах — люди довоенной выучки, в комбинезонах — молодые, ставшие летчиками только перед войной или совсем недавно.

Завтрак прошел быстро. У летчиков-истребителей вырабатывается привычка все делать быстро, напористо. Маша, ранее работавшая в полку бомбардировщиков, сразу отметила:

— Вы, как пожарники. Куда только спешите?

— Понимаем, Маша, — сочувственно отозвался Купин. — Хочешь сказать, не как у бомбардировщиков. — Купин знал, что она перешла из бомбардировочной части не случайно. Там у нее был близкий человек. Недавно погиб. Чтобы забыться от горя, Маша и попросилась к нам.

Дмитрий Иванович неловко пошутил:

— Скоро привыкнешь и здесь, у нас вон какие орлы. Маша только глазами сверкнула:

— Спасибо!

— Что там бомбер! — желая обратить на себя внимание, громко начал Сергей Лазарев, — У-у, везу-везу!.. То ли дело ястребок: пролетит — аж маникюр с пальчиков отскочит!

Купин насторожился. Но никакой неприятности не произошло. Сделав, как видно, скидку на молодость, Маша снисходительно улыбнулась:

— Ладно, ястребок, помоги мне посуду в ящик уложить.

Помощников нашлось несколько. И в этом мелочном факте чувствовалась милая идиллия жизни, так приятно окрашивающая однообразный быт людей, часто смотрящих смерти в глаза.

Дмитрий Иванович поднялся, поблагодарил Машу, потом подошел ко мне:

— Пойдем поговорим о делах.

Командир второй эскадрильи капитан Иваненков находился в госпитале, и Купин приказал пока принять командование его подразделением. В полку по штатам должно быть две эскадрильи и двадцать самолетов. В наличии же — шесть машин и десять летчиков. Поэтому вся боевая работа велась не поэскадрильно, а полком. Фактически капитан Купин сейчас был и командиром полка, и командиром эскадрильи, и командиром звена одновременно.

— А кем мне, собственно, командовать? — спросил я, зная, что техническим составом, как это всегда бывает на войне, практически полностью распоряжаются инженер полка и старшие техники эскадрилий.

— Для порядка должен быть командир, — серьезно сказал Дмитрий Иванович. — По штату положено…

И как бы поясняя свою мысль, заметил:

— Вдруг приказ: полку получить новые машины, а у нас даже эскадрилий не существует.

Купин представил меня эскадрилье. Конечно, он мог сделать это и раньше, когда я прибыл в полк, но решил, видимо, проверить меня в боевом деле. И прав: в бой водить летчиков, хотя бы и пару, должен человек обстрелянный.

Как только затихли бои под Ржевом, мы перебазировались во фронтовой тыл, где предстояло принять пополнение, привести в порядок материальную часть. Старые, потрепанные самолеты ремонтировали на заводе при конструкторском бюро Н. Н. Поликарпова. Этот коллектив шефствовал над нашим полком, помогал быстрее вводить в строй машины. Теперь мы действовали как истребители противовоздушной, обороны: прикрывали тыловые объекты фронта.

Много раз поднимались навстречу вражеским бомбардировщикам, но, как правило, не успевали перехватывать их. Гитлеровцы часто налетали на железнодорожную станцию Лихославль, через которую шло снабжение войск Калининского и Северо-Западного фронтов.

И вот снова сигнал на вылет. После взлета капитан Купин сразу взял курс на Лихославль. Ведущий не хотел терять на сбор ни одной секунды. Только вперед и вперед! Возникло опасение: а что если бомбардировщики придут с истребительным прикрытием? Тогда нас, растянувшихся в глубину, «мессеры» могут атаковать поодиночке, и вряд ли мы в таком случае что-нибудь сделаем с противником. Подождать же сбора всей группы и лететь нужным боевым порядком — только терять время. Опоздаем! Куда ни кинь — все клин.