Сиреневый сад - Вучетич Виктор. Страница 15
Но куда ж дед-то девался? Сибирцев выглянул во двор.
– Да он небось к попадье за самогонкой побег, – сказал кузнец, вставая. – Каменный дом на площади за сельсоветом видал? Его и есть. Отца Павла.
– А зачем к попадье?
– Ну как же? Гости, чай, пришли, как не угоститься? А своего-то – шиш, гол как мышь.
– Нет, я не угощаться пришел. Мне еще к вашему председателю зайти надо.
– Может, вдвоем зайдем? – предложил кузнец. – Он у нас…
– Не нужно, – перебил Сибирцев. – У меня с вашим батюшкой Павлом Родионовичем теперь свой союз наметился. И лишние глаза и уши только помешают. Потому считаю, что и с тобой вместе нам пока не стоит появляться. Дальше видно будет, а пока не следует. И еще один совет: давай-ка, брат, собирай тех, которые понадежней, да вооружай их. Есть хоть чем?
– Этого добра покуда хватит. Продармейцы помогли.
– Ну и то дело. Дождемся Баулина, окончательно решим. Но времени не теряй. Думаю, лучше заранее обезопаситься, чем на перекладине болтаться… А с дедом поговори насчет масла своего. Тебе узнать сподручней: мазал он или нет поповскую бричку или там замки-запоры. Ну бывай, Матвей Захарович.
Выходя с церковного двора. Сибирцев снова обратил внимание на добротные засовы на воротах, оценил толщину кирпичной, выше человеческого роста ограды. Прямо-таки крепость.
У железной калитки едва не столкнулся с дедом Егором. Тот, бережно прижимая к груди, нес бутылку самогонки, заткнутую тряпицей. И глаза его радостно лучились, будто заработал он награду за великий подвиг.
– Михал Ляксаныч, да куды ж эт ты, милай? А угощенью?
– Недосуг, Егор Федосеевич, уж извини. Как-нибудь в другой раз. К председателю надо.
– И-эх! – Дед аккуратно поставил бутылку на землю, утвердил ее, чтоб не опрокинулась, и только тогда с обидой взмахнул руками. – И на чё он те сдался? Гусак-та! Ого-го! Эге-ге! Тьфу, прости господи!…
– Не нравится тебе ваш председатель? – рассмеялся Сибирцев. Уж очень чудно передразнил дед еще незнакомого Сибирцев у человека.
– А он не девка, чтоб нравиться. – Дед искоса, как-то хитро метнул дурашливый взгляд на Сибирцева. – Ну ить как знашь, милай друг, я с чистой душой. А то б мы ее, голубушку! – Он поднял бутылку и ласково понес ее во двор.
В помещении сельсовета, куда Сибирцев вошел, опираясь на руку Маши, было по-казенному пусто и неуютно. Большая комната в пять окон по фасаду на улицу, наверно, раньше ее называли парадной залой. Вся мебель состояла из двух самодельных столов – один по центру, другой сбоку, широких лавок вдоль стен и резного пузатого комода, оставшегося скорее всего от старых хозяев. Половину противоположной от окон стены занимала изразцовая печь.
В простенках между окнами висели истрепанные по краям, засиженные мухами плакаты двухгодичной давности: подобные видел Сибирцев еще в Иркутске. На одном – краснощекий молодец в шлеме-богатырке лихо бил ногой под зад лысого и скрюченного, потерявшего папаху адмирала Колчака, а на втором – брат-близнец того молодца втыкал штык в брюхо усатому толстяку в мундире с позументами и погонами явно деникинского происхождения. А поверху, под самым потолком, был протянут неумело написанный белилами по красному ситцу лозунг «Вся власть Советам!».
За главным столом, посередке, положив жилистые кулаки на пустую, не обремененную никакими бумагами столешницу, сидел широкоплечий кудрявый парень в наглухо, несмотря на жару, застегнутом френче с накладными карманами. Светлые его волосы, казалось, слиплись от пота, фуражка кверху тульей лежала рядом, на столе. Он не встал навстречу Сибирцеву, словно чего-то ждал, сурово глядя в пространство.
После короткой паузы, во время которой они успели осмотреть друг друга, парень, не поднимаясь и не протягивая руки, с откровенной неприязнью произнес:
– Зубков. Председатель.
Председатель чего, он не добавил, видимо будучи уверенным, что всем он и так должен быть известен.
– Сибирцев, – сухо представился и Михаил Александрович. – Зашел вот познакомиться. Представиться. – И оглянулся в поисках стула.
Маша, которая провожала его, проследила за его взглядом и принесла от печки грубо сколоченную табуретку. Сибирцев благодарно кивнул, сел, несколько раз глубоко вздохнул и обернулся к Маше, не обращая никакого внимания на председателя сельсовета.
