Сибирский аллюр - Вронский Константин. Страница 23
– Да, Ермак? – словно из-под земли, перед атаманом выросла Марьянка.
– Хоругвь повыше держи! Мы выступаем!
Машкова окатило волной ледяного ужаса.
– Дозволь мне хоругвь нести! – выкрикнул он. – Ермак Тимофеевич, али не я твой помощник верный?!
Он оттолкнул Марьянку в сторону, девушка споткнулась неловко, упала и больно ударилась головой о край вытащенной на берег ладьи. К ней подбежал Лупин, склонился над дочерью, делая вид, что помогает подняться, а на самом деле крепко удерживая на земле. Единственная возможность удержать девушку, не вызвав подозрений Ермака.
– К бою! – крикнул Машков, высоко вскидывая хоругвь с ликом Богоматери, и устремился вперед. Раздался пушечный грохот, плевали огнем ружья и пищали. Сквозь пороховой дым шагали вперед казаки, наводя жуть на татарских воинов. Прежде, чем успевали те натянуть тетиву на луках, сотни из них падали в траву со смертным хрипом, чтобы больше уже не подняться.
Япанча рухнул на колени и принялся молиться.
– О, Аллах, – шептал он. – Великий и всемогущий, протяни руку свою над нами. Мухаммед, сойди к нам.
Из Чинга-Туры тем временем бежали прочь женщины и дети. На повозках, на конях, пешком, спешили укрыться в безопасности. Они торопились к Тоболу, где ждал Маметкуль со своими десятью тысячами воинов. Пусть чужаки и покорили Чинга-Туру, но Сибиря им никогда не видать! Кучум непобедим!
Они не знали, что Ермак тоже считает себя непобедимым.
Никто даже и не глянул на Марьянку и Лупина. Через несколько минут они уже остались у лодок одни. Засадный отряд ждал чуть поодаль, невдалеке переминались священники, наблюдая за битвой и восхищаясь своим отважным собратом, отцом Вакулой, чья черная ряса мелькала на поле боя; только вот вместо креста в руках Вакулы Кулакова была сабля. Вакула кричал, поди, громче всех. Его взгляд был прикован к куполу небольшого минарета в крепостце. Машков, бежавший в атаку рядом, хорошо понял значение этого пастырского взгляда.
– Что это там? – хмыкнул он на бегу. – Серебряные и золотые лампады?
– И ковры, и шелка, и чаши с самоцветами, – фыркнул, отдуваясь, поп.
– Обо мне не забудь, отче! – подмигнул Машков.
– Держись рядом, благочестивый отрок! – отец Вакула побежал еще быстрее. – Истинно верующие да не изголодаются и не умрут от жажды!
Их встретил лес стрел, раненые опускались на колени, падали в степную траву увидавшие смерть…
Бой длился всего два часа. Ермакова ватага влетела в город, рассыпалась по домам, и началось то, в чем видит воин смысл своей бродячей жизни: взять добычу на копье.
Лупин с дочерью все еще сидели на перевернутой ладье, одинокие, покинутые. На берегу собирали пленных.
– Если Ивана убьют, ты меня больше никогда не увидишь, папенька, – решительно произнесла Марьянка. Лупин связал ей ноги. Издалека могло показаться, что «Борька» ранен, и ему ногу простреленную платком обмотали. Да и старик-коновал рядом крутится, значит, и в самом деле пареньку помощь нужна!
– Он вернется, Марьянушка, успокойся, – увещевал Лупин дочь, хмуро поглядывая на поднимавшиеся над городом первые клубы черного дыма. «Вот ведь болваны, – мрачно подумал он. – Зима на носу, ищут зимовье и что ведь делают, ироды? Жгут дома, в которых вполне могли бы жить! Казаки, одно слово. Пьяные от крови, всю победу славную в дерьме изгваздают. Господи, и чем я тебя прогневил, раз такого зятька заслужил?»
– Ты связал меня, – с горечью произнесла Марьяна. – Тоже мне, отец называется…
– Так было нужно, голубка моя. Главное, жива ты… Кто знает, что с тобой там бы сталось! – Лупин провел мозолистой ладонью по ее коротко стриженным белокурым волосам. – Отец на все пойдет, чтобы дочь спасти! – промолвил Александр Григорьевич, и в глазах блеснули слезы. – Неужто я напрасно сюда тащился?
– Эх, папенька, – Марьянка напряженно вглядывалась в возвращавшихся казаков. Раненые несли убитых. К реке согнали еще сотни три пленных, которые готовились к скорой смерти.
