Дядя Динамит - Вудхаус Пэлем Грэнвил. Страница 8

— Я тут уронил одну штуку.

— Хозяин знает?

— Как не знать! Поговорили…

— И он вам голову не отъел?

— Вроде бы собирался, но передумал. Трудный характер, а?

— Одно слово, титан, — сказала Элзи.

Мартышка вышел в холл. Экспонаты ему приелись, он хотел спокойно поразмыслить. Ему было приятно, что мнение о сэре Эйлмере подтвердила девица, хорошо знакомая с ним.

Титан? Не без того. К деспотичным людям Мартышка относился примерно так, как жители Боттлтон-Ист — к служителям закона. Он и боялся их, и недолюбливал. Видимо, союз с Гермионой труднее, чем ему казалось.

— А хозяйка? — поинтересовался он. — Вроде бы не людоед.

— Да, она получше, — согласилась Элзи Бин. — А лучше всех — мистер Уильям.

— Это еще кто?

— Их племянник, мистер Окшот.

— Ах да, забыл! Мы с ним дружили. Такой розовый.

— Красный, как кетчуп. Это он загорел, в Бразилии. Он мне сегодня рассказывал, там стреляют птиц ядовитыми стрелами.

— Ядовитыми?

— Ага. Из таких трубок.

При всей своей вежливости Мартышка молчать не мог. Он помнил «Юных исследователей Амазонки».

— Нет.

— А он говорит, да.

— Шутит. Отравленными стрелами они убивают родственников. Ну, подумайте! Зачем им эти птицы? Для еды. Значит, они сами отравятся. Съел — и крышка. Они, конечно, идиоты, но не такие же! Птиц они стреляют так: делают рогатку, — он вынул носовой платок и завязал петлей, — берут камень, — он взял пресс-папье, — крутят над головой… Ой, господи!

Раздался треск, и что-то забелело на полу, у другой стены.

— Вот это да! — восхитилась Элзи. — Все переломали. Ну, хозяин вам покажет!

Мартышка в третий раз покрылся липким потом.

— А что это? — робко спросил он.

— Фигура, называется бюст. Любит он ее — у-ух! Как-то я тут прибирала, а он и пристал: «Осторожней! Смотрите не свалите!» Да-а…

Мартышка вспотел еще больше. Хороший стилист сказал бы, что капельки пота, словно жемчуг, украсили его лоб. Однако он и похолодел, словно воздушный пирог, у которого сверху — горячее суфле, а внутри — мороженое.

— Боже ты мой! — вскричал он. — Ну, я и влип! Скажите, Элзи, что мне делать?

Вероятно, Боттлтон-Ист рождает особенно мудрых женщин, а может — все они такие, но Элзи ответила:

— Значит, так. Тут темно, он близорукий, а очков не носит. Джейн слышала, он говорил: «В очках я глупо выгляжу». Езжайте в Лондон, купите бюст, суньте сюда. Он не заметит.

Мартышка не сразу уследил за ходом ее мысли, но, уследив, восхитился. Вот он, выход! Собственно, и ехать не надо — бюст есть в Икенхеме. Вчера, за обедом, рассказывая о Салли, дядя показал на него, а он, Мартышка — что за ирония судьбы! — едва взглянул. Сейчас он взглянет будь здоров, это уж точно.

Прикинем: до Икенхема — двенадцать миль, это минуты три с небольшим. Да, до возвращения хозяев обернуться можно.

— И верно! — сказал он, улыбаясь мудрой Элзи. — Пойду выведу машину.

Элзи это одобрила.

— А вы тут приберите, ладно?

— Ага.

— Молодец. Красота! — совсем развеселился Мартышка, убегая к гаражу.

Когда он отъезжал, Элзи Бин, прибравшая обломки, стояла на ступенях, у входа. Мартышка ощутил укор совести.

— Э-э, — сказал он, — спасибо вам большое. Вы меня прямо спасли. Этот Джек Потрошитель съел бы меня и не поморщился.

Элзи заверила, что рада служить. Мартышка пожал ей руку.

— Спасли и спасли, я б совсем пропал, — пояснил он, и как-то вышло, что после этого оставалось по-братски ее поцеловать. Так он и сделал, а Билл Окшот, огибая угол (он много гулял, чтобы заглушить душевные муки), видел все, с начала до конца.

Мартышка впорхнул в машину. Билл глядел на него.

— Это не мистер Твистлтон? — проверил он у Элзи, хотя люди этого типа меняются мало.

— Он самый, — отвечала она, не ведая о буре в его душе, ибо в Ботглтон-Ист все целуют друг друга, как ранние христиане. — Он говорит, вы шутили.

— Когда?

— Насчет птиц. Они их стреляют из рогатки, а из трубки — родственников.

Но Билл не слышал ее. Он думал о Мартышке. Вот кому, думал он, вручила свою судьбу Гермиона! Распутнику, Дон Жуану, который начал свои бесчинства в танцклассе, а теперь целует горничных. Как прав был Икенхем с этим леопардом! Но тот не может, а этот не хочет избавиться от пятен.

— Куда он поехал? — спросил Билл.

— В Лондон.

— Да он только приехал!

— Ага.

— И уехал?

— Ага.

— А зачем?

Элзи была хорошим, осторожным сообщником.

— Не знаю. Взял и поехал.

Билл глубоко вздохнул, думая о том, что приятель его лишился последнего разума. Раскуривая трубку, он страдал. Здоровый распутник — это плохо, сумасшедший — еще хуже.

Ровно без четверти восемь, искупавшись и переодевшись в клубе, лорд Икенхем прибыл в Челси, на Бадж-стрит, чтобы повести в ресторан Салли Пейнтер.

Улица эта, в самом центре артистического квартала, темна, грязна и неприятна. Обитатели ее много читают и часто едят фрукты, ибо у тротуаров трепещут газеты, а в канавах лежат шкурки от бананов, сердцевинки от яблок, косточки от слив и хвостики от ягод. Кошки здесь — жилистые, могучие, и вид у них такой, словно они только что видели, а то и совершили убийство в самом жутком стиле.

Естественно, элегантный граф оживил неприютность этих мест, внеся самый дух фешенебельных бегов, когда разыгрывается кубок. Вскоре он получил подкрепление — из-за угла вынырнула девушка в бежевом, тоже напомнившая о бегах. Даже споря о том, какого оттенка похожий на него кролик, Мартышка не стал бы отрицать, что Салли Пейнтер прелестна, — не только хороша, но так изящна, что и этого бы хватило.

Лорду Икенхему она напомнила легкую душу лета. Увидев, как она остановилась, чтобы погладить кошку, а кошка тут же стала возвышенней и добрее, граф совсем растрогался.

Тем временем Салли, словно Коломбина, бросилась в его объятия.

— Я вас не задержала, дядя Фред? — спросила она. — Пришлось повидаться с одним человеком, насчет бюста. Вы давно ждете?

— Нет, что ты! — отвечал граф, думая о том, что все только и занимаются бюстами.

Салли взяла его под руку и сказала:

— Как я рада вас видеть!

— Да, — согласился он, — видеть меня приятно.