Лепестки на воде - Вудивисс Кэтлин. Страница 55

Вечер прошел прекрасно! Чаще всего Гейдж танцевал с Шимейн, но время от времени его подмастерья и Джиллиан просили у хозяина позволение покружиться в танце с его спутницей. Если не считать сплетниц и врагов Гейджа Торнтона, горожане спокойно восприняли появление Шимейн на балу. Ничего другого им не оставалось — Гейдж был настороже.

Спустя некоторое время Гейдж склонился к Шимейн:

— Вы не проголодались? Если хотите, можем перекусить.

— Умираю с голоду!

— Тогда пойдем, моя милая рабыня, я поищу для нас удобное местечко и попробую утолить ваш голод.

Гейдж подозвал своих друзей, они заняли стол в глубине зала и начали с аппетитом поглощать принесенное Слаем угощение, обмениваясь шутками и остротами, мастерами на которые оказались Джиллиан и Мэри-Маргарет. За столом то и дело слышался веселый смех, но внезапно над ним, подобно удару тяжелого молота, нависло мрачное молчание.

— Подумать только, каторжница среди добропорядочных граждан! Видно, некоторым невдомек, что они оскорбляют своих соседей, — раздался ехидный мужской голос.

Мгновенно обернувшись, Гейдж обнаружил неподалеку ухмыляющегося Сэмюэла Майерса, а рядом в толпе женщин разглядел носатую Альму Петтикомб. Очевидно, Майерс считал, что в окружении свидетелей оскорбление сойдет ему с рук, но Гейдж с гневным видом поднялся из-за стола, и сплетницы поспешили упорхнуть. Майерс оказался лицом к лицу с разъяренным Гейджем. Шимейн и Слай тут же поспешили вмешаться: девушка осторожно взяла Гейджа за руку, а столяр успокоил:

— Забудь об этом ничтожестве, Гейдж. Не стоит обращать на него внимания.

— Эй ты, болван! Кого это ты назвал ничтожеством? — выпалил Майерс, приближаясь к Слаю.

Джиллиан в восторге выкрикнул:

— Покажи ему, где раки зимуют, Слай!

Подмастерья безудержно расхохотались, когда громадный столяр лениво поднялся на ноги. Чтобы взглянуть ему в глаза, Майерсу пришлось запрокинуть голову. От неожиданности он разинул рот, ахнул, изумляясь ширине плеч и росту Слая, и мгновенно утратил желание язвить.

— Меня зовут Слай Таккер, — гулким голосом известил его столяр.

— Благодарю, не смею больше вас задерживать, — торопливо забормотал Майерс. — Прошу прощения, что потревожил…

Слай сел на место, а Гейдж довольно рассмеялся.

— Умеешь успокаивать задир, Слай! Пожалуй, если я когда-нибудь отправлюсь воевать, то прихвачу тебя с собой. От одного твоего вида враги бросятся прочь, поджав хвост.

Дружеское пиршество возобновилось, а затем вновь начались танцы. Миссис Петтикомб судачила без умолку, Роксанна хмурилась и дулась, но Шимейн и Гейдж не обращали на них внимания. Последний танец они танцевали вдвоем. Распрощавшись с друзьями, Гейдж взял Шимейн за руку и повел ее к конюшне, не замечая, как перешептываются за их спинами городские сплетницы.

Проходя мимо таверны, они увидели, как Фредди выводит за дверь Поттса. Матрос едва держался на ногах, хватался за живот и стонал от боли. Его лоб украшала самодельная повязка, вторая виднелась на кисти руки. Судя по плачевному виду Поттса, ему досталось по заслугам в драке с английскими солдатами.

Спустя несколько минут, в конюшне, когда Гейдж запрягал жеребца, из темноты послышались шаркающие шаги. Гейдж вгляделся в густые тени вдоль стен и увидел Каина, неуклюже ковыляющего навстречу ему. Опасливо взглянув на Гейджа, горбун протянул ему деревянную фигурку цапли, словно пытаясь объяснить причину своего появления. Гейдж кивнул, и горбун повернулся к Шимейн, невнятно пробормотав что-то и подавая ей птицу.

Гейдж быстрее понял смысл речи Каина и объяснил недоумевающей Шимейн:

— Кажется, Каин хочет, чтобы вы приняли эту птицу в подарок, потому что вы — его друг.

Горбун добавил неразборчивую фразу.

— Он вырезал ее для вас, — перевел Гейдж.

