Солдаты неба - Ворожейкин Арсений Васильевич. Страница 60

Мне хорошо видно, как он сблизился с оставшейся от девятки тройкой бомбардировщиков, которая все еще пытается прорваться к Днепру, и в упор стреляет по ней. В то же время нос вражеского истребителя подворачивается к Кустову. Неужели опоздаю?

Нужно упредить! От громадной перегрузки на развороте потемнело в глазах. Но с полным усилием продолжаю вращать самолет, рассчитывая оказаться сзади фашиста. Наконец в глазах светлеет. Передо мной «фоккер», а перед ним Кустов. Дальше — горящий «юнкере».

Стрелять! Скорее стрелять! Огонь! Дым окутывает вражеский истребитель. Из машины Кустова тоже выскочили искры и черный язык дыма. Игорь как бы прыжком отскакивает в сторону и, дымя, круто снижается. Успел-таки «фоккер» подбить его!

А где же Лазарев? Он должен сейчас прикрыть своего ведущего, а то Игоря добьют вражеские истребители. Но вижу, что он, связанный «фоккерами», не сможет этого сделать.

И Кустов, поняв обстановку, передает:

— Меня охранять не надо: я один выйду из боя, а вы деритесь.

Хорошо, пусть будет так, другого выхода нет.

Но как быть теперь с третьей группой «юнкерсов», которую я думал разбить вместе с парой Кустова? Третья группа оказалась так близко от переправы, что я без оглядки бросился на нее. Все девять самолетов, точно слившись между собой в одну глыбу металла, грозно приближались к Днепру. А вдруг меня сзади уже атакуют? Кто тогда помешает «юнкерсам» отбомбиться?

Около меня никого. Только в стороне вихрятся клубки истребителей. Тимонов удачно подбирается к четвертой группе бомбардировщиков, плывущей у самой земли. Молодец!

Мне сейчас тоже никто не помешает расправиться с третьей стаей «юнкерсов». А она, пока я оглядывался, оказалась прямо над моей головой; и я, притормаживая истребитель, сбавил мощность мотора и упер нос «яка» прямо в правое крыло строя.

Секунда — и в прицеле задний самолет. Его так удачно прошили снаряды и пули, что он сразу безжизненно рухнул и, пылая, закувыркался вниз. Не теряя времени, бью по второму, третьему, четвертому… Вижу, как остальные самолеты рассыпаются в стороны. Вот только один почему-то замешкался. Небольшой доворот. «Юнкере», пытаясь выскользнуть из прицела, несется вниз. Но разве может уйти от истребителя такая неуклюжая махина?

Чувствую, меня охватил азарт боя. Это опасно: недолго и зарваться. Защищаясь от возможного нападения, я швыряю свой «як» вверх, точно мячик.

Небо очистилось от вражеских истребителей, а «юнкерсы», снижаясь, по одиночке уходят домой. Переправа спокойно работает. Тимонов разбил четвертую стаю «юнкерсов», пытавшуюся было прорваться к Днепру на небольшой высоте. На земле пылает множество костров. По ярко-красному огню с траурной окантовкой легко догадаться, что это горят сбитые самолеты: от бензина всегда идет черный дым. Но где же «фоккеры» и «яки»? Их в воздухе не видно.

Азарт боя проходит. Задача выполнена. Но какой ценой? Я еще не знаю. Успокаиваю себя тем, что мы вынуждены были вести бой парами, а потом и одиночными самолетами. Фактически каждый летчик действовал самостоятельно, и поэтому я их не вижу. Теперь пора собираться и идти на аэродром.

Из этого боя мы возвратились все. Наши наземные войска прислали подтверждение, что в этом сражении мы сбили девять самолетов противника.

Обсудив бой, мы пошли в столовую. Тимонов, идя со мной, как-то важно и торжественно проговорил:

— Сегодня у меня десятая победа.

Николаю не был свойственен такой тон. Он всегда отличался сдержанностью в проявлении своих чувств. Тем более мы только что поздравили его с успешным боем: он один разбил самую большую группу «юнкерсов». Я не без удивления посмотрел на Тимонова и тут сразу все понял.

Когда-то у меня с ним был разговор о вступлении в партию. Тогда он сказал: «Рано еще. На фронте это нужно заслужить. Вот собью десять фашистских самолетов — подам заявление».

— Нужна рекомендация?

— Да.

— Давно тебе, Тимоха, пора быть в партии, — заметил шедший рядом парторг эскадрильи старший лейтенант Георгий Скрябин.

— Политически еще не был достаточно подкован. А теперь Устав проштудировал хорошо.

— Экзамен ты давно уже сдал, — сказал парторг. — Твоя политическая зрелость нам известна. А потом, она определяется не столько начитанностью, сколько делами.

По тревоге мы вчетвером поднялись в небо, чтобы прикрыть переправу в районе Лютежа. Видимость прекрасная. Ярко светит солнце.

Спешим.

Вдали показался Днепр. Над ним высоко-высоко в лучах солнца, точно греясь, кружились четыре вражеских истребителя ФВ-190. Они заметили нас и пошли навстречу. Вражеских бомбардировщиков еще не видно, но «фоккеры» — их предвестники.

Истребители противника, используя свое преимущество в высоте, сразу же бросились в атаку. Мы развернулись навстречу. «Фоккеры» начали настойчиво клевать нас сверху. Это неспроста. Гляжу на запад. Там, на большой высоте, появилась группа «юнкерсов». «Фоккеры» хотят сковать нас боем, чтобы мы не помешали бомбардировщикам разрушить переправу.

Нужно сорвать удар. Но как? Нас крепко держат вражеские истребители. Они как дамоклов меч висят над нами. Стоит кому-нибудь повернуть нос машины навстречу «юнкерсам», как сразу приходится отскакивать. Натиск вражеских истребителей очень опасен. По манере видно, что мы имеем дело с расчетливым противником. Только попадись на зубы таким шакалам!

А бомбардировщики противника беспрепятственно подходят к переправе. Пытаясь вырваться из вражеских объятий, делаем все резкий рывок к Днепру, но «фоккеры» так ловко прилипают к нашим хвостам, что от близости их широких лоснящихся лбов становится жутко. Доля секунды — и конец, враг срежет. Снова круто бросаем свои «яки» назад.

Теперь я понял, что опытных гитлеровцев можно обмануть, только рискуя собой. Надо троим подставить себя под их огонь, а одному попытаться прорваться к бомбардировщикам. Но кого послать? Кто без всяких колебаний выполнит задачу? Кому сейчас сподручнее всего вырваться из объятий «фоккеров»? Тимохе!

И вот мы втроем на несколько секунд привлекли на себя всех вражеских истребителей, а Тимонов рванулся на «юнкерсов». Один «фоккер» пытался ему помешать. Но Кустов тут же отшвырнул его.