Женщины, жемчуг и Монти Бодкин - Вудхаус Пэлем Грэнвил. Страница 16

Перед этим потрясением он был, как выразился бы словарь синонимов, доволен, рад, счастлив, в упоении, в восторге, на седьмом небе. Ходил он на кухню, чтобы отнести туда блюдо из-под крема и замести тем самым следы преступления, а теперь возвращался, словно верный гонец, который пронес важный документ через линию противника.

Ему было чем гордиться, поскольку его падчерица, Мэвис, позвонила как раз перед обедом и сказала, что собирается приехать вечером. Мысль о том, что она повстречает его на лестнице с блюдом в руках была достаточно страшной.

К счастью, все обошлось, но нервное напряжение осталось. Звук, вызванный столкновением Бодкина, бутылок, абажура и косилки раздался внезапно, и Лльюэлин подпрыгнул дюймов на шесть. Сперва ему захотелось поскакать к себе с той скоростью, какую позволит его вес, но любопытство сильнее страха. В чулане кто-то сидел, и надо было узнать, кто. Приложив губы к двери, он сказал:

— Эй!

Услышав это несложное слово, Монти испытал примерно то, что испытала девушка в Канпуре при звуках шотландских дудок. Если помните, она им обрадовалась; обрадовался и Монти. Даже по одному междометию он смог распознать голос, и от мысли о том, что рядом — друг и защитник, красные шарики понеслись по сосудам с такой прытью, словно Монти хлебнул железистой микстуры. Не тратя времени на вопросы, что же понадобилось его спасителю здесь в этот час, он высвободил ногу из-под косилки, снял с головы абажур, прижал губы к двери (конечно, изнутри) и сказал:

— Привет.

— Говорите громче, — отозвался Лльюэлин, — не слышу. Что вы сказали?

— Выпустите меня отсюда.

— Нет, что-то другое. А кто вы?

— Это я, Бодкин.

— Кто, Бодкин?

— Да.

— Тот самый Бодкин, с которым я недавно разговаривал?

— Именно. Монти.

— Что ты там делаешь? Давай рассказывай.

— Меня заперли.

— Кто?

— Грабитель.

— Какой?

— Тут одна девушка грабит дом.

— Да что ты!

— Правда.

— Какая такая девушка?

— Плохая.

— Я спрашиваю, — пояснил мистер Лльюэлин, — потому что сегодня должна приехать моя падчерица. Она сказала, поздно вечером.

— Вы бы меня сначала выпустили!

— Ну конечно, старик! О чем разговор? Только вот, где ключ?

— Он в двери.

— Ах, да. Тогда все просто. А вот скажи-ка, — спросил мистер Лльюэлин, выполнив, как сказали бы на студии, «Эпизод с ключом», после которого Монти вылетел из чулана, словно пробка из бутылки, — эта твоя грабительница, она высокая?

— Не маленькая.

— Блондинка?

— Не разглядел. Темно было.

— Ну, глаза сами светятся. Какие они? Не как у гадюки?

— В этом роде.

— Как она себя вела? Властно? Грозно? Грубо?

— И то, и другое, и третье.

— Так сказать, недружелюбно?

— Вот именно.

— Все ясно, это Мэвис. Вероятно, пошла поздороваться с матерью.

— Ночью?

— Наверное, она приняла тебя за вора, пошла сообщить мамаше, а потом — звонить в полицию.

— В полицию?!

— Я так думаю, уже звонит. На твоем месте я бы скорее лег.

— Сейчас лягу.

— Там они тебя искать не будут. Кстати, а как это все случилось? — спросил Лльюэлин, пока они поднимались по лестнице.

— Я стоял, слушал соловья и вдруг — она.

— Да?

— Говорит: «Замри».

— Почему?

— Да так. Я замер. Потом затолкала меня в чулан.

— А ты не мог что-нибудь сделать?

— Например?

— Ну, свернуть ей шею…

— Нет. Она вытащила огромный револьвер и уперла мне в живот.

— Серьезно?

— Куда уж серьезней.

Мистер Лльюэлин неодобрительно цокнул языком:

— И чему только их учат в нынешних школах!

Миссис Грейс Лльюэлин принадлежала к тем счастливым людям, которые засыпают, стоит им закрыть глаза. Но кое-какие вещи могли спугнуть и ее сон, в частности — внезапный визит дочери, которая, как и предсказывал Лльюэлин, пришла поговорить о грабителях.

Верная себе, Мэвис не постучалась в дверь, а хлопнула ею так, что Грейс спросонья подумалось, что это просто взрыв. Мгновенье-другое сильные выражения дрожали на ее устах, но тут она разглядела посетительницу и успокоилась. Она знала по опыту, что на каждое выражение Мэвис, ответит своим, еще более сильным; и благоразумно начала беседу в мирных тонах.

— Это ты, дорогая? Как поздно!

— Машина сломалась. Я думала, так и не доберусь.

— Ты надолго?

— Нет, завтра утром уезжаю. К этим, в Шропшир. Заехала за вещами. А тебе оставлю вот это — и Мэвис доставала кольт тридцать восьмого калибра, который произвел такое впечатление на Монти. — Возьми, хорошая штука.

Грейс с отвращением на него посмотрела. Роковые женщины в трудную минуту полагаются не на оружие, а на свои чары, и то, что Мэвис назвала «штукой» (положив при этом на кровать), ее нервировало. Она недолюбливала револьверы с тех пор, как первый муж, показывая свои трюки в будущем вестерне, прострелил себе ногу. Косметическая маска задрожала на ее лице, когда она крикнула:

— Убери! Он мне не нужен!

— Ну, ну, — спокойно сказала Мэвис. — Это ты так думаешь. Револьвер должен быть в каждом доме, особенно — в таком, на отшибе. Я предупреждала тебя, что скоро явятся грабители. Что ж, они явились.

— Как?!

— Нашла одного в холле.

— Ой, Господи!

— Все в порядке. Я заперла его в чулане.

— Он задохнется!

— Очень может быть. Так ему и надо! Подозрительный тип с похоронным выражением лица и соломенными волосами.

— Соломенными?

— По крайней мере, мне так показалось. Они торчали дыбом во все стороны, когда я ткнула кольтом ему в живот.

— Он что-нибудь сказал? Объяснил?

— Нет. Такой, знаешь, неразговорчивый. И в каком смысле, объяснил?

— В смысле, что он — Бодкин. Да, конечно. У Бодкина волосы соломенные.

— Какой еще Бодкин?

— Новый секретарь твоего отчима. Я же тебе говорила, что наняла человека, чтобы помогать с этой историей киностудии.

— Это я помню. Что ж, будет ему урок не оставлять по ночам двери открытыми. Всякий решил бы, что он — вор. Но если ты его наняла, я думаю, он не опасен. Все-таки, оставлю-ка я револьвер. Никогда не знаешь, когда он может пригодиться. К примеру, захочешь пристрелить Джумбо.

— Ради Бога, не называй его Джумбо.