– Машенька, посидите пока на воздухе. Что вам тут с нами?
Маша, по– девчоночьи обиженно оттопырив нижнюю губу, исподлобья взглянула на Зубкова и вышла, стараясь казаться гордой и независимой. «Вся в мать», – пряча улыбку, посмотрел ей вслед Сибирцев. И снова повернувшись к председателю, даже слегка опешил, ибо увидел в его глазах теперь уже совершенно открытую враждебность и труднообъяснимое торжество.
«Уж не решил ли он, что изловил беляка?» – мелькнуло у Сибирцева, но вдруг, трезво оценив ситуацию, он понял, что так, видимо, и есть. И не может быть иначе. Баулин, разумеется, этому Зубкову ничего не сказал, от услуг Матвея он сам только что отказался, а слухи о нем, Сибирцеве, – говорил же Баулин – самые недвусмысленные.
– Чего живете-то скучно? – чтобы как-то разрядить обстановку, сказал Сибирцев первое, что пришло в голову, и кивнул на пожелтевшие плакаты.
– А тут не клуб, чтоб плясать! – отрезал председатель. Сибирцев даже растерялся. Наверно, в первый раз в жизни он не знал, о чем говорить. Больше того, чем объяснить свой приход. Дурь какая-то… Может, правда кликнуть Матвея? Нет, пожалуй, пока не стоит.
– Ну что, молчать пришел? – как хлыстом рубанул председатель. – Где документ? Подавай сюда свой документ, кто ты есть такой!
– Нет у меня его с собой, – спокойно ответил Сибирцев.
– Правильно! – удовлетворенно воскликнул Зубков. – Нет и не может быть. Потому как знаешь, кто ты есть? Контра ты, вот кто! Я тебя сразу разгадал. Так-то, ваше благородие.
Сибирцев понял, что спорить с председателем бесполезно, и усмехнулся, вспомнив характеристики, которые походя дали ему дед Егор и кузнец. Однако сам Зубков, видимо, расценил эту усмешку по-своему.
– Оружие где?
Сибирцев хмыкнул и показал палку. Зубков быстро подошел к нему, нагнулся и ловко обхлопал его карманы. Брякнул спичечный коробок.
– Нет оружия, – констатировал председатель. – Ну так вот, слушай. Я давно знал, кто ты и зачем тут. Лазутчик ты бандитский, беляк недобитый, понял? Руки до тебя все не доходили. А теперь, вишь, и сам явился. Каяться захотел?
– А ежели ты ошибаешься, Зубков? А?
– Я-то? Не, не ошибаюсь. У меня на вашего брата нюх особый, революционный. Понял?… Значит, познакомиться зашел? – странно ласково спросил он.
– Да уж нет, теперь охота пропала. – Сибирцев поднялся, опираясь на палку. – Пойду лучше домой. Или к деду Егору в храм. Самогонки выпью за твой революционный нюх.
– Во-во, – подхватил Зубков, – в самый те раз помолиться, потом не успеешь. Ступай, ступай!
Сибирцев повернулся, вышел в сени, но тут шедший следом Зубков крепко сжал его плечо. Сибирцев поморщился от боли.
– Пусти, черт бы тебя…
– Не, не туда ступай, а вот куда! – И Зубков толкнул его в сторону, в распахнутую узкую дверь. – Посиди в чулане, помолись за упокой души.
– Скажи Маше, – повернул голову Сибирцев, – чтоб не волновалась и шла домой.
– Не твоя забота! – И снова грубый толчок в спину. – Да, спички отдай! – Зубков забрал коробок, встряхнул его. – Богато живешь, ваше благородие. Ну ничё, посидишь без курева. Знаю вас, гадов, готовы дом спалить и сами сгореть.
Хлопнула дверь, звякнул засов. Сибирцев огляделся. Узкий полутемный чулан с крохотным лазом вверху – для кошек, что ли? Охапка лежалого сена. Сибирцев, кряхтя, опустился на нее и боком привалился к стене. Ноги упирались в дверь. Душно, до кашля. Пахло пылью, мышами. Болела спина. Сибирцев попробовал расслабиться и закрыл глаза.
Сейчас он мысленно повторил весь короткий разговор с Зубковым и похвалил себя за то, что не упомянул имени Баулина или Ныркова. Уходя утром, Сибирцев запрятал в щель под террасой документы и наган. Правильно сделал. Оружие помогает лишь тогда, когда нельзя не стрелять. А документы ничего этому… действительно гусаку – надо же! – не скажут, скорее, наоборот, вызовут у него отрицательную реакцию…