Положитесь на Псмита - Вудхаус Пэлем Грэнвил. Страница 54

Ева засмеялась горьким смехом.

— А зачем они ему, если он забрал брильянтов на двадцать тысяч фунтов и решил их присвоить? Ах, Фредди, мне казалось, что даже вы могли бы сообразить, с кем имеете дело. Вы сообщаете абсолютно незнакомому человеку, что там-то и там-то дорогое колье только и ждет, чтобы его украли, потом встречаете этого человека, когда он едет красть колье, и безоговорочно верите ему, потому лишь, что, по его словам, он знаком с Филлис, — а он узнал про нее из ваших же слов лишь за несколько минут до этого! Ну, право же, Фредди!

Высокородный Фредди потер свой безупречно выбритый подбородок.

— Если взглянуть так, действительно получается что-то не то. Только он очень приятный тип. Веселый и все такое прочее. Он мне понравился.

— Чепуха какая!

— Так ведь он и вам понравился. То есть вы все с ним да с ним.

— Я его ненавижу! — объявила Ева гневно. — И жалею, что вообще с ним познакомилась. А если я допущу, чтобы он удрал с колье и лишил бедняжку Филлис ее денег, я… я…

Она вздернула к звездам подбородок, исполненный железной решимости. Фредди глядел на нее с восхищением.

— Знаете что? Вы самая чудесная девушка на свете, — сказал он.

— Нет, у него ничего не выйдет, пусть мне придется разобрать эту лачугу по досточкам!

— Когда вы вот так вздергиваете голову, то напоминаете мне эту… ну, эту… звезду. Знаете, она еще играла в «Замужем за сатиром». Только, — поторопился добавить Фредди, — она и в половину не такая красивая. Я, собственно, давно мечтал об этом бале, но теперь мне все равно, если я на него не попаду. То есть нас это как-то сближает, если вы понимаете, о чем я. Нет, честно, шутки в сторону, вы не думаете, что любовь может в один прекрасный день пробудиться в ва…

— Нам, естественно, понадобится лампа, — сказала Ева. — А?

— Лампа. Чтобы мы светили себе, когда будем искать. Фредди неохотно смирился с тем, что миг нежных признаний еще не наступил.

— Лампа? Ах да! Ну, конечно. Еще бы!

— И лучше две, — сказала Ева. — Встретимся здесь через полчаса после того, как все уедут на бал.

II

Гостиная лесного приюта Псмита даже в дни своей славы в смысле интерьера оставляла желать лучшего, но когда Ева через час после разговора с Фредди на террасе оторвалась от трудов своих и оглядела их при свете лампы, комната эта являла собой такую жуткую картину, что потрясла бы и невзыска-тельного лесника, некогда тут обитавшего. Даже Фредди, юноша маловпечатлительный, казалось, испытывал благоговейный ужас перед руинами, в сотворение которых вложил свою лепту.

— Ух ты! — заметил он. — Послушайте, а мы тут все слегка вверх дном перевернули.

Это не было преувеличением. Ева пришла сюда искать, и искала она систематически и тщательно. Рваный ковер валялся в углу неаппетитной кучей. Стол был перевернут, из пола выдраны половицы, из очага — кирпичи. Набитый конским волосом диван был весь исполосован, единственная в комнате небольшая подушка лежала выпотрошенная в углу, а ее начинка была разбросана на север, юг, восток и запад. И всюду сажа — на стенах, на полу, на каминной решетке и на Фредди. В камине покоилась пара дохлых летучих мышей — дополнительный плод розысков, которые Фредди провел в трубе, много месяцев не прочищавшейся. Роскошной гостиная не была никогда, теперь она не была даже уютной.

Ева промолчала. Она подавляла кипевшее в ее душе совершенно несправедливое, как у нее достало честности признать, но лихорадочное раздражение по адресу своего безупречно галантного и услужливого помощника. Она понимала, что это нехорошее чувство. Злость из-за неудачи с поисками брильянтов была извинительной, но никакого права злиться на Фредди она не имела. Не его вина, что из трубы хлынул поток сажи, а не драгоценностей. Если он молил о колье, но получил взамен дохлую летучую мышь, его следовало пожалеть, а не порицать. И тем не менее Ева, глядя на его чумазое лицо, дорого дала бы, лишь бы завизжать и швырнуть в него чем-либо. Ибо высокородный Фредди имел несчастье принадлежать к тому злополучному типу людей, на которых в минуты душевного волнения возлагают вину за все.

— Ну, этой чертовой штуки здесь нет, — объявил Фредди хриплым голосом человека, чей рот засыпан сажей.

