Так держать, Дживз! - Вудхаус Пэлем Грэнвил. Страница 26

— Меня не интересуют кобры.

— Легко вам говорить «Меня не интересуют кобры», — с упрёком сказал Люций Пим. — Вас очень даже интересовали бы кобры, если бы у них не выдернули ядовитые зубы. Кого угодно спросите. Между прочим, ко мне приходила сестра. Ей необходимо с вами переговорить.

— А мне необходимо переговорить с ней.

— «Одна и та же дума в двух умах». Вообще-то она желает побеседовать с вами об аварии. Не забыли, что я собирался ей сказать? Об уехавшем автомобиле? Если помните, мы договорились, что я расскажу ей эту историю, если мне не придёт в голову ничего более дельного. К счастью, в голову мне пришло нечто куда более дельное. Я лежал и смотрел в потолок, и вдруг меня осенило. Видите ли, рассказ об уехавшем автомобиле был шит белыми нитками. Кто поверит, что человека сбили, сломали ему ногу и даже не остановились? Поэтому я сказал, это вы на меня наехали.

— Что?!

— Я сказал, вы стукнули меня своей машиной. Куда более правдоподобно. Очень даже ловко получилось. Я знал, что вы одобрите мою мысль. Любой ценой мы должны скрыть от моей сестры правду насчет Глэйдис. Я попытался облегчить вашу участь, объяснив, что вы были пьяны, когда меня сбили, и поэтому вас нельзя судить слишком строго. Это я здорово придумал. Однако, — тут Люций Пим тяжело вздохнул, — сестра не слишком вами довольна.

— Не слишком довольна, вот как?

— Да, не слишком. И я настоятельно вам советую, если, конечно, вы хотите, чтобы завтра ваша с ней беседа протекала мирно, как следует её ублажить.

— В каком это смысле, ублажить?

— Я бы предложил вам послать ей цветы. Очень даже элегантно. Больше всего на свете она любит розы. Пошлите ей букет по адресу Хилл-стрит, номер три, и, возможно, вам будет легче жить на свете. Видите ли, старина, я считаю своим долгом предупредить вас, что моя сестра Беатрис — настоящая фурия, когда рассердится. Её муж должен вот-вот приехать из Нью-Йорка, и опасность, насколько я знаю, заключается в том, что Беатрис, если вы её не ублажите, не отстанет от него, пока он не подаст на вас в суд за гражданское правонарушение, совершение неправомерного действия и всё прочее. Это может обойтись вам в кругленькую сумму. Лично меня этот Суперсуп терпеть не может, и, предоставленный самому себе, он с удовольствием пожал бы руку каждому, кто сломал бы мне ногу, но он без ума от Беатрис и готов выполнить любую её просьбу. Поэтому я рекомендую вам закупить розы, пока ещё не поздно, и со всевозможной скоростью доставить их на Хилл-стрит, номер три. В противном случае, вы и глазом не успеете моргнуть, как дело Слингсби — Вустер будет слушаться в суде.

Я бросил на него убийственный взгляд, но придурок, естественно, не обратил на это ни малейшего внимания.

— Жаль, вы не подумали о последствиях раньше, — сказал я, стараясь не словами, а тоном выразить своё презрение к наглецу.

— То есть как не подумал? — сказал Люций Пим. — Ведь мы договорились, что любой ценой…

— Ох, ну, хорошо! — воскликнул я. — Хорошо! Хватит!

— Вы, случайно, не сердитесь? — с удивлением спросил Люций Пим.

— О нет!

— Ну и чудненько, — с облегчением произнёс он. — Я знал, вы поймёте, что я принял единственно правильное решение. Это было бы ужасно, если бы Беатрис хоть на секунду заподозрила Глэйдис. Надеюсь, вы замечали, Вустер, что, когда у женщины появляется возможность устроить скандал другой женщине, она ведёт себя в два раза агрессивнее, чем если бы имела дело с мужчиной. А вы, Вустер, являясь особой мужского пола, запросто сможете выкрутиться. Пара килограммов самых свежих роз, несколько улыбок, комплимент-другой — и она растает, как воск. Если не опростоволоситесь, через пять минут вы с Беатрис будете весело смеяться, держась за руки. Кстати, не дай бог, Суперсуп Слингсби застукает вас за этим занятием. Во всём, что касается Беатрис, он ревнив, как чёрт. А сейчас, простите меня, старина, но я попросил бы вас удалиться. Доктор сказал, что день-два мне нельзя много разговаривать.

