Сэм стремительный - Вудхаус Пэлем Грэнвил. Страница 46

— Как делишки? — угрюмо поздоровался он.

— И сколько пятишиллинговых билетов могу я продать вам и вашей достопочтенной супруге? — осведомился полицейский. Уважение к духовенству заставило его хранить молчание во время вышеизложенного разговора, но теперь он словно бы намекал, что дело есть дело.

— Превосходнейшее благотворительное начинание, — сказал преподобный Обри, проскальзывая мимо Елея, несмотря на слабые попытки страдальца воспрепятствовать ему. — И, насколько я понял, в концерте примут участие несколько прекрасных артистов. Верно, констебль?

— Да, сэр, совершенно верно. В первой части программы констебль Первис исполнит «Святой Град»… нет, вру, «Уснув над Пучиной»; констебль Джукс изобразит многих всем вам знакомых сценических знаменитостей; инспектор Оукшотт покажет фокусы; констебль…

— Превосходное вечернее развлечение, короче говоря, — сказал преподобный Обри. — Возможно, следует упомянуть, что председательствовать буду я.

— А председательствовать будет священник прихода, — сказал полицейский, не упустив случая добавить еще один соблазн. — Так сколько же пятишиллинговых билетов могу я продать вам и вашей достопочтенной супруге, сэр?

Елей, подобно Шимпу, был бережливым человеком. Но, помимо такого расхода, все его существо противилось тому, что — пусть даже косвенно — способствовало поддержке полиции. Тем не менее он понял, что спасения нет, и решил лишь попытаться спасти хотя бы крохи.

— Дайте один, — сказал он, и казалось, слова эти были выдраны у него клещами.

— Всего один? — разочарованно переспросил полицейский. — А как же ваша достопочтенная супруга?

— Я не женат.

— А ваша сестра?

— У меня нет сестры.

— Ну а если в клубе вы повстречаете кого-нибудь из друзей и он изъявит желание пойти с вами?

— Дайте один! — сказал Елей.

Полицейский дал ему один билет, взял деньги, произнес несколько прочувствованных слов благодарности и удалился. Елей вернулся в дом и был неприятно потрясен, обнаружив, что священник проник туда раньше него.

— Весьма достойное благотворительное мероприятие, — сказал тот.

Елей уныло уставился на него. Как избавляются от приходских священников? Кроме любимой панацеи своей молодой жены — размахнуться и дать ему по кумполу, — Елей ничего придумать не мог.

— Вы давно проживаете в Вэлли-Филдз, мистер Шоттер? — Нет.

— Надеюсь, мы будем часто видеться?

— А? — глухо произнес Елей.

— Первейший долг священника, на мой взгляд… Мистер Моллой не имел никакого понятия о том, в чем

состоит первейший долг священника, и узнать это ему суждено не было. Ибо в этот миг сверху донесся звонкий музыкальный женский голос:

— Ду-у-усик!

Мистер Моллой содрогнулся. Содрогнулся и преподобный Обри Джернингем.

— Я в спальне, сахарный зайчик. Давай сюда! Аскетическое лицо преподобного Обри побагровело.

— Насколько я понял, вы сказали, что не женаты, мистер Шоттер, — произнес он металлическим голосом.

— Нет… а… э…

Он встретился взглядом с преподобным мистером Обри. Так мог бы выглядеть Шерлок Холмс, поймай он доктора Ватсона на попытке украсть его часы.

— Нет… я… а… э…

Не всякому человеку дано поступить правильно в трудных обстоятельствах. К сожалению, приходится констатировать, что мистер Моллой допустил тут непростительный промах. Изобразив жутковатое подмигивание, он выставил указательный палец правой руки и с тошнотворной игривостью ткнул им своего посетителя между третьим и четвертым ребром.

— Ну, вы знаете, как это бывает, — просипел он.

Преподобный Обри Джернингем содрогнулся от макушки до пяток. Он выпрямился во весь рост и смерил Елея взглядом. Палец причинил ему значительную физическую боль, однако боль духовная была много сильнее.

— Да, я знаю, как это бывает, — отчеканил он.

— Бывалый человек, — с облегчением сказал Елей.

— Всего хорошего, мистер Шоттер, — сказал преподобный Обри.

Входная дверь с грохотом захлопнулась. На верхней площадке лестницы появилась Долли.

