Рассвет над Киевом - Ворожейкин Арсений Васильевич. Страница 17

«Петляковы», избегая черных клубов, быстро сменили курс, и мы удачно миновали обстрел. А вот встречи с истребителями, пожалуй, не избежать. Привлеченные разрывами, блестя в лучах солнца, они мчатся на нас. Сколько их? Четыре, шесть… Вслед за ними летят еще несколько пар. Это, скорее всего, наши. Так и есть. Один «фокке-вульф» вспыхнул, а остальные — врассыпную.

Вдали еще виднеется целый рой легких самолетов. Там идет бой. Очевидно, наше командование, давая нам возможность без помех пролететь фронт, выслало заранее достаточное количество истребителей, которые сейчас очищают путь. Хорошо!

Нас не трогай — мы не тронем,

А затронешь — спуску не дадим!.. —

продекламировал Тимонов, когда дерущиеся самолеты отстали от нас и начали растворяться в голубой дали.

Вот под нами поплыла оккупированная территория, темная, неприветливая. Самолеты словно сбавили скорость. Время потянулось медленнее. Что ждет нас впереди? Мы теперь уже не глядим на землю. Это — забота бомбардировщиков, они должны выйти точно на цель. Нам, истребителям, охраняя их, нужно смотреть за глубинами неба. Голова, как заведенный механизм, непрерывно поворачивается. Взгляд везде упирается в густую, тяжелую синеву. От пустоты, холодной, гнетущей, чужой, с каждой секундой возрастает напряжение. Противник ничем себя не выдает. Испытываешь такое ощущение, словно враг где-то затаился и только ждет удобного момента для нападения. На войне неизвестность, тишина всегда пугают. Смотрю на часы. Еще три минуты полета.

Наконец «Петляковы» плавно и важно начали разворот. Встают на боевой курс. Значит, цель близка, и сейчас бомбардировщики начнут вытягиваться и потом резко перейдут в пикирование для сброса бомб. Хочется поторопить, но понимаю, что в спокойствии «Петляковых» меткость удара.

Смотрю вперед и вниз. Там по земле, словно по карте черным карандашом, прочерчена прямая линия. Железная дорога. Взгляд скользит по дороге и задерживается на рассыпавшихся по сторонам от нее домиках. Среди них жирным пунктиром вырисовываются эшелоны. Дымят паровозы. Станция. Над ней парят четыре «мессершмитта». Они ниже, чем мы. Очевидно, еще не успели набрать высоту и, судя по полету, пока не заметили нас. При виде противника тревожное ожидание, ощущение давящей неизвестности проходит. Оно сменяется готовностью — вот враг, теперь решай и действуй.

Четверка «яков» остается непосредственно с бомбардировщиками, а мы с Тимоновым сближаемся с «мессершмиттами», нацеливаясь атаковать их сверху. Они заметили — и в сторону, подставив нам свои хвосты. За ними мы не гонимся. Ясно: «мессеры», не сумев нас перехватить на подходе к станции, хотят теперь увлечь за собой, заставить потерять высоту и потом напасть на бомбардировщиков на вводе или при выводе из пикирования, когда они более всего уязвимы. Эта тактика нам уже хорошо известна.

Наше приближение станция встретила мощными залпами зениток. Небо сделалось рябым. Потом из этих рябинок перед нами выстроилась целая стена. Заградительный огонь. Но «Петляковы» спокойно, словно в этой стене не было ничего опасного, с ходу проткнули ее и, вытягиваясь по тройкам, резво, как истребители, стали нырять вниз.

С головными пикировщиками пошла пара «яков». За ними попытались погнаться «мессершмитты», но, заметив, что «яки» Тимонова и мой угрожающе висят над ними, отвернули. Пока все идет хорошо. Только бы к фашистам не подоспело подкрепление!

От первых же бомб на станции брызнул огонь, закипела земля, заметались и запрыгали вагоны. От удара второй тройки пикировщиков всю станцию заволокло дымом и пламенем. Четверка же гитлеровских истребителей, словно все это ее не касалось, по-прежнему держалась в стороне, и, только когда последние «Петляковы» и с ними пара «яков» Кустова вошли в пикирование, «мессершмитты» сделали вялую попытку прорваться к бомбардировщикам. И снова неудача: наши «яки» на месте.

«Петляковы» отбомбились и начали собираться в группу, становясь на обратный маршрут. Восточный ветер отнес дым в сторону, и стало видно, что станцию с ее эшелонами за минуту-две как языком слизнуло. Отлично сработали пикировщики!

Мы с Тимоновым, не теряя высоты и не спуская глаз с противника, полетели за «Петляковыми». Четверка «мессершмиттов» только сделала вид, что гонится за нами. Но, будто вспомнив, что нужно прикрывать свой объект, оставила нас в покое и пошла обратно. Ну что ж! Это их дело.

Мы снова приняли походный порядок. Летим новым маршрутом. На старом нас может поджидать противник. Уклоняемся на север, ближе к Киеву.

В воздухе спокойно. Вглядываюсь в даль, стараясь увидеть, что сделали оккупанты с Киевом. Город лежит потускневший, притихший. Улицы, дома, сады… — все, кажется, с надеждой смотрит на нас.

Не успел я еще вылезти из самолета, как Дмитрий Мушкин сообщил:

— У Тимохи шасси не выходят.

Я поднял голову. Над аэродромом рывками, крутя бочки и делая резкие горки, носился «як». Тимонов пилотажем пытался вырвать шасси из гнезд. «Наверно, осколком снаряда что-нибудь повреждено в самолете», — подумал я и побежал на радиостанцию узнать, в чем дело. Но тут же остановился: гул мотора оборвался — кончился бензин. Летчик пошел на посадку с невыпущенными шасси.

Посадка на фюзеляж, на живот, всегда сулит большие неприятности. Наименьшее зло — поломка самолета. Особенно беспокоил меня противотанковый ров. Путь Тимонова лежал через него. Если бы работал мотор, все было бы просто. Теперь же самолет не летел, а опасно сыпался к земле и сыпался так, что этот ров мог стать Тимонову могилой.

Аэродром, казалось, замер.

— Чего не отвернет и не сядет в поле?! — не вытерпел Лазарев. — Так же…

— Помолчи! — Кустов раздраженно и умоляюще махнул рукой на Сергея.

Линию планирования самолета я мысленно продолжил до земли. Она обрывалась еще до оврага. Сейчас спасение Николая только в скорости. Если он держит повышенную скорость, то «як» перелетит овраг, нет — врежется в него.

Самолет Тимонова, словно почувствовав опасность, приподнял нос — снижение замедлилось, и «як» понесся над землей. Впереди — желтеющая насыпь. Невольно представил себя на месте Николая и, как бы думая, работая за него, мысленно потянул ручку на себя и присел… Вот самолет перед насыпью. «Як» Тимонова, словно слушаясь нас, собирает последние силы, чуть приподнимает нос и, коснувшись вершины опасного вала, перемахивает через него.