— О, Каин, какая прелесть! — в неподдельном восторге воскликнула Шимейн. Несмотря на собственное уродство, горбун чувствовал красоту природы и попытался воплотить ее в деревянной статуэтке птицы. — Вы наделены редкостным даром, Каин! Я с радостью приму ваш подарок и сохраню его в память о нашей дружбе. Спасибо вам.

Шимейн шагнула вперед, и Каин, просияв, удостоился еще одного нежного поцелуя в лоб. После дружеского объятия Шимейн отступила. Видимо, ее поступок вновь смутил Каина: он дотронулся до места, к которому прикоснулись губы Шимейн, и вдруг расплылся в кривой улыбке, обнажающей редкие зубы. Застенчиво попрощавшись, он повернулся и скрылся в темноте.

Гейдж подошел поближе к Шимейн, чтобы рассмотреть птицу. Казалось, он тоже был поражен отзывчивостью спутницы.

— По-моему, вы обрели преданного друга, дорогая.

— Каин очень одинок и заслуживает сочувствия, — искренне произнесла Шимейн. — Мне больно думать о том, сколько бед пережил этот всеми отвергнутый, несчастный человек. Все мои страдания ничтожны по сравнению с его муками. Размышляя о них, я понимаю, что должна благодарить судьбу.

— Ваша доброта облегчила ему жизнь, Шимейн, — заметил Гейдж. — Каин огорчился бы, узнав, что вы печалитесь. Не для того он вложил столько труда в свой подарок. Он хотел доставить вам удовольствие, какое вы доставили ему единственным поцелуем.

Улыбнувшись, Шимейн позволила Гейджу подсадить ее в повозку. Они отправились в путь, торопясь добраться до дому. Сначала Шимейн разглядывала фигурку, подаренную Каином, но так как день выдался утомительным, ритмичное цоканье копыт и легкое покачивание рессорной повозки вскоре убаюкали ее. Несколько раз она резко вскидывала голову, просыпаясь, пока мужская рука не прижала ее к крепкому плечу. Поездка прошла для Шимейн незамеченной, и, даже когда Гейдж остановил жеребца у сарая, она не проснулась.

Гейдж привязал вожжи к передку повозки, откинулся на сиденье и вгляделся в лицо спящей спутницы. Она прижалась к Гейджу, словно впитывая его тепло. Упругая грудь обжигала его сквозь ткань рукава, и Гейдж с трудом удерживался, чтобы не обвести пальцем ее соблазнительные контуры. От Шимейн исходил тонкий аромат фиалок — он почувствовал его в первую же минуту, как только сел рядом с ней в повозке сегодня днем. Весь вечер он с удовольствием ухаживал за Шимейн, но еще приятнее было разглядывать ее, спящую при лунном свете.

Гейдж положил руку на спинку сиденья, слегка обняв плечи Шимейн. Из ее приоткрытых губ вырвался вздох, лаская его лицо. Не задумываясь, Гейдж склонился к ее губам, ждущим поцелуя.

Шимейн снился благородный рыцарь, и она пылко ответила на поцелуй, ощутив волнующее, непривычно реальное чувство. Лицо, нависшее над ней, было скрыто мраком, но Шимейн придала ему знакомые черты — прямой нос, волевой подбородок.

Видение померкло — Шимейн нехотя возвращалась к действительности. На губах остался странный вкус — так иногда пахло от ее хозяина после стакана эля, выпитого за компанию с работниками. Шимейн облизнула губы, впитывая этот вкус, и пожалела о том, что рыцарь исчез. Бесподобный поцелуй!

Отрицать реальность стало немыслимо. Шимейн недоуменно вглядывалась в лицо человека, смотрящего на нее. Неужели он целовал? Или она еще спит? Внезапно она увидела, как его губы растянулись в улыбке, а негромкий шепот убедил ее, что она уже не спит.

— Пожалуй, придется отнести вас наверх.

— Мы дома? — спросила Шимейн, растерянно оглядываясь.

— Да, мы благополучно вернулись домой.

Гейдж обнимал Шимейн, но она не делала попыток отстраниться — от его руки исходило тепло, лежать на ней было удобно и… приятно.

— Сколько я проспала?

Гейдж пожал плечом, и косой луч лунного света проник в повозку.

— Вы заснули, как только мы покинули Ньюпорт-Ньюс. Я думал, вы проспите в повозке всю ночь.

— Мне снился чудесный сон… — вздохнула Шимейн. Положив руку на колени, Гейдж вгляделся в лицо Шимейн, полускрытое тенями.

— И что же вам снилось, дорогая?

Шимейн отвернулась, не желая отвечать. Если это на самом деле сон, то Гейджу незачем знать ее смелые фантазии. А если сон был явью, тогда необходимо забыть о том, что произошло между ними.