Сэм стремительный - Вудхаус Пэлем Грэнвил. Страница 37
20. Нелады в синдикате
Покинув Тилбери-Хаус, Шимп Твист зашагал направо по набережной, так как у него было назначено свидание с коллегами по синдикату в кафе-кондитерской на Грин-стрит у Лей-стер-сквер. Депрессия, накатившая на него после страшного указа Сэма, длилась недолго. Люди, ведущие образ жизни в стиле мистера Твиста, выносливы. Иначе они не могли бы его вести.
В конце концов, рассудил он, при такой сверхъестественной удаче с его стороны не слишком-то красиво еще фордыбачиться из-за единственного смятого лепестка розы. К тому же ему потребуется не больше пары дней, чтобы смыться с кладом «Мон-Репо», а затем где-нибудь в уединении вновь отрастить усы. Ибо в усах, как и в бакенбардах — хотя надо отдать должное мистеру Твисту, в этих последних он никогда повинен не был, — есть нечто такое, от чего они, подобно правде, восстанут вновь, пусть в землю втопчут их. Чуть-чуть терпения, и по ступеням себя былых его усы поднимутся на высоту иную. Да, когда луга забелеют маргаритками, они вернутся вновь. Философствуя так, Шимп Твист бодро прошагал до конца набережной, свернул на Нортумберленд-авеню, добрался до места своего назначения и увидел, что мистер и миссис Моллой ждут его за столиком в дальнем углу.
В этот час кафе-кондитерская пустовала, почему и была выбрана местом встречи. Ибо, по сути, здесь предстояло заседание правления синдиката, а деловые мужчины и женщины не любят, чтобы их дискуссию перебивали посторонние личности, громогласно требуя пищи. И члены синдиката были там совсем одни, если не считать дамы в черном шелковом расшитом стеклярусом платье, которая, как ни невероятно, заказала какао одновременно с шипучим лимонадом и запивала кембриджские сосиски со слойками глотком то одного напитка, то другого в строгой очередности. Елей и его молодая супруга, как подметил Шимп, выглядели мрачно, даже угрюмо, и в процессе приближения к ним между пустыми столиками он придал собственной физиономии созвучное выражение. Он осознал, что никак не следует выдавать бурлящей в нем радости, когда, по сути, предстояло вскрытие охладевшего трупа. Ведь собрание было созвано для обсуждения провала его недавнего плана, и он не исключал возможности, что ему будет вынесен вотум недоверия. А потому он опустился на стул со скорбно сосредоточенным видом и, заказав чашку кофе, ответил на вопросительные взгляды своих компаньонов грустным покачиванием головы.
— Ничего не намечается, — сказал он.
— Ты другого плана не подготовил? — спросила Долли, хмуря брови искусной формы.
— Пока нет.
— В таком случае, — возмутилась дама, — какие тут могут быть шестьдесят пять и тридцать пять, хотела бы я знать?
— И я хотел бы! — с жаром подхватил мистер Моллой.
Шимп заключил, что его сочлены в правлении до его прихода успели побеседовать неофициально, ибо их единодушие было выше всяких похвал.
— Ты тут разводил бодягу насчет мозгов, — сказала Долли прокурорским тоном, — и как ты у нас в мозгах, то и должен получить больше. А теперь заявляешься и сознаешься, что идей у тебя не больше, чем у кролика.
— Куда меньше, — поправил мистер Моллой, который любил кроликов и в детстве держал их.
Шимп задумчиво помешивал кофе. Как самый малый срок может изменить судьбу человека, размышлял он. Не свершись чудо с лордом Тилбери, он явился бы на эту встречу куда в менее радужном состоянии духа. Ведь было совершенно ясно, что акционеры настроены очень воинственно.
— Ты совершенно права, Долли, — сказал он смиренно. — Совершенно права. Я не так хорош, как мне казалось.
Такое благородное признание должно было бы, как говорится, пролить масло на бушующие воды, однако подлило масло в огонь.
— Так чего ж ты вякаешь про шестьдесят пять и тридцать пять?
— Я не вякаю, Долли, — сказал Шимп. — Больше не вякаю. — Смирение этого человека вызывало слезы на глазах. — С этим все. Делимся пятьдесят на пятьдесят. Вот так.