— Знаю, — сказала Ева. — Но тут есть и другие помещения.

— По-вашему, он спрятал его наверху?

— Или внизу.

Фредди мотнул головой и освободился от фрагмента третьей летучей мыши.

— Нет. Только наверху. То есть я хочу сказать, что тут нет низа.

— Есть погреб, — возразила Ева. — Берите лампу и проверьте.

Впервые за все это время в груди ее помощника словно бы взыграл дух протеста. До сих пор Фредди выслушивал приказания покорно и выполнял их быстро и усердно. Даже когда первый ливень сажи вынудил его отбежать в сторону, кашляя и задыхаясь, доблестный дух в нем не был сокрушен. Он только вскрикнул от неожиданности «Послушайте!» и тут же мужественно ринулся на новый штурм. Но теперь он замялся.

— Идите же! — нетерпеливо сказала Ева.

— Да… но… послушайте, по-моему…

— В чем дело?

— Не думаю, чтобы он стал прятать колье в погребе. Голосую за то, чтобы сразу идти наверх.

— Глупости, Фредди! Он мог его спрятать где угодно.

— Ну, если совсем честно, я по погребам шастать не буду.

— Но почему?

— Тараканы. Жутко их боюсь. С самого детства.

Ева закусила губу. Ее охватило чувство, которое часто испытывала мисс Пиви, когда должна была в тонкой операции полагаться на мистера Кутса, — то раздражение на беспомощность мужчин, какое поднимается в энергичных девушках при подобных обстоятельствах. Ради достижения поставленной цели Ева бы по шейку погрузилась в целое море тараканов. Но шестое чувство, подсказывающее женщине, когда мужчина дошел до предела, которого не переступит, шепнуло ей, что Фредди — обычно воск в ее руках — тут останется твердым как кремень. И она прекратила дальнейшие попытки подчинить его своей воле.

— Ну, хорошо, — сказала она. — В погреб спущусь я, а вы посмотрите наверху.

— Но как же? Вам правда ничего?

Ева взяла лампу и покинула жалкого труса.

Для девушки целеустремленной и полной железной решимости осмотр погреба Ева провела довольно-таки поверхностно. Она ощутила явное облегчение, когда, осветив его с верхней ступеньки лампой, увидела, какой он маленький и пустой. Хотя мысль о тараканах оставляла ее спокойной, но и у Евы в броне имелась щелочка. Она отчаянно боялась крыс. И даже когда свет лампы не вырвал из мрака разбегающиеся полчища мерзких тварей, она еще чуть-чуть помешкала. Крысы ведь способны на любую подлость. Сделают вид, будто их тут нет, заманят тебя вниз, а потом как начнут шмыгать у щиколоток! Но мысль о презрении, которое ей внушила робость Фредди, заставила ее сойти вниз.

Погреб — понятие растяжимое. Это слово может с равным успехом означать и сводчатый обрамленный бутылками лабиринт под замком Бландингс, и яму в земле, вроде той, где теперь оказалась Ева. Обыскать этот погреб было несложно. Она топнула раз-другой по каменным плитам, напрягая слух, не послышится ли гулкая нота. Но гулкая нота не послышалась. Она посветила лампой во всех углах, но не обнаружила ни единой щели, куда можно было бы засунуть брильянтовое колье. Убедившись, что, кроме кучек угольной ныли да затхлого запаха сырости, погреб ничего не содержит, Ева с облегчением выбралась из него.

Закон исключения действовал с обычной безжалостностью. Он исключил погреб, кухоньку, жилую комнату — иными словами, весь нижний этаж коттеджа. Оставалась только мансарда, разделенная максимум на две комнатушки, и одну Фредди, несомненно, уже обшарил. Поиски приближались к концу. Когда Ева направилась к узкой лестнице, ведшей в мансарду, лампа у нее в руке дрожала, отбрасывая причудливые страшные тени. Теперь, когда успех был совсем рядом, ее нервы начали сдавать.

А потому именно нервам она в первую секунду приписала тот факт, что из гостиной вроде бы донеслось легкое покашливание — шагах в трех от того места, где она стояла. И тут же на нее навалилось холодное отчаяние. Значит, подумала она, Фредди вернулся туда, кончив поиски. А если Фредди уже кончил поиски, это могло только означать, что верхние помещения, на которые она так уповала, тоже оказались пустыми… Фредди не принадлежал к сдержанным бесчувственным натурам. Найди он колье, так слетел бы вниз в два прыжка под радостные вопли. Его молчание было зловещим. Она торопливо распахнула дверь.