Под нами Берлин - Ворожейкин Арсений Васильевич. Страница 32

Казалось бы, что нам с Хохловым не радоваться? Боевая задача выполнена, мы невредимы.

Но, ступив на землю, мы сразу почувствовали себя виноватыми. А металлический, до предела натужный рев взлетающих «илов» и «яков» заставил нас встревожиться.

С докладом на КП полка о выполнении полета шли молча. Хохлов, хотя и не отличался словоохотливостью, но сейчас не выдержал и, кусая свои пухлые губы, словно про себя, как всегда при волнении, чуть заикаясь, высказал опасения:

— Зря мы штурмовали. Попадет…

— Поздно каяться, — перебил я его. — Будем держать ответ.

Часто обстановка в небе не дает истребителю времени на обдумывание своего решения. Она властно требует немедленных действий. В таких случаях, как правило, вся сила ума сосредоточивается на зримых ощущениях и опасностях, поэтому иногда решение принимается с учетом только конкретной обстановки.

Главная особенность таких решений — мгновенность, мысль — импульсная вспышка. Летчик в такие моменты, кроме врага, ничего не видит и действует по принципу : замахнулся — так ударь, и ударь без оглядки, с полным накалом. При такой стремительности от скоростного напора машины и воли человека возрастает разящая, непреоборимая сила атаки. Она не только физически, но и морально разит противника.

В этом вылете обстановка не давала нам времени на обдумывание. Мы действовали быстро и решительно. И действовали правильно в интересах своей непосредственной задачи. Но потому, что все наши мысли и силы были направлены только на разведку, мы не успели подумать: к каким последствиям может привести наш огонь по фашистскому аэродрому. Мы фактически нанесли по нему штурмовой удар, в результате которого сожгли один самолет и несколько самолетов повредили. В воздухе штурмовка казалась нам разумной. Непростительно не бить врага, когда он попал тебе на мушку. Но теперь на земле, в спокойных условиях, возникло опасение: не заставили ли мы своими действиями взлететь дежурных истребителей противника, стоящих на старте? А их было около десятка. Да столько же находилось в воздухе. Все эти самолеты немцы могут направить на перехват нашей взлетающей группы, в которой только двенадцать «яков».. Допустим даже, гитлеровцы почему-либо не пошлют своих «фоккеров» и «мессершмиттов» на перехват, а встретят наших на подходе к Виннице. И зтот вариант ничего хорошего не сулит: численный перевес в истребителях будет на стороне противника, что наверняка затруднит удар штурмовиков по аэродрому, а то и совсем сорвет.

Тревога за успех вылета, за судьбу товарищей терзала меня. Хорошо, если взлет минут на двадцать растянется. Тогда половина фашистских истребителей, израсходовав бензин, сядет на аэродром. А может, они к прилету наших штурмовиков и сядут?

— Полетим и мы снова, — предлагает Хохлов, — можем успеть помочь!

— Надо доложить » разведке.

Ушли в воздух последние самолеты. Взлет ни на минуту не растянулся. Командир полка, постукивая древком стартового флажка, выслушал меня и неожиданно спокойно спросил:

— Может, возвратить полки?

Я не понял, что означает вопрос, но меня поразило показавшееся равнодушие командира. Я ожидал всего — упреков, ругани, угроз, только не равнодушия. Несколько минут я растерянно стоял и хлопал глазами. Потом с обидой бросил:

— Это не в моей масти! Это в вашей власти! Как хотите, так и делайте, а мы свою задачу выполнили, как сумели.

Василяка взорвался:

— Так зачем же доложил мне все свои пакости? Нашкодничал, ну и выкручивался бы сам, без меня! Что я могу теперь сделать?

Действительно, я юг бы сейчас и не докладывать командиру о штурмовке. Зачем его вмешивать в это дело и заставлять терзаться? Надо бы только попросить разрешение снова на вылет.

— Герасимов ясно давал тебе указания, — продолжал Василяка, — близко к аэродрому не подходить, разведать его со стороны, чтобы немцы не заметили. А вы, ухарцы, вздумали штурмовать! Не выполнили приказа комдива. Ваше самовольство может привести к срыву боевой задачи и большим жертвам.

— Погода и немецкие истребители все нам напортили, — не знаю зачем, вырвались у меня слова оправдания. У Василяки гневно сверкнули глаза:

— Выходит, погода и противник заставили вас штурмовать аэродром?

— Нет. В этом только мы виноваты. Перестарались. Но… — и я хотел было сказать, что сейчас разговорами делу не поможешь. Лучше мне и Хохлову немедленно вылететь снова туда: может, еще успеем помочь товарищам. Однако Василяка перебил. В его руке взметнулся флажок, рассекая воздух.

— Никаких оправданий! Если сейчас не вернутся несколько наших машин, тогда попробуй докажи, что ты не верблюд… — и уже мягче предложил: — Давай лучше вместе обмозгуем: лететь полкам или нет?

Только теперь дошло до меня, что вопрос Владимира Степановича нужно понимать в прямом смысле.

— Простите, я сразу не понял…

— Ладно. — Командир примирительно опустил флажок. Летчики — народ отходчивый. — Сейчас времени на извинения у нас нет. Надо решать. Вы своей штурмовкой расшевелили осиное гнездо. Осы остервенели. К ним в такой момент не подходи. Может, подождать, когда снова они заберутся в гнездо, тогда их там и придавить?

— Значит, возвратить оба полка?

— Да, да! — с раздражением подтвердил Василяка. — Возвращать или пусть летят?

Бывает, человек колеблется. Он взвешивает все за и против, но решить не может. Стоит ему в такой момент услышать какой-нибудь совет — и все может решиться. Какая нужна осторожность в таких советах!

Штурмовики и истребители, собравшись в один боевой порядок, уже взяли курс на. Винницу. В удаляющейся ритмичной музыке моторов и спокойном полете группы чувствовалась сила и; хорошая выучка летчиков. Там лучшие асы полка: Сачков, Выборное, Лазарев. Командует истребителями штурман полка капитан Николай Игнатьев. С ним в паре начальник воздушно-стрелковой службы капитан Василий Рогачев. Этих тертых в боях командиров не может застать врасплох никакая случайность. Они в любой обстановке сумеют организовать воздушное сражение по всем правилам военной науки.

— Что молчишь? — крикнул на меня Василяка. — Ты же заварил кашу, так ты и думай, как теперь быть.