Так велика моя любовь - Вудивисс Кэтлин. Страница 46

— Как пожелаете, милорд.

Максим взял плащ и направился к двери, но остановился и обернулся:

— Вам понадобятся туфли и ботинки, чтобы у вас не мерзли ноги. В Гамбурге есть башмачник — вы можете заказать у него все, что необходимо.

— Я поеду туда с Фичем и Спенсом? — невинным голоском осведомилась она.

— Естественно, нет! — со смешком ответил Максим. — Как только вы появились бы в городе, вам пришлось бы запереть их в клетку. Я выполню эту обязанность сам.

— И представите меня как свою племянницу? Если и так, вряд ли вам стоит надеяться, что я буду примерять платья в вашем присутствии.

— Вам нечего бояться, мадам. Я не помешаю. Уверен, портнихе прекрасно известно, каким образом удержать вас.

Раздраженно сведя брови, Илис откинулась на спинку кресла. Что собой представляет эта портниха, если он так спокойно оставляет ее с ней?

Максим собрался было выйти, но девушка задержала его:

— Одну секунду, милорд. — Она пристально смотрела на него, а ее тонкие пальцы беспокойно перебирали мех. — Я хотела бы сообщить, что наняла для нас повара.

На лице Максима появилось подозрительное выражение.

— Вот как? И где же вы его нашли?

— С помощью Николаса.

— Не сомневаюсь, что этому предшествовали ваши страстные мольбы и сладкоголосые уговоры! — отрезал он. Однако его самого страшно удивило, почему эта новость вызвала у него ярость. — Николас никогда не прислал бы мне своего повара, не пообещай я ему взамен чего-нибудь существенного, что, по всей видимости, с большим желанием и охотой сделали вы… — В его голосе зазвучало осуждение. — И это тогда, когда я находился рядом!

— Вас волнуют деньги, которые вы можете потерять, — встряхнув головой, накинулась на него Илис. — Вы не задумываетесь о том, что мы можем умереть с голоду, прежде чем вы отыщете кухарку. Тем, что Николас разрешил своему повару работать на вас, он проявил присущее ему сострадание.

— Это вы так считаете! — взвился Максим. — Неужели вы не видите, что Николас полон решимости заполучить вас…

— В качестве своей жены! — резко закончила за него девушка, вскакивая с кресла. Интуиция подсказывала ей, что Максим подразумевал совсем другое.

Максим тяжелым шагом двинулся к девушке и остановился перед ней, устремив на нее горящие яростью глаза.

— Вы хотели сказать — в качестве своей любовницы! — Его ответ скорее походил на гневный вопль.

Разозлившись, Илис со всей силы толкнула его, но Максим даже не покачнулся, и единственным достижением девушки было то, что одеяло соскользнуло и обнажило ее плечи. Она даже не заметила этого, так как ненависть лишила ее способности рассуждать здраво. Она размеренными ударами била его в грудь, приговаривая:

— Убирайтесь! Вон отсюда!

Взгляд Максима устремился туда, где под сорочкой выступала округлая грудь девушки. Сквозь прозрачную и тонкую, как паутинка, ткань, были видны соски. Это напомнило Максиму, что перед ним — красивая женщина, однако он пришел в бешенство оттого, что она позволяет себе так беззастенчиво обнажаться перед ним. Значит, она так дерзка? Лишена присущей женщинам целомудренности? Смела? Если она демонстрирует перед ним полное отсутствие скромности, то что же тогда будет дозволено лицезреть Николасу?

Однако его гнев на Илис очень скоро угас, уступив место огненной страсти. Но это только разозлило Максима. Сжав зубы, он пытался бороться с возраставшим желанием. Разгоряченная кровь быстрее заструилась по жилам, у него застучало в висках. Сегодня вечером он видел светскую даму с хорошими манерами, ласковую, доброжелательную и красивую. Она показалась ему исключительно привлекательной. Теперь же перед ним была разъяренная фурия, возбуждавшая его до крайности. Ее кожа, освещенная золотистыми всполохами огня, переливалась подобно жемчугу, а соблазнительная ложбинка пряталась от него в тень. Внезапно ему безумно захотелось схватить девушку и дать волю долго сдерживаемой страсти.

Максим стал наклоняться к Илис, совершенно не отдавая себе отчета в том, что делает. Запах свежести, исходивший от нее, затуманил его сознание и подстегнул эмоции. Ему стоило огромного труда сдержать себя.

— Женщина, ты считаешь меня бесчувственным евнухом? — хрипло произнес он. — Прикройся, пока я не пролил твою девственную кровь.

