Последняя битва свирепого Биллсона - Вудхаус Пэлем Грэнвил. Страница 4

Договорить ему не удалось. Зал загремел, как буря. Зрители шумно выражали свое негодование.

Мистер Томас, наконец, опомнился. Он снял боксерскую перчатку, размахнулся и изо всей силы ударил мистера Биллсона голой рукой по щеке.

Мистер Биллсон обернулся к нему. Он испытывал боль, но скорее духовную, чем физическую. В первую секунду он, казалось, не совсем понял, что произошло. Затем подставил мистеру Томасу вторую щеку. Мистер Томас ударил его и по второй щеке.

Вильберфорс Биллсон колебался. Он сделал все, что может сделать самый ярый сторонник Евангелия. Если бы у него была третья щека, он подставил бы и третью, но у него их было только две. Он поднял свою руку, похожую на корабельную мачту, и нанес мистеру Томасу такой удар, что тот отлетел к веревке. Потом подскочил к нему и стал колотить его с искусством испытанного бойца. Акридж воспользовался этим и, удрав с арены, помчался за кулисы. Я был бы рад остаться и посмотреть, чем кончится это божественное побоище двух исполинов, но долг дружбы заставил меня последовать за Акриджем.

IV

Десять минут спустя, когда Акридж умылся, оделся и несколько оправился от удара, нанесенного ему Ллойдом Томасом, я издали услышал восторженный рев толпы. Мое любопытство так разгорелось, что я не мог больше оставаться в уборной.

— Сейчас вернусь, дружище, — сказал я и помчался в зал.

За время моего отсутствия многое изменилось. Побоище утратило свою девственную простоту и вошло в обычные рамки боксерских состязаний. Судья убедил Томаса и Биллсона надеть перчатки. Раунд только что закончился. Мистер Биллсон сидел в кресле. Против него в другом кресле сидел мистер Томас. С одного взгляда я понял, почему так восторженно вопили патриоты Ллунинднно. Доблестный сын их родного города в последней схватке нанес значительный ущерб иноземцу. Биллсон сидел с широко раскрытым ртом и тяжело дышал. Глаза его были полузакрыты, руки висели, как тряпки. Мистер Томас, напротив, бодро сидел в своем кресле, победоносно потирая колени.

Прозвучал гонг, и он вскочил на ноги.

— Старина, — услышал я испуганный голос.

Я смутно сознавал, что Акридж схватил меня за руку. Я оттолкнул его. В такую минуту не до разговоров! Я был захвачен, потрясен тем, что происходило на арене.

— Послушай, старина.

Внимание публики напряглось до крайности. Часть зрителей вскочила со своих мест, другие кричали им: «Садитесь!» Натянутые нервы публики, казалось, вот-вот не выдержат и лопнут.

Наступило роковое мгновение. Вильберфорс Биллсон собрал все свои неистощимые силы и ринулся на противника. Тот попятился, как корабль, гонимый ураганом. Здоровенный кулак обрушился на зубы мистера Томаса и решил бой. Песня его была спета. Мистер Томас мог бы выдержать даже взрыв динамита, но такой удар оказался ему не по силам! Он описал в воздухе полукруг, раскинул руки и упал на песок.

Публика взвыла и замолкла. Я снова услышал тревожный шепот Акриджа.

— Старина, — шептал он, и слова со свистом вылетали из его уст. — Негодяй Прэвин сбежал и унес с собою всю кассу!

V

Маленькая комната в доме номер семь по Керлионской улице казалась темной. Печаль Акриджа была так глубока, что затемняла свет ламп. Акридж обрушил на голову мистера Прэвина все ругательства, которые знал, и замолк. Я не пытался его утешать. Бывают в жизни минуты, когда утешения звучат, как насмешки.

— Я забыл еще об одном, — сказал Акридж, мрачно садясь на диван.

— О чем? — спросил я.

— О том, что Томас должен получить сорок фунтов стерлингов. К счастью, — тут в голосе его внезапно прозвучала оптимистическая нотка, — он не знает, где я живу. Я совсем об этом забыл. Хорошо, что я ушел домой прежде, чем он нашел меня.

— А вдруг Прэвин сказал ему твой адрес?

— Не думаю. Зачем бы он стал говорить?

— Вас хочет видеть какой-то джентльмен, — сказала старушка, входя в комнату.

Джентльмен явился. Это был тот самый человек, который ворвался в уборную Акриджа и сказал, что Томас уже на арене. Акридж застонал, и я догадался, что это антрепренер Томаса.

— Здесь мистер Прэвин? — спросил он.

— Его здесь нет, — сказал Акридж.

— Это неважно. Вы его компаньон. Я пришел за сорока фунтами.

Наступило мучительное молчание.

— Их нет.

— Кого нет?

— Денег. И Прэвина тоже. Он удрал.

Антрепренер Томаса нахмурил брови.

— Этот номер не пройдет, — сказал он металлическим голосом.

— Но, мой дорогой друг…

— Нет, этот номер не пройдет! Или платите деньги, или я сейчас позову полисмена.

— Но поймите же, друг…

— Какого дурака я свалял, что не взял этих денег вперед. Давайте деньги!

— Но я же говорю вам, что Прэвин удрал!

— Он действительно удрал, — подтвердил я.

— Это верно, мистер, — раздался голос у двери. — Я сам видел, как он удирал.

Это был Вильберфорс Биллсон. Он стоял в дверях, как бы неуверенный в том, можно ли ему войти. Вид у него был извиняющийся и робкий. На щеке его горел багровый синяк, а правый глаз был закрыт и не открывался.

Акридж яростно взглянул на него.

— Вы видели его? — простонал он. — Вы видели, как он удрал?

— Ы! — сказал мистер Биллсон. — Я видел, как он пересыпал все деньги в небольшой саквояжик и пустился бежать.

— Черт возьми! — вырвалось у меня. — Неужели вы не сообразили тогда, что он хочет эти деньги украсть?

— Ы! — согласился мистер Биллсон. — Я всегда знал, что он нечестивец и грешник.

— Идиот! Дубовая башка! — завопил Акридж. — Почему же вы не задержали его?

— Я не подумал об этом, — извиняясь, пролепетал мистер Биллсон.

Акридж истерически захохотал.

— Я только ударил его по лицу и отнял у него саквояжик.

Положив на стол небольшой саквояж, который при этом упоительно звякнул, мистер Биллсон направился к двери.

— Простите меня, господа, — робко сказал он, — я спешу. Я иду проповедовать святое Евангелие.