Отрава - Вудинг Крис. Страница 57

— Зачем они все здесь собрались? — вдруг спросила Отрава у Паруса, показав на королей и королев.

Парус помялся и прокашлялся. — Иерофант начал писать. Иногда Иерофант сам берется писать легенды. Эта легенда в чем-то важнее многих.

— Но они боятся его. Почему? — Истории Иерофанта — не просто истории, — ответил Парус. — Они многое меняют. Архивариусы ведут записи: то, что мы знаем, попадает в книги из Великой Библиотеки, и они пишут себя сами. Мы можем только наблюдать. Но Иерофант — это творец. Написанное им сбывается, становится законом. Ты уже знакома с законом Амрэ. Когда Иерофант записал его, все короли и королевы вынуждены были подчиниться. И не по собственной воле, а по принуждению. Они не могут отказать человеку в одном приеме, не могут причинить ему вред, пока идет прием. Они не имеют права нарушить этот закон. Амрэ издал его, чтобы к людям относились справедливо в других королевствах, чтобы к ним хотя бы прислушивались. И теперь они ждут, какие законы выйдут после новой легенды, которую сейчас пишет Иерофант. И все дрожат от страха.

— Что он будет делать? — спросила Отрава. — Кто же знает? — пожал плечами Парус.—

А ты, как бы ты поступила? — Я бы придумала великого вождя человечества, — не задумываясь, ответила девочка. — Такого, как Аламбар Берл, даже еще лучше. Того, кто объединил бы нас в борьбе против эльфов, чтобы больше не забирали детей, чтобы люди не гибли на той суровой земле, где нам приходится жить. Я бы сотворила его, дала его нашему народу, чтобы мы смогли отвоевать то, что по праву принадлежит нам.

— Достойно всяческих похвал, — одобрительно сказал Парус. — Как раз то, чего боится Элтар. Хотя знать наверняка нельзя. Легенду не прочесть, пока она не закончена. Как и книги в Великой Библиотеке, ее не увидеть, пока не написана последняя строчка. Только Иерофант знает, что создает.

Пока он говорил, Элтар в ярости отвернулся от горгульи и случайно поднял глаза на балкон. Отрава встретила его взгляд, и король эльфов помрачнел, как грозовая туча. У девушки чуть не остановилось сердце, и лишь с великим трудом ей удалось заставить себя посмотреть на него в ответ сурово и равнодушно. Скридл проследил за взглядом своего господина и побледнел, когда Элтар обернулся на секретаря. Отрава догадалась, что Скридл не сказал королю о побеге людей. Элтар пошел прочь, а Скридл и остальные эльфы засеменили следом. Гругарот ухмыльнулся, когда король эльфов проходил мимо, а карлики, людоеды и тролли, что окружали его, оскалились на эльфов, хотя те с презрением проигнорировали их.

У Отравы на лбу выступил пот. Она с друзьями поступила опрометчиво, придя сюда. Лучше бы Элгар не знал, где она, раз так ждал ее смерти. Да уж, ей было из кого выбирать. Теперь у нее два врага: Элтар и Асинастра.

— Не бойся, Отрава, — напомнил Парус, прочитав ее мысли. — Все гости замка находятся под покровительством Иерофанта. Никто не осмелится навредить тебе.

— Знаю, ты уже говорил, — ответила Отрава, хотя сомневалась в надежности этой защиты.

Она смотрела, как короли и королевы медленно удаляются из залы с разочарованными и сердитыми лицами (те, у кого вообще были лица, конечно).

— Давай, — вдруг произнес Парус. — Хочешь встретиться с Иерофантом?

Отрава моргнула от удивления.

— Но я думала…

— Он не примет никого из них, — сказал Парус и подмигнул. — Но, уверен, он не будет против маленького вторжения с нашей стороны.

Отрава была рада любому предлогу уйти отсюда.

— Ну что ж, почему бы и нет?

Стараясь не шуметь, они вошли в покои Иерофанта. Парус поднес палец к губам, когда они прошмыгнули в боковую дверь, и Отрава бесшумно прокралась за ним. Снаружи стояла стража— горгульи, почти неотличимые от той, что охраняла парадный вход, через который пытался пробиться Элтар. Но эти стражники совершенно не обратили внимания на гостей.

— Их учат пропускать определенных людей, — шепотом объяснил Парус. — Я один из них. А так как ты со мной, то тебя тоже не стали задерживать.

В большой комнате, как и следовало ожидать, все стены были уставлены шкафами с книгами. В углу стояла плюшевая кровать с пологом на четырех столбиках. В громадное круглое окно с переплетом в виде концентрических кругов хлестал дождь. То и дело сверкала молния и гремел гром, но Отрава уже так привыкла к грозе, что почти не замечала ее. С тех пор как они попали в этот мир, буря не ослабевала ни на мгновение.

Иерофант сидел за длинным резным письменным столом и что-то писал пером в толстой книге в кожаном переплете. Казалось, он стар как мир, этот тощий старик с морщинистым лицом и длин— ной, до самых колен, белой бородой. Лысую голову покрывали старческие веснушки и родинки. С плеч спадал плотный плащ из зеленого бархата, скрывая очертания тощего тела.

Отрава долго разглядывала Иерофанта. Кроме раскатов грома был слышен только скрип пера. Иерофант пристально смотрел на бумагу через круглые стекла очков и очень быстро писал. В конце концов он остановился, вздохнул и поднял глаза на гостей. Хоть Отрава и Парус и не выдали своего присутствия ни единым шорохом, старик все это время знал, что они здесь.

— Ах, Отрава! — раздался тоненький надтреснутый голос. — Как я рад видеть тебя собственными глазами. Меня зовут Иерофант Мелчерон.

Отрава неуверенно покосилась на Паруса и церемонно ответила:

— Познакомиться с вами — большая честь для меня. Не знала, что вы ждете моего визита.

— Я всех жду, — сказал старик и постучал по виску морщинистым пальцем. — Знал, что ты придешь. Это я тебя привел.

— Как это? — Отрава не могла скрыть недоверия в голосе.

Мелчерон не ответил на ее вопрос. Вместо этого он поманил ее к себе.

— Подойди сюда. Дай мне посмотреть на тебя. Парус, не мог бы ты оставить нас на минутку?

Тот почтительно наклонил голову. — Я буду за дверью, — сказал он и удалился. Отрава с некоторой опаской шагнула к Иерофанту. Ей не нравилась его манера говорить загадками и ставить собеседника в тупик. А еще не нравилось ощущение, будто он знает больше, чем говорит. Подойдя ближе, Отрава украдкой посмотрела на книгу, которую он писал. Как и сказал Парус, на страницах ничего не было. Но в чернильнице на столе было что-то похожее на вязкую воду. Видимо, этим он и писал.