— Чего ты там торчишь? — спросила она.

— Потому что хочу лечь, — ответил Елей, тяжело дыша.

— Ты это о чем?

— Я хочу отдохнуть. Мне нужно отдохнуть, и я отдохну! Долли спустилась в прихожую:

— У тебя просто вымотанный вид, милый!

— Вот именно вымотанный. Если я не расслаблюсь на пару минут, тебе придется вызвать «скорую помощь».

— Пожалуй, я и сама переведу дух. Пыльное это занятие — искать. Выйду подышу воздухом в саду… А что, сейчас еще кто-то заходил?

— Угу.

— Ух ты! У них тут будто своих домов нет, верно? Ну, я вернусь через минуту, дусик. У задней стены вроде бы теплица. Самое место, где старик Фингласс мог припрятать тырку.

Преподобный Обри Джернингем пересек полосу песка, которая служила подъездной дорогой и «Мон-Репо» и «Сан-Рафаэлю», и поднялся на крыльцо мистера Ренна. Он все еще содрогался.

— Мистер Ренн? — осведомился он у элегантно одетого молодого человека, который открыл дверь.

Мистер Брэддок покачал головой.

Уже во второй раз за последние пять минут его приняли за владельца «Сан-Рафаэля», ибо пока священник двигался по Берберри-роуд вниз, полицейский начал снизу и продвинулся вверх.

— Сожалею, — сказал он. — Мистера Ренна нет дома.

— Я зайду и подожду, — сказал преподобный Обри.

— Всеконечно, — сказал мистер Брэддок.

Он проводил посетителя в гостиную, испытывая, хотя и в меньшей степени, то же смущение, которое этот святой человек вызвал у Елея Моллоя. О приходских священниках он знал мало и понятия не имел, как поддерживать разговор.

— Чашку чая?

— Нет, благодарю вас.

— Боюсь, — виновато сказал мистер Брэддок, — я не знаю, где они хранят виски.

— Я воздерживаюсь от спиртных напитков.

Беседа не клеилась. Его новый знакомый действовал на Уиллоуби Брэддока все более угнетающе. Никак не встреча двух родственных душ. И что-то его свербило, или мистер Брэддок очень и очень ошибался.

— Вы же священник, верно, и все такое прочее? — спросил он после затянувшейся паузы.

— Да. Я преподобный Обри Джернингем. Я только что принял этот приход.

— А? Симпатичное местечко.

— Где все ласкает взоры, — сказал преподобный Обри, — и мерзок человек лишь.

Вновь наступило молчание. Мистер Брэддок рылся в уме, ища, что бы такое сказать, и обнаружил, что понятия не имеет, о чем болтают между собой духовные лица.

Он хотел было спросить своего гостя, почему епископы носят на шляпах что-то вроде шнурков для ботинок — тайна, всегда его интриговавшая, — но затем решил, что тот может подумать, будто у него выведывают профессиональные секреты, и оскорбится.

— Как поживает хор? — осведомился он.

— Хор вполне удовлетворителен.

— Это хорошо. Орган в порядке?

— В полном, благодарю вас.

— Чудесно! — сказал мистер Брэддок, чувствуя, что продвинулся вперед. — Знаете, там, где я живу, в Уилтшире, у местных святых отцов все время всякие неприятности с органами. То есть, я хочу сказать, с церковными органами. Меня то и дело доят на органные фонды. Почему бы это? Я часто недоумевал.

Преподобный Обри Джернингем воздержался от философских построений на предложенную тему.

— Так вы не живете здесь, мистер?…

— Брэддок моя фамилия. Уиллоуби Брэддок. Нет-нет, я здесь не живу. Просто зашел. Друг семьи.

— А? Значит, вы не знакомы с… с джентльменом, который живет в соседнем доме? Мистером Шоттером?

— Да нет, знаком! Сэм Шоттер? Один из ближайших моих друзей. Знаю его годы, годы и годы.

— Неужели? Не могу поздравить вас с выбором друзей.

— Как так? Чем Сэм плох? — осведомился мистер Брэддок.

— Только тем, мистер Брэддок, — сказал преподобный Обри, и его подавляемый гнев выплеснулся, точно кипяток из чайника, — что он открыто живет во грехе.

— В чем открыто?…

— Во грехе. В самом сердце моего прихода.

— Я что-то не пойму. Как это — открыто во грехе?