Чем больше я думал, тем привлекательнее мне казалась мысль послать миссис Слингсби розы. Люций Пим мне совсем не нравился (я скорее подружился бы с тараканом), но его совет был хорош, и я решил им воспользоваться. На следующее утро я встал в десять пятнадцать и, подкрепив силы плотным завтраком, отправился в цветочный магазин на Пикаддили. Я не мог доверить это дело Дживзу, так как считал, что разбираюсь в розах куда лучше, чем он. Выложив несколько фунтов за весьма солидный букет, я послал его вместе с моей визитной карточкой на Хилл-стрит, а затем зашёл в «Трутень», чтобы освежиться. По утрам я обычно не пью, но сегодня был особый случай.

Вернувшись домой примерно в полдень, я удобно устроился в гостиной и попытался настроиться на предстоящий разговор. Уйти от него, само собой, было невозможно, но, сколько я ни твердил себе, что всё закончится благополучно, и мне не раз ещё доведется с удовольствием вспомнить эту историю, когда, состарившись, я буду греться у камина, в голову мне лезли самые мрачные мысли. Всё зависело от роз. Если они ублажат Слингсби, моё дело будет в шляпе; если нет — Бертам попадётся, как кур в ощип.

Часы тикали, а её всё не было. Должно быть, Беатрис любила повалятся в постели, и этот факт вселял в меня надежду. Насколько я знаю по собственному опыту, женщины, вскакивающие с кровати ни свет ни заря, вечно чем-то озабочены. Моя тётя Агата, например, поднимается вместе с жаворонками, а поглядите-ка на неё.

Тем не менее не бывает правил без исключений, и через некоторое время мне стало совсем невмоготу. Чтобы хоть как-то отвлечься от вышеупомянутых мрачных мыслей, я вынул из чехла клюшку для гольфа и начал оттачивать ближний удар, загоняя мяч в стакан, лежавший на полу. Даже если мои дурные предчувствия насчёт Слингсби оправдаются, я, по крайней мере, немного повышу свой класс игры в гольф.

В самый разгар моей тренировки раздался звонок в дверь.

Я поднял стакан с пола и спрятал клюшку за диван. Мне пришло в голову, что женщина, застав меня за легкомысленным — с её точки зрения — занятием, может посчитать, что я не раскаиваюсь в содеянном и не чувствую угрызений совести. Я поправил воротничок, одёрнул полы фрака и чуть искривил губы в улыбке, которая должна была одновременно изображать удовольствие (по поводу её визита) и лёгкую грусть (по поводу сломанной ноги). Посмотрев в зеркало, я убедился, что улыбка получилась. В этот момент Дживз открыл дверь в гостиную.

— Мистер Слингсби, сэр, — объявил он и вышел, оставив нас наедине.

Если б я сказал вам, что мы тут же начали непринуждённо болтать, это было бы неправдой. Шок, который я испытал, ожидая увидеть миссис Слингсби и неожиданно оказавшись лицом к лицу с кем-то абсолютно на неё непохожим, парализовал мои голосовые связки. А мой посетитель, казалось, вообще не желал вести светских бесед. Он стоял молча, с гордо поднятой головой. Наверное, так должен держаться каждый, кто хочет заняться производством никому не известных супов.

Суперсуп Слингсби чем-то напоминал римского императора. У него был пронзительный взгляд и орлиный нос. Он буквально сверлил меня глазами и, если не ошибаюсь, при этом ещё и скрежетал зубами. По какой-то причине я, видимо, ужасно ему не понравился, и, по правде говоря, меня это несколько удивило. Я вовсе даже не считаю, что являюсь одним из обладателей Неотразимой Внешности, чьи фотографии пестрят на обложках рекламных брошюр, но мне не припомнить второго такого случая, чтобы кто-нибудь, увидев меня впервые в жизни, загорелся бы ненавистью до такой степени, что, если можно так выразиться, стал бы брызгать слюной. В компании, когда люди со мной знакомятся, они, как правило, сразу же забывают о моём существовании.

Однако я сделал всё возможное, чтобы сыграть роль радушного хозяина.

— Мистер Слингсби?

— Вы не ошиблись.

— Должно быть, только что из Америки?