– Помоги мне, порежь ногу, – решительно приказала Марьянка.
– Доченька… – взмолился Лупин. – Ты на себя руку поднимаешь…
– Помоги же! – пронзительно взвизгнула она. – Или я всем скажу, что ты нарочно связал меня!
И Лупин взмахнул ножом.
– Где Иван? – не застонав даже, Марьянка похромала к воротившимся. – Вы видели его? Он жив? Кто знает, где Машков?
Раненые только плечами пожимали. И только один, с засевшей в плече стрелой, ткнул пальцем в сторону города.
– Машков с попом к мечети побежали! Я их там видел, они еще муллу трясли.
И казак пошел к Лупину.
– Стрелу достать сможешь?
– Водки-то дать, чтоб не так болело? – вместо ответа спросил лекарь-коновал.
– Я тебе не баба, потерплю!
– Садись тогда, коли не баба, – Лупин вытащил из-за пояса нож, поточил его о камень, потрогал пальцем. Потом дал казаку деревяшку и кивнул. – Зубами вот зажми, а то язык еще прикусишь.
Дернул рукав рубахи, ощупал стрелу. Наконечник, на счастье, засел не очень глубоко. На мгновение Лупин забыл о дочери, а когда снова обернулся, Марьянка была уже далеко.
– Борька! – крикнул он в отчаянии. – Твоя нога! Ты ж ранен, черт!
– Оставь его, Ермак и так огольца ищет, – остановил Лупина раненый.
Александр Григорьевич смолчал, а потом сделал надрез, достал наконечник стрелы из плеча казака, изо всех сил сдавливающего зубами ветку.
Глава восьмая
ЗАХВАЧЕННЫЙ ГОРОД И ПЕРВЫЕ ПОБЕДЫ
Иван Матвеевич Машков был просто счастлив.
В мечети сокровища буквально валялись под ногами. Золотые лампы, усыпанные самоцветами сосуды для масла, серебряные сундучки и ковры, вышитые шелком. Взять один такой ковер, сгрудить в него все дары божьи и завязать узлом. И никакой такой Аллах против не будет!
Машков отобрал золотой подсвечник, серебряный ларец и кинжал, ножны которого были усыпаны драгоценными камнями. Пришлось только повозиться с отцом Вакулой, казачьему душеспасателю тоже хотелось забрать эти вещи себе. В конце концов, Машков не выдержал и просто толканул святого отца кулаком в грудь.
– Ну и ладно! – пробормотал Вакула, хватая ртом воздух. – Получай свой кинжал! Но предвижу я: ой как скоро пожертвуешь ты его в дар святой нашей церкви!
– Да я тебе им на заднице крест еще нарисую! – весело огрызнулся Машков. И пулей вылетел из мечети.
Эх, зря он с попами воевать удумал! Словно забыл, что с божьими людьми и обращаться по-божески следует…
Все, что произошло потом, Машков и воспринял-то не иначе, как наказание Господне. Не успел он спрятать награбленную добычу, а около него уже стояла Марьянка.
– Что это у тебя? – крикнула девушка, пиная сапогом узел.
Сердце ее радостно билось от облегчения, что жив Иван живехонек, но голубые глазищи все равно опасно поблескивали.
– Мне бы унести все это надобно! – попытался возразить Машков.
– Развязывай!
– Но, Марьянушка, я просто хотел спасти эту красотищу… от варварского обращения!
– Ага! Развязывай!
Они воинственно топтались друг против друга – огромный широкоплечий казак и нежная девушка в мужском наряде. Поглядывали, словно два голодных волка, готовых наброситься на противника из-за тощего зайца…
– У нас война, а не абы что! – в отчаянии выкрикнул Машков, заслоняя собой огромный узел.
– А ну, шагай в мечеть! – холодно приказала Марьянка.
– Что ты сказала?
– В мечеть шагай!
– Да не был я в мечети. Голубка моя, роза моя, послушай же…
– Все кончено, Иван, – перебила его Марьянка. – Я сейчас же иду к Ермаку, рву на себе рубаху и признаюсь в том, что девка, – Иван попытался ухватить ее за руку, но девушка проворно вырвалась. – Оставайся там, где ты есть! – крикнула она. – Ты мне больше без надобности!
– Да иду я, иду в мечеть! – в отчаянии отозвался Машков. – Видишь же… иду. Марьянушка, стой! Ангел мой, стой…