Риск - Вулф Джоан. Страница 98

Робину не хватало одного месяца до трех с половиной, но я прикусила губу и промолчала.

Переодеваясь к обеду, я думала о том, что мне рассказал Филип о судебном процессе над королевой. Суд может продлиться месяцы, и если Филип твердо решил не пускать меня в Лондон, я не увижу его теперь очень долго.

Меня эта новость чрезвычайно огорчила.

Не то чтобы я скучала по Лондону. Нам чудом удалось избежать скандала, связанного со смертью мистера Говарда, но для нас это были тяжелые времена. Я рассказала следствию, что Говард признался, что хотел меня убить, а затем Клэвен представил суду человека, который под присягой заявил, что Говард нанял его, чтобы тот убил моего отца. А потом от ростовщиков, которые набросились на овдовевшую миссис Говард, словно стая паразитов, всем стало известно, как отец шантажировал несчастного молодого человека.

Но весь этот ужас был позади, и мы с Филипом были рады удалиться на время в Уинтердейл-Парк. Вскоре страсти вокруг скандального дела немного поутихли, и теперь мы могли спокойно вернуться в Лондон. Филип посещал заседания парламента, когда там шли дебаты на интересующие его темы, и мы всегда появлялись на нескольких званых вечерах в течение сезона. Я иногда ездила в Лондон за покупками, поскольку магазины в Суррее не могли сравниться с лондонскими.

В основном же наша жизнь протекала в Уинтердейл-Парке и его окрестностях. У нас появились очень приятные знакомые в соседних поместьях, и хотя Уинтердейл-Парк считался самым роскошным домом в округе, ни Филип, ни я никогда не брезговали обществом простых, но добродушных и милых людей.

Мы время от времени навещали Кэтрин и лорда Ротерэма. Их сын был на полгода младше Робина, и дети очень дружили между собой. В скором будущем Кэтрин ожидала еще одного ребенка, и я обещала приехать, как только ей подойдет время рожать.

Леди Уинтердейл царствовала между вдовами в Бате. Мы с ней ни разу больше не виделись, что нас вполне устраивало.

Но этот процесс над королевой грозил нарушить столь приятное и неторопливое течение нашей жизни.

Сидя за обеденным столом с Филипом, я спросила его:

— Как ты думаешь, сколько времени продлится судебное разбирательство?

Он слегка подул на суп, чтобы его остудить.

— Боюсь, что долго.

— Значит, я тебя не увижу все это время?

Он покачал головой.

— Я буду приезжать домой, Джорджи. Судебное заседание будет проходить не каждый день, а Уинтердейл-Парк расположен сравнительно недалеко от Лондона. Вот те бедняги, что живут в северных и западных провинциях, основательно там застрянут.

— Но я могу приехать без детей, — осторожно заметила я.

Он решительно тряхнул головой.

— Ты не представляешь, что там творится. Лондон на грани революции. Каждый день на улицы выходят огромные толпы народа, несущие знамена, как накануне кровавой расправы в Питерлоо. Днем и ночью лондонские улицы оглашаются криками: «Долой короля! Долой королеву!» — Он снова покачал головой. — Я не хочу, чтобы ты туда приезжала.

Лицо его приняло непреклонное выражение.

Я обожала моего мужа, но некоторые черты его характера меня раздражали. Во-первых, он постоянно указывал, что мне делать. А во-вторых, всегда замыкался в себе, если его что-нибудь тревожило. Даже после пяти с половиной лет совместной жизни мне с трудом приходилось выуживать из него причину его беспокойства.

Да, с привычками бороться трудно.

— Ну хорошо, хорошо, — ворчливо согласилась я. — Я останусь в Уинтердейл-Парке, если ты так хочешь. Но, надеюсь, ты приедешь, как только это будет возможно.

Он сверкнул на меня глазами.

— Можешь рассчитывать на это, любовь моя, — сказал он.

Я покосилась на стоявших у буфета лакеев и опустила глаза в тарелку, чтобы никто не заметил ответного блеска в моем взгляде.

После обеда мы, как обычно, погуляли по парку с собаками. Затем играли в шахматы, пока не внесли поднос с чаем. Потом настало время ложиться спать.

Пришла пора для самого глубокого и интимного единения, которое существовало в нашем союзе. Мы прильнули друг к другу в супружеской кровати с пологом, в которой зачали наших очаровательных детей, и я ощущала невыразимую радость женщины, которая счастлива и уверена в своем счастье.

Он целовал мне шею и плечи.

Я глубоко вздохнула.

— Счастье — это так сложно, — пробормотала я.

— Вовсе нет, — сонно отозвался он. Филип всегда засыпал почти сразу после любви.

— Нет?

— Нет. — Он задул свечи, и в комнату через открытое окно устремился лунный свет. — Счастье — это очень просто, — сказал он.

— Так что же это такое, Филип? — с любопытством спросила я.

— Счастье — это ты, Джорджи, — ответил он.

Глаза мои наполнились слезами. Как приятно это слышать! Я чмокнула его в щеку, но он уже спал.

Я смотрела на своего мужа при свете луны. Он лежал на спине, волосы его чернели на белоснежной подушке, а широкие плечи занимали почти половину кровати.

Почему он все время засыпает на спине? Ведь в таком положении он храпит.

Я поцеловала его в плечо, легонько ткнула в бок, чтобы он перевернулся, удобно устроилась под одеялом и погрузилась в безмятежный сон.