Лос Анжелес Таймс - Вудс Стюарт. Страница 30

— Что ж, это разумно.

— А сколько ты собираешься заплатить этому еврейскому парню?

— Двести тысяч.

— Лео широко улыбнулся. — Не позволяй ему выкобениваться.

— Лео, даже если он станет выкобениваться, все обойдется гораздо дешевле, чем в случае с Марти Вайтом.

Когда женщины вернулись на свои места и стали садиться, нога Аманды Голдмэн скользнула по ноге Майкла. Он улыбнулся ей и засек в памяти это прикосновение для последующих размышлений.

ГЛАВА 28

Майкл отложил в сторону первый черновик киносценария Тихоокеанские дни и снял телефонную трубку.

— Алло.

— Марк, это Майкл Винсент.

— И что вы скажете? — спросил Адар.

— Скажу, что это чудесно. Вам удалось вытянуть из книги и ее суть, и чувство, и вы сумели прекрасно выстроить книжные диалоги.

— Но…?

— Никаких но. По-моему, ваш сценарий готов для съемок.

— Такого мне не говорил ни один продюсер, — сказал Адар. Тут должно быть что-то еще.

— Конечно, есть кое-что, но это никак не влияет на то, что вы сделали.

— Что именно?

— Ближе к концу вы выбросили апофеозную сцену и заменили ее другой, которая блекнет по сравнению с книжной версией.

— Вы имеете в виду ту сцену, в которой доктор поет для девушки и, тем самым, завоевывает ее сердце?

— Да.

— Майкл, есть две причины, по которым вряд ли возможно осуществить это в фильме.

— Назовите их.

— Первая причина состоит в том, что для современной аудитории это покажется надуманным и слащавым. Вторая — вам не удастся заставить Боба Харта сыграть эту сцену.

— Марк, да, это сентиментальная сцена, я согласен с вами, но она ни в коем случае не слащавая, по меньшей мере, не будет смотреться таковой.

— В таком случае назовите мне кинокартину, где подобные вещи производили эффект.

— Хорошо. Например, Комната с видом.

Адар задумался на мгновенье. — Да, но там никто и не пел.

— Согласен. Но то было время, когда сентиментальность была в моде. События книги Тихоокеанские дни происходят в те же времена, да и герои не сильно отличаются.

— А как насчет Боба Харта? Как вы заставите его на это пойти?

— Предоставьте все мне. Когда придет время, я попрошу вашей помощи убедить его.

— Не знаю.

— Вот что я вам скажу, Марк. Я хочу заключить с вами частную сделку. Сделайте сцену такой, какой она была в книге, и, когда вы увидите ее в фильме, если посчитаете, что она не удалась, мы заменим ее вашей нынешней версией.

— Вы делаете предложение, от которого я не могу отказаться. А теперь скажите, какие еще недостатки вы обнаружили в моем сценарии.

— Не могу найти ни одного. Я уверен, что Боб Харт и, в особенности, Сюзан, сделают кое-какие комментарии, так же, как и директор, но это будет не то, от чего бы пострадал ваш сценарий. Да и я не позволю этому произойти.

— А кто директор?

— Молодой человек по имени Элиот Розен. Чрезвычайно умен и эмоционален, и вам непременно понравится.

— У меня есть право на еще одну черновую версию.

— Не делайте этого. Только вставьте ту сцену, и оставьте все, как есть.

— Господь благословит вас, сынок, — сказал Адар и повесил трубку.

Майкл подумал о том, как все хорошо складывается.

Задребезжал внутренний телефон.

— Да?

— Майкл, — сказала Марго, — вас дожидается сержант Ривера. Я дала ему понять, что у вас плотное расписание, но он настаивает на встрече с вами, если это возможно.

Майкла окатила волна страха.

— Пусть войдет, — приказал он, стараясь говорить, как можно спокойнее.

На сей раз, Ривера явился один. — Спасибо, что согласились меня принять, — он протянул руку. — Я не отниму у вас много времени.

— Рад вас видеть, сержант, — сказал Майкл, пожимая ему руку и приглашая сесть. Другой рукой он сжимал сценарий. — Вот первый вариант Тихоокеанских дней, и он хорош. Похоже, весной мы сможем приступить к съемкам.