Масло может оказаться бессильным, но цифры — никогда. Долли вскрикнула так, что расшитая стеклярусом дама расплескала какао, а мистер Моллой затрясся словно в лихорадке.
— Теперь ты дело говоришь! — сказала Долли.
— Теперь, — сказал мистер Моллой, — ты говоришь дело.
— Значит, договорились, — сказал Шимп. — А теперь прикинем, что мы можем сделать.
— Я мог бы еще раз сходить к этому типчику, — предложил мистер Моллой.
— Нет смысла, — ответил Шимп, слегка всполошившись. В его планы отнюдь не входило, чтобы его старый друг шлялся в окрестностях «Мон-Репо», пока он будет проживать там.
— Не уверен, — сказал мистер Моллой задумчиво. — В тот раз я не успел развернуться. Типчик выставил меня на тротуар, прежде чем я толком рот раскрыл. Если я еще попробую…
— Ничего не выйдет, — перебил Шимп. — Этот тип Шоттер сам тебе сказал, что у него есть особая причина оставаться там.
— Ты ж не думаешь, что он пронюхал про тырку? — встревожилась Долли.
— Нет-нет, — сказал Шимп. — Ничего похожего. Просто втюрился в соседнюю дамочку.
— А ты откуда знаешь?
Шимп поперхнулся. Он почувствовал себя как человек, который чуть было не шагнул в пропасть.
— Я… смотался туда на разведку, ну и увидел их.
— А зачем тебя туда понесло? — спросила Долли подозрительно.
— Немножко осмотреться, Долли. Только и всего.
— А!
Наступившее молчание было настолько неловким, что впечатлительному человеку оставалось только одним глотком допить кофе и встать, что Шимп и проделал.
— Уходишь? — холодно осведомился мистер Моллой.
— Совсем забыл, что у меня встреча.
— Когда опять соберемся?
— Дня через два, раньше смысла нет.
— Это почему же?
— Надо же пообмозговать. Я позвоню.
— Будешь завтра в своей конторе?
— Завтра нет.
— Послезавтра?
— И тогда, наверное, тоже. Приходится в кое-какие места заглядывать.
— Это в какие же?
— Да во всякие.
— А для чего?
Шимп не выдержал.
— Послушай, что тебя свербит? — спросил он. — Где это ты наловчился совать нос в чужие дела? У человека, что же, и права нет держать свое при себе?
— Есть! — сказал мистер Моллой. — Есть!
— Есть, — сказала миссис Моллой. — Есть!
— Ну, пока, — сказал Шимп.
— Пока, — сказал мистер Моллой.
— Господь с тобой! — сказала миссис Моллой, слегка скрипнув зубами,
Шимп покинул кафе-кондитерскую. Удалился он без всякого достоинства и на каждом шагу ощущал это. И еще он ощущал, как глаза его двух коллег сверлят ему спину. Да какая важность, успокаивал себя Шимп, даже если этот олух Моллой и его жена что-нибудь и заподозрили? Знать они не могут. А ему требуется один день, много два, а потом пусть подозревают, сколько им влезет. И все-таки он очень жалел, что проговорился.
Не успела дверь закрыться за ним, как Долли облекла свои подозрения в слова:
— Елей!
— Что, лапонька?
— Этот прохиндей нацелился нас надуть.
— Святые слова!
— Я все думала, чего это он так вот сразу согласился на пятьдесят и пятьдесят. А когда он проболтался, что околачивался там, все встало на место. Он что-то затеял. Хочет зацапать все, а нас оставить в дураках.
— Подлый пес! — добродетельно вознегодовал мистер Моллой.
— Надо действовать, Елей, не то так и будет. Как подумаю, что этот недомерок Шимп нас околпачит, во мне просто все возмущается. Может, тебе смотаться туда к ночи и опять пролезть в окошко? Тебе же только внутрь попасть, и все тип-топ. Тебе ведь не надо будет шарить по всем углам, как в тот раз.
— Знаешь, дусик, — откровенно сказал мистер Моллой, — тут такое дело. Кражи со взломом не для меня. Не по моей части и вообще не в моем вкусе. Три ночи — не тот час, чтобы шастать по этой хате. Темно, жуть такая, что мороз по коже продирает. Я все время через плечо оглядывался — а вдруг дух старика Финка подкрался ко мне и дышит в затылок!
— Будь мужчиной, дуся!
— Я мужчина, лапонька, но впечатлительный.