У ошарашенной Илис перехватило дыхание, и она, мгновенно зардевшись, отскочила, торопливо подняла с пола одеяло и завернулась в него. Пристыженная его справедливым упреком и со всей ясностью осознав свою неосторожность, она не сразу решилась посмотреть на него.

Не отрывая от нее глаз, Максим продолжал бороться с собой. Его ноздри раздувались, губы были плотно сжаты.

— Я отправился в Англию за невестой, — наконец процедил он, — и если бы не вы, я привез бы ее сюда, теплую и готовую отдаться мне. Я нормальный мужчина со свойственными ему желаниями, и если вы, мадам, будете проявлять подобную беспечность, то вскоре окажетесь в моей постели. Я не из тех, кто способен оскорбить даму, но теперь, когда Арабелла навсегда для меня потеряна, мне сойдет любая. — Жесткий взгляд его зеленых глаз буравил ее насквозь. — Полагаю, вам, мадам, известно, что многие джентльмены, поддавшись страсти и взяв женщину силой, глубоко раскаивались в содеянном, но было уже поздно.

Он резко повернулся и вышел, а Илис еще несколько секунд ошалело смотрела ему вслед. Однако безудержная ярость, ярким огнем воспылавшая в ее душе, привела девушку в чувство. Подлетев к двери, она в сердцах закрыла ее.

Как он смеет угрожать ей изнасилованием?! Она заперла дверь. Неужели он считает ее какой-нибудь шлюхой, которая будет терпеть все его выходки, вызванные разыгравшейся похотью? Она беспокойно зашагала по комнате.

О небеса, завтра она ему все выскажет! Она сметет его словесным потоком, она постарается своими оскорблениями глубоко ранить его!

Глава 11

Бывший маркиз сидел верхом на своем жеребце, опустив руки на луку седла. Под лесистым обрывом мирно текла река, сжатая покрытыми снегом берегами. Белые снежные шапки, укрывавшие сосны и ели, сверкали в лучах солнца. Изредка между деревьями пробегали зверьки, рыщущие в поисках пропитания.

Максим поднял голову и посмотрел на стаю птиц, порхавших в потоках воздуха. А над ними синело чистое небо. Редкие облачка отбрасывали слабую тень на землю. Но южный ветер, резкими порывами разносивший свое живительное тепло над укутанными снегом равнинами и лесами, не давал им покоя, подхватывал их и уносил с собой. Взгляд Максима медленно скользил от дерева к дереву, однако в мыслях он был далеко. Он видел перед собой горящие синие глаза, ниспадающие золотистой волной прекрасные волосы, бурно вздымающуюся грудь. Эти образы преследовали его. Собственными поступками он загнал себя в ловушку.

Из-за продолжительного воздержания его способность контролировать себя достигла предела, только нечеловеческим усилием воли, подавляя в себе страстное желание схватить Илис на руки и отнести в постель, он удерживал себя от того, чтобы сделать последний шаг, отделявший его от пропасти. Однако воспоминание о своей реакции на ее обнаженное тело и о высказанной угрозе овладеть ею силой вызвало у него болезненное сожаление.

Максим заставил свои мысли вернуться в более спокойное русло. Он задумался о некогда боготворимой им невесте. Ласковая, спокойная и сдержанная, она заслуживала его внимания! Никто не спорил, что по складу характера Арабелла являлась совершенным образцом благородства и безупречной красоты. Он всегда находил успокоение в воспоминаниях о том, как они вдвоем проводили время, напряжение, сковывавшее его, обязательно исчезало. Сейчас же он обнаружил, что все усилия воскресить в памяти облик Арабеллы, тщетны, ее лицо с лучистыми серыми глазами в обрамлении длинных шелковистых светло-каштановых волос получилось каким-то расплывчатым. А губы он вообще не мог представить. Ее нос и подбородок превратились в неясное пятно. Единственное, что осталось в его сознании, была слабая улыбка — согласие на его предложение руки и сердца, с которым он, как требовали правила, сначала обратился к Эдварду. Но эти воспоминания не всколыхнули никаких эмоций в его душе. Неужели Николас наделен сверхъестественной мудростью, если сумел понять, сколь бедна и мертвенна любовь Максима к Арабелле, в то время как сам он пребывал в твердой убежденности, что к действию его побуждает всепоглощающая страсть, достойная того, чтобы отдать за нее жизнь? Может, фон Райан прав в своем предположении? Может, именно жажда мести подвигнула его на похищение Арабеллы?