— Хорошо, — произнес сержант, погружаясь в кресло. — А я подумал, что стоит посвятить вас в последнюю информацию по делу об убийстве Мориарти.

— Здорово, я весь внимание. Пока что в газетах об этом не было ни слова.

— А я и не передавал это репортерам.

— Вам удалось произвести арест?

— Нет, и не уверен, что нам это удастся.

Майкл с большим трудом сдержал охватившее его чувство радости. — А почему нет?

— Выглядит, как работа мафии, чистая и простая работа по контракту.

— Мориарти был связан с мафией?

— Может, да, может, нет, но кто-то связанный с ней, захотел его смерти, в этом могу вас заверить.

— Рассказывайте.

— Автомобилем управлял парень — «шестерка» из Лас-Вегаса по имени Доминик Ипполито — настоящий бандит.

— Как вам удалось его найти?

— Какие-то туристы обнаружили Доминика на свалке на пустыре возле местечка под названием Двадцать восемь пальм. У нас имелись отпечатки его пальцев.

— Удалось ли найти его автомобиль?

— Тело Доминика находилось в машине. На него было страшно глядеть — автомобиль столкнули в овраг глубиной футов четыреста или пятьсот.

— И это все?

— Не совсем. В машине мы обнаружили еще одни отпечатки, что весьма интересно.

При этих словах сердце Майкла едва не остановилось, но он не подал виду. — Правда?

— Автомобиль был украден. Само собой, там были отпечатки пальцев владельца и его супруги, но еще одни следы были весьма необычны.

— Продолжайте.

— Они принадлежали кому-то, чье имя… — он вынул из кармана свернутый лист бумаги и взглянул на него, потом вручил его Майклу. — Винсенте Микаэль Каллабрезе.

Майкл уставился на свое свидетельство о рождении. — Кто такой? — усилием воли заставил он себя спросить. Он положил бумагу на стол, чтобы Ривера не увидел, как у него дрожат руки.

— Он сын Онофрио и Мартины Каллабрезе, и ему двадцать восемь лет. Это все, что нам известно. А данные — из свидетельства о рождении.

Майкл, вообразивший себя уже в наручниках, увидел искру надежды. — И вы не сумели раскопать что-нибудь еще?

— Ничего, и это весьма необычно. Нет никаких других бумаг на этого парня — ни его номера социальной защиты, ни водительских прав, ни страховок. У малого никогда не было кредитной карточки или открытого счета в банке. И нам известно о нем только потому, что в восемнадцатилетнем возрасте он был арестован за автомобильную кражу. За не доказанностью с него сняли все обвинения, но взяли отпечатки пальцев. Эти отпечатки хранятся в файлах ФБР. Но в его деле нет фотографии. И мне неясно, почему.

Майкл прекрасно помнил. — Вы считаете, нет никаких шансов до него добраться?

— Никаких. Но, почти уверен, он связан с мафией.

— Почему? Потому, что он итальянец?

— Нет. Невозможно в нашей стране, достичь двадцати восьми лет и при этом не иметь никаких документов. Те, кто не имеют документов, пользуются украденными бумагами и существуют благодаря связям с мафией.

— Что вы хотите этим сказать?

— Это, скорее всего, означает следующее: Мориарти в какой-то момент своей жизни имел дело с тем, кто связан с мафией. Между ними происходит инцидент. У него появляется враг. Враг договаривается с кем-то, дает деньги и делает заказ Каллабрезе или кому-то другому, кто связан с мафией. Он был вторым человеком в машине. Он, или кто-то, кого он знает, нанимает Ипполито, чтобы устранить старика, и Каллабрезе сопровождает его, чтобы лично удостовериться, что все пройдет по сценарию. А потом, когда все кончено, Каллабрезе убивает Ипполито и оставляет тело на пустыре, чтобы никто не узнал о заказе на убийство. Единственно, чего не предусмотрел Каллабрезе, он не стер отпечатки собственных пальцев в машине. Это позволяет мне сделать на его счет кое-какие выводы.

— Какие выводы?

— Что не он организатор этого дела. В противном случае, он бы постарался лучше замести следы.

— Понимаю.

Ривера прав. Он был так глуп. Но его так напугала сцена преступления, что в ту минуту ему и в голову не пришло подумать об отпечатках пальцев. — Итак, что вы собираетесь предпринять теперь?